– Ладно, хватит с неё, пошли.

Запищала, открываясь, входная дверь. Матрёша прижалась к стене коридора, судорожно соображая, что делать, если эти люди сейчас начнут ломиться к ней в дверь? Звонить в милицию? Где её телефон? Она бросилась в комнату, схватила сотовый телефон и замерла, готовая при первом звуке с лестничной клетки набирать ноль-два. В подъезде было тихо. Мимо проехал лифт, остановился на два этажа выше, там же стукнула открытая и закрытая дверь: кто-то из соседей пришёл домой. Матрёна перевела дух.

Снова запищал домофон.

– Кто там? – резко выкрикнула она и услышала:

– Это я, Лариса. Ты чего орёшь?

– Заходи.

– Мотька, ты чего такая испуганная? – полюбопытствовала Лариса, отдавая конспект.

– А ты никого не видела во дворе? – быстро спросила Матрёна. – Возле подъезда?

– Нет, – опешила Лариса. – Я за Шляпкой смотрела, но вроде никто не входил.

Матрёна не стала ничего объяснять подруге, вцепилась в конспект и сказала, что ей нужно учиться. Лариса пожала плечами и ушла. А Матрёша ещё полчаса восстанавливала дыхание, унимала нервную дрожь и пыталась заставить себя понять, что же написано в лекциях и что оттуда ей нужно учить.

– Антош, ну вот прикинь, как в метро когда едешь и то ли спишь, то ли нет, за станциями следишь, а сам где-то витаешь. Представил?

– Представил.

Они по поводу хорошей погоды устроили дальний поход вдоль канала им. Москвы – пока не закончится набережная.

– Вот, я не сплю ещё, но уже и не совсем наяву, и вдруг чувствую… Как бы это описать понятно?

– Уж опиши как-нибудь.

Антон искоса любовался девушкой: на фоне замерзшего канала и заснеженных деревьев она выглядела настоящей Снегурочкой в своей лёгкой пушистой шубке и пушистой песцовой шапочке.

– Как будто я не там, где я засыпала, не у себя, а там, где ты, и я – это ты, понимаешь? Вместе с тобой, но не рядом, а совсем вместе. Как одно. Наверно, это и есть то, что называют «слияние». Это только начало было, лёгкость полная, невесомость, моего тела как будто совсем нет, то есть не чувствую. И тут позвонила мать. И всё кончилось. – Матрёна сокрушённо поникла. – Такая жалость! А ты что-нибудь чувствовал? – подступила она к Антону.

– Увы. – Он покачал головой. – Я засыпал как раз и никак не мог заснуть, пока совсем не проснулся.

– Жалко. Представляешь, мы как будто как сиамские близнецы стали, только не руки-ноги, а… – Она задумалась, покрутила головой и закончила: – Такого у меня ещё никогда и ни с кем не было. И с тобой тоже.

– Да, – зачем-то согласился Антон. – Надо бы повторить.

– Это не эмоции были, – продолжала объяснять Матрёна. – Совершенно чёткие изменения. Но если я одна буду это чувствовать, то так не пойдёт!

– Я тоже попробую, – пообещал Антон. – Может быть, выйдет.

– И Брюс говорил, что сначала слияние, а потом контакт. А если мы придём к контакту «порознь», ничего не произойдёт. Понимаешь?

– Понимаю. Всё понимаю. – Он театральным жестом прижал руку к тому месту, где находится сердце. – Но не совсем! Так на что это было похоже?

– Полное растворение. Но и полное осознание, что всё происходит только во сне. Хотя оно не во сне было! А я не поверила, до конца не поверила, слишком невероятно. Но я чётко знала, что всё равно что-то случилось и дальше будет всё по-другому.

– Растворение где?

– Друг в друге. Очень сильное ощущение.

Матрёша обогнала Чёрного и пошла впереди него. Она вспоминала пережитое и искала ещё какие-либо важные его черты, чтобы пояснить Антону то, что, как ей показалось, он всё-таки не понял. Чёрный тоже обдумывал её рассказ, в нём возникало если не осознанное понимание, то внутренний отклик и всплывали ассоциации.

– «Только Великое Нечто может быть материальным и нематериальным одновременно. Оно существует на всех уровнях времени и пространства. Оно первопричина всего, кроме самого себя. Взять его может тот, кто сам одновременно находится в двух состояниях, совмещая в себе двух непримиримых врагов – дух и материю», – процитировал он одну из ещё недочитанных книг.

– Это откуда? – обернулась и округлила глаза Матрёна.

– «Великое Нечто подчиняется тому, кто не осознаёт его природы», – нагнав девушку, продолжил вещать Антон.

– Ого! – Она развернула Чёрного, предлагая пуститься в обратный путь. – Что-то быстро у нас всё это выходит. Я по ощущению ожидала подобного через полгода. Может, мы начинаем работать со временем? А?

– Слишком просто выходит. – Чёрный поморщился.

– Я думаю, сложное ещё впереди. Я о настоящем слиянии. – Теперь девушка говорила тихо и чуть печально.

– Похоже, мы попали с тобой на волну. Когда одни волки кругом, остаётся одно – сливаться!

– Слияние от неизбежности неполноценно. – Матрёна смотрела под ноги, как будто ей нелегко даются такие слова. – Я только укрепляюсь в отношении к тебе. А ты… «сердцу не прикажешь». – Она повторила сказанную им как-то в пылу спора фразу.

– Матрёш, если я добавляю молоко в кофе – это неизбежное слияние. При смешивании у кофе и молока нет шансов лечь разными слоями. Понимаешь?

– Может быть, ты и прав. Но расклад такой: либо мы находим Храм и получаем всё, и мучения заканчиваются. Либо мы ничего не находим и ничего не получаем, и, как ты сказал, мой удел будет вечно страдать. Но… – Она гордо вскинула голову. – Уж лучше попробовать, чем потом жалеть о несделанном!

– Не-э-э! – с энтузиазмом возразил Антон. – Страдать будем, если наши души вместе не сольются!

– Вот и я о том. Я ещё поняла, что мне ни один человек на свете, кроме тебя, не поверит. В то, что со мной происходит сейчас. А если мы разойдёмся… – Она замолчала на полуслове и продолжала уже о другом: – Сейчас я всё дальше отхожу от людей, полный барьер.

– Мы не можем просто так разойтись, как ты не понимаешь? – Антон заговорил резко и с некоторым нетерпением. – Неужели ты не поняла, как тут с девушками выходит? Начиная аж с той самой Наташи.

– Что её хотели к тебе?

– Да! Именно так выходит.

– Все Силы раскусили, что для контакта нужна девушка, и стали подставлять своих кандидаток?

– Ариста именно так говорила.

– Да, точно! Я же перечитала её. Антон? – Матрёша вдруг посмотрела на него почти с испугом.

– Что такое? – удивился Антон.

– Мне нужно было тебе кое-что сказать. Но я не могла решиться. Мне показалось однажды… В общем, это опять голос был, но очень нечёткий, слабый. Почти на грани с мыслями. Я даже думала, что, наверно, я сама придумала всё, из ревности или ещё как. Но это был всё же Седой, сейчас я уже так думаю.

– Да что сказали-то? – Чёрный не понимал, что могло заставить обычно прямолинейную девчонку мяться и ходить кругами. Он уже начинал злиться. Матрёна почти минуту молча шагала рядом с ним, набираясь решимости.

– Твоя Татьяна до сих пор под воздействием тех Сил, что управляли Снежным! – выпалила она и стиснула зубы, ожидая реакции.

Чёрный молчал.

– Она будет держаться за тебя до последнего, – звенящим от волнения голосом заговорила Матрёша. – Потому что с неё считывают информацию о тебе. Любую. О твоём состоянии и что ты делаешь. Я это две недели уже сказать не могу.

– Уходить не буду, – тут же отозвался Чёрный и замолчал снова.

Они мрачно брели по аллее, не замечая больше ни солнца, ни сверкания снега. Антон чуть сильнее обычного опирался на трость, Матрёна волочила ноги, оставляя полосы на дорожке.

– Не хочу причинить ей боль, – то ли оправдываясь, то ли объясняя, проговорил Чёрный.

– Это понятно. Она человек, а они нет, они почувствуют раньше. Понимаешь? Они и так уже меня учуяли.

– Ты думаешь, они перейдут к активным действиям?

– Они могут до тебя доставать через неё. Поэтому стараются тебя удержать всеми силами.

– Что им это дает?

– Как что дает? Информация с тебя читается, уровень твоей силы смотрится. Может, на меня они не обращают внимания пока, но за тобой следят.