Прапорщик хрюкнул, и рухнул на водительское сидение, как подкошенный. Кирилл неспешно оглянулся, взял торчащие ноги прапорщика и запихал его в машину, перекинув бесчувственное тело на пассажирское сидение. За руль сел сам.

Выдернув из специального кармашка на портупее прапора наручники, он приковал его к ручке, которая есть в каждой машине — на потолке, завёл патрульную машину, включил сирену, мигалку и выскочил на Кантемировский мост… На «Петроградку»…

Когда прапорщик открыл глаза, он, по началу, не понял, почему он едет на пассажирском сидении, в неестественной позе. И от чего у него так ломит затылок. А потом он вспомнил. И первыми его словами были:

— Ссссукаа.

— Сука, это ты, — Жёстко ответил Китяж, — Ты, и такие как ты.

— Я — сотрудник органов… Тебе червонец светит…

Всё то вы, сотрудники органов, червонцами меряете, — усмехнулся Тяжин и, взяв, громко рявкнул в «матюгальник», — ПРИЖИМАЕМСЯ В ПРВО!!! — Он уже мчался по Большому проспекту Петроградской стороны, — А мне… Поверь, максимум, что мне светит — трёшник.

— Нееее, — затряс головой прапор и начал перечислять, — Нападение на сотрудника милиции — РАЗ. Угон транспортного средства — ДВА. Похищение — ТРИ. Так что ты даже чириком не отделаешься. Тут на четвертак тянет.

— Ещё одно слово, — злобно осёк его Тяжин, — и у меня будет тянуть на пожизненное, — он показал прапору его же пистолет, — Закрой рот и сиди спокойно. МЕРСЕДЕС Е007КХ98 ПРИЖИМАЕМСЯ В ПРАВО!!!

— Ты что! — возмутился прапор, — это же мерседес самого…

— Мне ПОХЕРУ ЧЕЙ ЭТО МЕРСЕДЕС!!! — Тяжин прижал к щеке прапорщика пистолет, — Автомат есть?

Прапорщик даже не шевельнулся

— ЕСТЬ ТВАРЬ??? — Тяжин ткнул пистолетом в щёку прапорщика так, что у того хрустнул зуб.

— Есть, — прошипел прапор, — Только это уже нападение с целью завладения оружием… Четвертак тебе… — договорить он не успел. Кирилл опустил ему на затылок рукоять Макарова и прапор затих.

— ПРИЖИМАЕМСЯ, Я СКАЗАЛ!!! — снова рявкнул в СГУ Кирилл и сделал рацию погромче.

— Ш-ш. Дон Енисею.

— Ш-ш. Енисей на приёме.

— Ш-ш. Сегодня опять на усиление.

— Ш-ш. Да, на Петровском уже аншлаг. Спартачку сегодня хвоста надерём.

Тяжин дал лёгкую оплеуху прапору и тот очнулся.

— Твой позывной!

— Обь двенадцать — тридцать два.

— Молодец. Толковый прапор, — похвалил его Китяж, — С двух ударов по затылку всё понимаешь! А теперь помолчи, — он снял с торпеды рацию, — Здесь «Обь двенадцать — тридцать два». Обеспечьте беспрепятственный проезд кортежа через Тучков мост.

— Ш-ш. Здесь, Ока семнадцать — ноль два. Принял.

— Ш-ш. Ока семнадцать — ноль восемь. Принял.

— Ш-ш. Здесь Дон. Обь двенадцать — тридцать два, какого кортежа? Повторите, какого кортежа.

— Кортежа Китяжа, — Кирилл выключил звук на рации. Он уже выскакивал на перекрёсток у Тучкова моста. А по перекрёстку, нескончаемым потоком шил футбольные фанаты на игру «Зенит — Спартак»…

Тяжин сбросил скорость и нажал кнопку сигнала «ГУСЬ», распугивая поддатых болельщиков.

Проезжая мимо «взявшего под козырёк» инспектора, он помахал ему рукой, проскочил перекрёсток и, включив третью передачу, с шумом и пылью, выскочил на Тучков мост…

Перед поворотом на Большой проспект Васильевского острова, он притормозил и глянул на заднее сидение. Там лежал пошарпаный АКСУ. Кирилл переложил его себе на колени и весело подмигнул надувшему губы прапору.

— Не сцы, Капустин. По…ём — отпустим, — снова достал телефон и набрал Сергея, — Серж, это Китяж. Как у вас дела.

— На месте, Кирилл Александрович. Марина Алексеевна собирается. Выходит через две минуты.

— Отлично, Серж. Будь внимательнее. Задача не простая. Ты в ресторан заходил?

— А как бы я ей сказал что приехал? Конечно заходил.

— Осмотри машину — они могли «подарок» на неё повесить. Если увидишь что-либо подозрительное, провода торчащие, свёрток непонятный или изоленту — немедленно уходи в ресторан, и выбирайтесь через торговые ряды.

— Понял, Кирилл Александрович. А что происходит…

— Некогда, — перебил Китяж, — Осматривай машину, я буду через три минуты на Большом. Напротив «Балтийского».

— Понял, Кирилл Александрович. Ещё указания.

— Нет указаний. Конец связи.

Кирилл включил передачу и, взвизгнув колёсами, повернул на Большой. А прапор, поняв, о чём идёт разговор, захлопал глазами и спросил.

— Взорвать могут?

— Могут, — скупо ответил Тяжин, — а могут и расстрелять…

— Может подкрепление…???

— Все на футболе… И потом, что я им скажу?

— То же, что и мне… — пожал плечами прапор.

— Так ты мне и поверил, — усмехнулся Кирилл, — И потом, не их это дело

— А чьё?

— Моё. Сиди ровно. Немного осталось, а потом я тебя отпущу.

На перекрёсток Большого, Двадцать второй и Косой линий, Кирилл выкатился не спеша. Он смотрел, как к Мерседесу подходит Марина и решил их сопроводить до дома, а потом уже разбираться с гаишником.

Она не торопясь подошла к машине, и время сжалось до такой степени, что Китяжу показалось, будто оно остановилось вовсе. Птицы, пролетающие над Большим проспектом, почти зависли в воздухе. Машины встали.

А на крыше дома, который стоял на углу Косой и Двадцать шестой линий, расцвела огненная вспышка и, оставляя шлейф белого дыма, ракета стремительно полетела к Мерседесу.

Кирилл нажимал на педаль газа, но машина стояла на месте. И тогда он просто закричал. Заорал, как только мог, но крик этот был просто шёпотом, потому что в следующий миг, Мерседес Китяжа ухнул и разлетелся в клочья. Взрыв был такой силы, что у «Хмеля и Солода» вылетели окна, а народ, шедший по Косой линии, попадал на тротуары, кто от страха, кто от ударной волны.

Колёса гаишного «Жигуля» завизжали и Китяж, в три секунды оказался у покорёженного Мерседеса. Выполнив «полицейский разворот» прямо на трамвайных путях, посреди Косой линии, он кинул ПМ ничего не понимающему гаишнику, а сам, выкатился на асфальт, прицеливаясь в то место, откуда стрелял гранатомётчик.

Гаишник тоже сообразил быстро. Он перестрелил цепочку наручников, выскочил на улицу и бросился к начинающему гореть Мерседесу. И тут Мерседес «ухнул» второй раз, сбивая прапорщика с ног.

А Кирилл уже ни на что не обращал внимания. Он нажимал на спусковой крючок. Один раз, второй… третий…

За две секунды он дал три короткие очереди и с крыши, до которой было метров двести, наконец, полетело тело.

Что-то больно ударило по ногам. Это были осколки асфальта. Тяжин перевернулся на спину, и, почти не целясь, дал длинную очередь по бежевой «шестёрке», с заднего сидения которой вёл огонь какой-то бородач.

«ЛОВУШКА!» — пролетела мысль в его голове, — «Думали, что я в Мерседесе. Ай да Хасан… ССУКА!!!»

В открытой двери гаишных «Жигулей», после звонких шлепков появились три или четыре дырки. Кирилл снова перекатился на живот, оценивая шансы на победу.

Двое, с короткими, как у него, автоматами, сидели за припаркованными машинами с противоположной стороны дороги. Один нагло шел по стороне Китяжа и гаишника. А сам гаишник лежал толи убитый, толи оглушённый.

«Сначала наглого!» — Китяж выкатился из-за изрядно прострелянной гаишной «пятнашки» и почти не останавливаясь, дал короткую очередь прямо в грудь «наглому». Тот чуть подпрыгнул и дёрнув ногами упал на асфальт навзничь.

«Теперь эти двое!» — снова перекатившись, только, теперь уже в другую сторону, Тяжин выскочил из-за спасительного укрытия, но тут же попал под шквальный огонь. Похоже, что патронов у нападавших было в достатке, потому что, как только замолкал один автомат, его песню сразу подхватывал другой.

Но и им надо было перезаряжаться. В какую-то секунду оба автомата замолчали. Кирилл выкатился на открытое место и взял на прицел одну из «точек», — «Семи смертям не бывать…»

— Вот и всё, шакал, — раздалось за спиной у Китяжа, — Молись своему никчёмному богу, — Китяж медленно положил автомат на землю и также медленно перевернулся. Он понял, что проиграл, — Сейчас, я навсегда тебя успокою, ишак. Такую операцию сорвать… — перед ним стоял тот наглый, хоть и с бородой, которая торчала из-под маски, но русский парень, которому он двадцать секунд назад всадил три пули в грудь. Он снял с чёрной разгрузки рацию и сказал в неё по чеченский, — Это Мага. Я взял его, Хасан.