– А о Чёрном тоже вы ему рассказали? Откуда ему вообще известно о группе и псевдонимах участников?

– Так на форуме и в книгах написано! – Ксю смотрела на него большими честными глазами и недоумевала, как можно не знать такой простой вещи, как состав группы «Неман».

– Да, верно. – Люминос смутился от своей недогадливости и чуть сбавил обвинительный пыл. – Вы действительно занимаетесь ОСами?

– Да, немного, – подтвердила Ксю. – Только у меня не очень получается. У меня без осознания интересные вещи выходят. Сначала вижу во сне, а потом так оказывается на самом деле.

– Как «так»? Как вы говорили о дерини?

– Да, но не только. Я про вас достаточно много знаю, из снов. Про Чёрного – что он не умеет видеть, это ведь так?

– Так, – сухо признал Леонид и кивнул в глубину парка. – Пройдёмся?

– Да, хорошо. – Ксю послушно свернула на боковую тропу. – Чёрный не видит, однако он один из руководителей, в результате его действия отзываются на всей группе. Я не могу сказать сейчас конкретно, надо вспоминать, но я помню само ощущение, как я это всё поняла.

– Действия любого из нас отзываются на всех – это само собой разумеется. – Леонид шёл позади девушки и не видел её лица, но так ему было удобнее воспринимать степень искренности её слов. Он видел, что сейчас она говорит то, в чём уверена.

– Ещё Онил ваш. – Ксю фыркнула. – Нет, он хороший, он очень хороший, но ещё такой маленький! Такой наивный и порой совсем несерьёзный. Это же так?

– Бывает. – Факты пришлось признать.

– Поймите, я вас всех очень уважаю, и вместе и по отдельности, и мне очень жаль, что сейчас вы идёте в тупик. Я это вижу, но ничего не могу никому объяснить. Матрёна меня не слышит, она со своим Чёрным всякий ум потеряла!

– И вы решили рассказать это всё мне? – Леонид постарался спросить как можно резче, как на допросе, чтобы увидеть, какая реакция последует на его слова.

– Да! – Ксения остановилась и обернулась. – Вы кажетесь мне наиболее спокойным и разумным, вы можете выслушать до конца и задуматься над чужими словами, а не станете сразу же отрицать всё, что вам не нравится. Вы можете на самом деле всё изменить, я знаю, можете вернуть группу!

– Что же, по-вашему, нам следует изменить? – с заметным сарказмом спросил Леонид.

– Нужно развернуться! – Ксения, похоже, действительно чувствовала себя маленькой мессией. – Сейчас о вас знает множество людей, но знают лишь о том, что написано в книгах и что вы говорите по телевидению. Но это же коммерческие передачи! Журналистам нужны лишь сенсации, громкие истории, им не нужна правда и настоящие серьёзные исследования. Простой зритель на науку не станет смотреть, ему скучно.

– Мы стараемся говорить с людьми на их языке, – принялся объяснять Леонид.

– Да, именно! – Казалось, Ксю ждала этих слов. – И вы перестаёте говорить на научном. Вас знают, как героев острых «историй», но вас больше не знают как исследователей. Когда последний раз обновлялся ваш сайт? Когда была последняя экспедиция? – Ксю упёрла руки в бока и постукивала носком узенького сапожка, как строгий профессор, распекающий нерадивых студентов.

– Недавно была. – Леонид улыбнулся забавной картине. – В прошлом месяце.

– И кто об этом знает? – продолжала атаку Ксю. – Кто знает, что вы делаете на самом деле? Что есть, кроме общедоступной легенды? Вы сами себя дискредитировали этой рекламой, неужели никто этого не понимает?!

«А ведь она не так уж и не права, – подумал вдруг Леонид. – Мы действительно несколько увлеклись пиаром, за ним не стало видно настоящей работы».

– А если понимает, то что? – В конце концов, надо же выяснить, что хочет от него эта странная девушка.

– То почему ничего не делает? Почему это всё допускается?

– Во-первых, у нас никто не может принимать решения в одиночку – это один из наших принципов, – начал Леонид.

– Но ведь это же неразумно! – немедленно перебила Ксю. – Так не могут жить настоящие организации, так нельзя ничего достичь. Это уровень обычной тусовки. Не зря во все времена было единоначалие, и в государстве и в армии обязательно. Не бывает совета командиров, такая армия не живёт.

– Вы не забыли про демократию? – возразил Леонид.

– Демократию?! – Ксю просто вскинулась при этих словах. – Да оглянитесь же вокруг! Вот она во весь цвет, демократия! Никакого порядка. Вы действительно этого хотите? Слова и слова, которым уже никто не верит, над которыми смеются, – это ваш идеал? Это то, к чему вы теперь стремитесь?

– Ксения, вы не слишком много на себя берёте? – Он попробовал поставить критиканку на место.

– Нет, я просто вижу. Я вижу и знаю, что будет, если ничего не изменится. – Сейчас она говорила без всякой агрессии и напора, её голос погас и повзрослел на десяток лет. – И я просто попробовала хоть что-то сделать, предупредить.

– А вы видите, что следует сделать, чтобы результат изменился?

– Да. – Ксю все так же негромко и монотонно принялась перечислять: – Вам нужно изменить взгляды на жизнь, стать более внимательными к окружающему миру, к тому, что происходит на самом деле, более внимательными к людям, живым настоящим людям, а не к идеям о них, которые вы придумали. Вам всем нужно больше гибкости, изменчивости, эластичности. Вам нужно больше чёткости и наглядности, это не значит рассказывать всем и всё, но если вы исследователи, то любой должен иметь возможность обратиться к вам за информацией. Это должно быть отработано и просто. Вам нужна структура, а не просто кружок друзей, или вы так и останетесь кружком, не больше. Конечно, если вы действительно хотите серьёзной организации. Не нужно мне ничего отвечать сейчас. Я прошу только подумать над моими словами.

– Хорошо, я подумаю, – отвечал ошарашенный Леонид. Он никак не ожидал встретить в парке не заигравшуюся девчонку, а настоящую ясновидящую. Или всё же не ясновидец, а… Леонид не успел завершить мысль, зазвонил телефон. Он извинился, ответил, выслушал сообщение и стал прощаться.

Матрёну потряхивало, она уже битый час беседовала с Чёрным, но беспокойство никуда не ушло. Она пыталась разобраться, что с ней такое, откуда этот всплеск эмоций, волна сомнений, ведь всё уже решено. Или нет? Или до самого последнего шага всё так и останется смутным, неопределённым и почти нереальным, как в затянувшемся сне? А когда сон кончится? Что будет с ними, если закончится этот сон и они просто проснутся в жёстком ясном мире, в котором нет слов «возможно», а есть только «так должно быть»? В котором они всего лишь песчинки у реки времени, ничтожные, возомнившие о себе песчинки. Ей было страшно.

– Я боюсь всего! Нет, не всего, боль есть сейчас, боли будет больше. Будет одиночество. Вот чего я боюсь, не боли. Нужно разбираться, разбираться сейчас.

– Мы разбираемся, мать. Мы именно это и делаем.

– Если Нечто ввёл меня, значит, он всё предусмотрел. Зачем ему привлекать человека, чтобы в результате он сильно страдал? Проводить через стресс, открываться? А? Чтобы я потеряла веру в людей? Веру в любовь? Стала бы сумасшедшей? Ведь не может такого быть, Антош, правда?

– А если я разберусь и в результате останусь с Татьяной? Этого ты не боишься?

– Если так, то пусть это будет на совести Нечто! Для меня контакт – это на всю жизнь, я уже не смогу быть простым человеком. А если ты будешь с Татьяной, то я никогда больше не смогу никому доверять. Кто поверит моим рассказам? Любой начнёт успокаивать и тут же в психушку звонить.

– Если ты будешь в контакте, то человеком уже не будешь, забыла?

– Я буду не человеком только с тобой. Одна не смогу. Но мы ещё не в контакте. Антош, я сама не знаю, что думать и делать что.

– Разбираться, как ты сказала. И в первую очередь нужно разбираться с Кали.

Ну вот, давно бы так. Когда Чёрный поставил конкретный вопрос, Матрёша почувствовала, что её стало отпускать. Тревога свернулась и змеёй уползла куда-то внутрь, притаилась до следующей атаки.

– Может, Кали – избранница Нечто?