Вероятно, да. Мэттью не захочет, чтобы его любимая девочка стала женой столь незначительной личности в приходе, как помощник священника.

Мэрион, конечно, хорошая девушка. Надежная, ее с детства воспитывали в должном духе, готовили к тому, что она непременно станет женой пастора. Пастора, а не помощника пастора! — подчеркнул Люк. Стало быть, на самом деле эти два события могут сойтись.

Его взгляд внезапно замер на красной ручке ножниц. В голове прояснилась мысль, возникшая, но не оформившаяся в тот момент, когда Люк перечислял цвета и вспоминал о красном. Красный цвет возбуждает и эротическую сферу. Люк почувствовал, как потяжелели бедра, и переступил с ноги на ногу, желая унять давящую тяжесть. Но она возникла не оттого, что его ноги затекли, нечего себя обманывать.

Ты ведь так любишь, когда она приходит к тебе, сказал себе Люк и снова представил ее в красном белье на широкой кровати придорожной гостиницы. А она снова придет в красном?

Он повел плечами, словно разминая их, потом шумно втянул воздух, задержал его в себе и шумно выдохнул.

Связь с Тильдой длилась уже третий месяц, и Люк понимал, что ему надо закругляться. Ни к чему, если узнает об этом Мэттью, а уж тем более Мэрион. Люк почувствовал, как по коже пробежали мурашки, целые стада мурашек. Ну и что, ехидно пропели они, чего ты боишься, скажи честно? Что тебе не отдадут Мэрион? Или, напротив, что отдадут слишком быстро и ты не сможешь увернуться?

Люк засмеялся, потом почувствовал некоторую долю вины за свои мысли, Тем более что следующая мысль оказалась еще наглее и крамольнее: может, Тильда окажет ему услугу своим существованием? Услугу всей его жизни? После того как откроются его шалости, его отвергнут и он отправится туда, куда его тянет и манит, — в мир, в свободное плаванье! Если честно, Люк сам не знал, что стал бы делать, освободись он от нынешней жизни и перспектив, которые она сулит ему. Но наверняка что-то удивительно интересное.

Тонкое личико Мэрион возникло перед глазами, казалось, в них стояли укоризна и прощение. Да, Люк, я понимаю тебя, но я буду стараться быть тебе хорошей женой, доброй матерью нашим детям, подругой и наставницей твоим прихожанкам. Люк, я буду рядом с тобой, когда ты взойдешь на кафедру, буду смотреть на тебя вместе со всеми и восхищаться каждым твоим словом.

Она хорошенькая, сказал себе Люк. Нежная, податливая. Конечно, у меня и в мыслях нет тронуть ее до свадьбы. Она девственница, и мне придется потрудиться в первую брачную ночь. Люк вздрогнул. А каково это — иметь дело с девственницей? Он не знал, но ему было не только тревожно, он ощущал какое-то особенное торжество в душе, когда думал об этом.

Нет, я не посмею совратить Мэрион с пути благочестия до брака. Мне есть с кем насладиться радостями плоти.

Люк опустил ножницы и снова уставился на красную пластмассовую ручку ножниц. А зачем здесь-то красный цвет? — недоуменно спросил он себя. Для более энергичной обрезки веток? Потом усмехнулся — наверняка с такой ручкой ножницы продаются быстрее, поскольку вызывают желание, вот для чего.

Он снова занес раздвинутые лезвия над боковой засохшей ветвью жимолости и отрезал ее.

Ну вот, кажется, на сегодня хватит.

Интересно, Тильда сегодня позвонит? Или у нее дежурство? Тильда работала в полиции с малолетками. Может, потому она с таким вниманием относится ко мне, что старше меня на целых семь лет? Все, хватит, вернись к главному, одернул себя Люк. Проповедь. О чем ты стал бы говорить завтра?

Если бы его спросили, почему он нацелился на церковную кафедру, то он мог признаться, не всем, конечно, а такой женщине, как Джулия, жене его деда. Он сказал ей, когда они встретились с ней в ее последний приезд в клинику в Миннеаполис: я всегда хотел быть на виду, демонстрировать себя, играть своим голосом. Люблю, сказал, когда на меня смотрят, когда мною восхищаются. Да, в палате у Джулии Люк распелся, как соловей на исповеди. Умеет старушка вывернуть человека наизнанку.

Но Люк не жалел об этом.

— Спасибо, Джулия, — сказал он, провожая ее в аэропорт, после того как она вышла из клиники. — Пожалуй, я ответил на многие вопросы, которые сам для себя оставлял без ответа.

— Я рада, Люк. Думаю, мы скоро снова встретимся и еще поговорим. А ты в это время не предпринимай никаких серьезных шагов. Понимаешь, о чем я говорю?

Ему бы не понимать.

— Я обещаю, Джулия.

— Жди вестей.

Она поцеловала его и улетела к себе во Флориду.

В общем-то, Люк пошел в пасторы по стопам своего отца, который умер в расцвете лет. Мать Люка покинула этот мир не так давно. Она сделала карьеру актрисы после смерти мужа.

Отец Люка был священником, да и как ему не быть им, если он воспитывался в церковном приюте? Джордж, дед Люка, ушел на фронт, а его жена, подхватив сына, ушла к другому. Вернувшись, Джордж женился на Джулии, которую встретил в Лондоне и которая вытащила его с того света. Следы его прежней семьи затерялись в Штатах, Джордж и не знал, что его сынишка сдан в церковный приют при живой матери. Это уже после он искал сына, а нашел внука. Но это другая история.

Пастор Мэттью, заступивший на кафедру после смерти отца Люка, усердно натаскивал парня, уверенный, что природа на детях не отдыхает и из Люка получится настоящий сын своего отца.

Но, как все яснее становилось самому Люку, он скорее внук своего деда и сын своей матери.

Итак, после беседы с Джулией Люк Ричард пребывал в некотором возбуждении, ожидая вестей от нее.

Обрезав кусты и прокрутив в голове основные тезисы предполагаемой проповеди, он вернулся в дом и решил проверить электронную почту.

Наконец письмо от Джулии пришло. Для Люка оно было зовом из другого мира, в который он стремился всей душой, не признаваясь себе в этом и боясь признаться.

Внезапно Люку показалось, что если бы у этого письма был цвет, то оно наверняка было бы красным. Потому что этот призыв из желанного мира возбудил его не менее сильно, чем мысли о красном белье Тильды.

Люк засмеялся. Джулия верна себе. Всегда что-нибудь выкинет.

А дальше шла приписка от Джорджа. « Запомни: ее зовут Кэрри Холт. Отведи ее в паб в Сохо. Одно условие: не говори ей, что ты наш внук. Желаю успеха! Дед».

Люк засмеялся. Впрочем, почему бы не съездить в Лондон? Он давно собирался.

— Добро пожаловать в собор Святого Павла. Вот уже тысячу четыреста лет сюда устремляются паломники со всего мира. Каждый час в соборе проводится моление. Мы можем прервать экскурсию на несколько минут и помолиться.

Кэрри умолкла и обвела глазами свою группу. Это была последняя экскурсия для всех и для нее в том числе. Она уже открыла рот, чтобы набрать воздуху и продолжить, как услышала низкий мужской голос:

— Позвольте мне от всех нас произнести слова благодарности нашей милой Кэрри Холт. А поскольку мы благодарим ее в соборе Святого Павла, то вспомним слова апостола. В Первом послании Фессалоникийцам апостол Павел говорит: «Ибо вы помните, братия, труд наш и изнурение: ночью и днем работая, чтобы не отяготить кого из вас, мы проповедовали у вас благовестие Божие…»

Кэрри почувствовала, как по коже побежали мурашки. Она стояла, опустив глаза, слушая этот странный голос, который завораживал, как звук флейты завораживает змею. Пересилив себя, она подняла голову и увидела, что и остальные тоже чувствуют себя точно так же.