Слегка морщась от жара, он кочергой разворошил угли в середине каминной топки, установил треножник и поставил на него блюдце. Матрёна смотрела на всё это и от волнения теребила висевший на груди амулет. Девушка молчала, немного испуганная и очень заинтригованная происходящим. Антон мысленно обратился к стихиям. Его призыв был в чём-то сродни деринийскому, но очень сильно переделанному под него самого. Он также подключал стихии для свидетельства и охраны, но не обращался к персонажам христианского пантеона. Вместо этого он именовал их напрямую и просил: «Встань на страже!»
– Воздух, встань на страже!
Из какой-то незаметной щели дунуло сквозняком, пронесло по залу, заплясали огоньки свечей.
– Огонь, встань на страже!
Согласованно рванулись вверх языки огня.
– Вода, встань на страже!
Внезапно стала слышна стучащая за окном капель.
– Земля, встань на страже!
Ничего не произошло, кроме того, что помещение разом приобрело вес и тяжесть, как будто ощутив тяготение Земли.
Старт!
Чёрный развернул свиток с написанным заклинанием. Он начал медленно читать его при свете огня, давая каждому слову приобрести свой собственный вес и открыть все свои значения. Время от времени он отрывался от текста, чтобы посмотреть в глаза Матрёне. Девушка в ответ не спускала с него глаз.
Мне глаз Твоих не высказать в стихах,
В них Свет такой, что тьма в зрачке глубоком.
Вся жизнь моя лишь в Них, преодолею прах.
Я в Них лечу, как в Космосе далёком.
Мне совершенства Их словами не объять,
Они сжигают сердце нежным током.
Есть Цель одна – мне только Ими стать,
И говорить о Них, и быть о Них пророком.
В Них искорки, как молнии Отца,
В Них Матери любовь, темнее ночи.
В Них Дочь, Любимая, в Них Бога три лица,
Вселенная в них отразилась точно.
Кто Их узнал, тот Ими обречён,
Он не жилец в своей убогой жизни.
Его удел теперь – Космический огонь,
Или огонь в аду, под звук унылой тризны.
Лицо Матрёны постепенно бледнело. Её глаза вспыхнули и застыли, лишь метались отражённые в них язычки пламени. По её щеке медленно сползала слеза. Антон отложил свиток, взялся за нож и сделал недлинный разрез на своём левом предплечье. Показалась кровь. Он обмакнул в неё гусиное перо, подождал, пока канал наполнится, и размашисто расписался под текстом. Следующим движением он отхватил прядь своих волос и тут же отправил её в огонь. Раздался шипящий треск, метнулся сноп искр и исчез в пропасти дымохода. Девушка отпрянула от камина, её начала сотрясать пока ещё едва заметная дрожь.
Чёрный огляделся, словно что-то искал, но не нашёл и снова взялся за нож. От своей майки он отрезал узкую полоску ткани. Потом снова свернул в трубочку лист с текстом, обвязал этой импровизированной лентой, немного посмотрел на него в полном молчании и бросил в огонь. Теперь Матрёна дрожала сильнее. Антон жестом указал на висящее у неё на груди сердце. Девушка замерла, как будто окаменела сама. Не задумываясь, Антон сорвал с пояса свой раскладной нож и в одно движение срезал часть чехла с ремешком. Он поймал выпавшее ему на ладонь сердце, и оно замерцало матовым чёрным светом. Медлить было нельзя. Уверенным движением он протянул руку в огонь и положил артефакт точно в центр раскалённого блюдца. И тут же отдёрнул руку, спасаясь от обжигающего жара.
Теперь они оба смотрели на чёрный комочек, лежащий на чугунном кружке. Прошла минута, затем другая, ничего не менялось. Сердце действительно казалось каменным, а не сделанным из особого, но всё-таки пластика. Антон ожидал, что оно просто расплавится и растечётся бесформенной лужей, как воск, но ничего подобного не произошло. Вместо этого сердце наконец треснуло с сухим резким щелчком, и из него вырвался изумрудный язычок пламени. Теперь уже и у Антона глаза полезли на лоб, хотя он не позволил себе испугаться, зато Матрёну колотила крупная дрожь. Зелёное пламя вырывалось из артефакта и исчезало в тёмной арке дымохода, пластик постепенно выгорал изнутри, пока от него не остались только чёрные плоские угольки.
Теперь Антон взялся за кубки. Он недолго думая срубил ножом горлышко бутылки вина и наполнил их «Молоком матери». Из своего кубка он плеснул немного в огонь, другой передал дрожащей девушке. Они оба сделали по глотку. Вино оказалось редкостной гадостью, всё же ему не пошло на пользу замерзание и оттаивание в недрах сундука, но это не имело значения.
Стоп. Ритуал завершён. Чёрный поблагодарил и отпустил стихии. Ничего особенного он не чувствовал, разве что некоторую внутреннюю свободу, как будто исчезли некие не слишком осознаваемые им до того преграды. Его больше ничто не сдерживало. Матрёна постепенно успокаивалась и согревалась, перестала дрожать. Конечно, это не была дрожь от холода, в зале сейчас было очень жарко, но и она прошла от тепла. Обоим захотелось есть, они приговорили навязанные Матрёниной матерью мандаринки. После чего обоих же неудержимо потянуло в сон. Конечно, их разморило и от тепла, и от еды, и от капельки алкоголя, но Антон знал – всё это признаки правильно отработанного ритуала. Чёрный опустился на шкуры у камина, голова коснулась подушки, и последнее, что он смутно ещё ощутил, – это что рядом пристраивается засыпающая Матрёна. Дальше был провал в черноту с полным отсутствием сновидений.
Антон проснулся от странного шипящего звука. Несколько десятков секунд он лежал, вслушиваясь в темноту, едва подсвеченную красноватым заревом от остывающих в камине углей, пока не понял, что это где-то сильным потоком льётся вода. Звук шёл со стороны кухни. Он вскочил и кинулся туда. Включил свет, рванул дверь и замер на пороге: вода хлестала изо всех щелей. То же самое, судя по звукам, творилось и в ванной. Прибежала перепуганная Матрёна, не успела затормозить и врезалась в Чёрного, вытолкнув его с порога. Антон оступился, шагнул в ледяную воду и тихо охнул. Терять было уже нечего, как был, босиком, он пошёл разбираться – откуда свалилась напасть. Всё оказалось ужасно просто – они вчера так хорошо обогрели дом, что пробки льда в водопроводе и трубах отопления растаяли. Этому помогла и оттепель на улице. Теперь вода била изо всех разорванных труб одновременно, на глазах заливая дом. Действительно, ужасно: чем всё это можно было заделать, Антон не мог и предположить. Он метнулся из кухни в ванную, пытаясь найти, где расположен кран, перекрывающий весь дом сразу. Нет, там его нет. Снова вернулся в кухню, обежал весь периметр, заглянул во все заслонённые кухонной мебелью уголки. Где же он может быть? Этого он не знал – хозяйством, и водоснабжением в том числе, всегда занимался отец. Матрёна носилась следом за Чёрным, тоже по щиколотку в воде, пытаясь чем-нибудь помочь, и только путалась под ногами. Они оба были уже мокрые и стучали зубами. Антон подумал, что это будет последний кирпич для его и так пошатнувшегося здоровья.
Вода поднялась уже почти до колен, угрожая залить также зал и пол спальни. Ах да! Только сейчас Антон вспомнил, что вроде бы отец говорил, что кран находится в подполе. Он побрёл в коридор, отыскивать ведущий туда люк. В коридоре тоже стояла вода, хотя оттуда она просто обязана была уходить в подвал – люк никогда не делали герметичным. Нехорошая мысль закралась в голову Чёрного и подтвердилась полностью, когда он вытянул люк из воды: подвал был залит по самую крышечку. Это же сколько времени должен был длиться потоп?! Но что толку гадать, когда вода всё ещё хлещет, и её становится больше и больше. Антон набрал воздуха, скинул майку на руки Матрёне и ухнул в ледяную купель. В первое мгновение зашлось сердце, но не остановилось, выдержало, продолжило старательное тук-тук.