— Еще один кон, Алисон, — сказал он, не оборачиваясь.

Крупье улыбнулся и подмигнул мне, когда Джефри взял кости.

— Семь… игра окончена! — крикнул крупье через четыре круга, собирая со стола маленькие стопки фишек.

Джефри уступил кости второму игроку, пожилому мужчине в мешковатых брюках, цветастой рубашке и бейсбольной кепке.

— Семь… игра окончена! — вскоре снова крикнул крупье.

Пожилой мужчина пробормотал что-то и встал, оставив за столом одного Джефри. Прежде чем снова взять кости, Джефри сделал знак маркеру, и ему принесли новую стопку двадцатипятидолларовых зеленых фишек. Наблюдая за Джефри, я увидела в нем нечто новое: готовность потерять все в нежелании проиграть. И я начала размышлять о его отношении к тому, что его жена убежала с мужем Марджори… чем он мог рискнуть, чтобы выйти победителем… что он еще готов был потерять ради победы. "Господи, — подумала я, — могли Джефри Кауфман убить Марджори Эплбаум?" Я еще не видела развития сюжета, но была уверена, что мотив можно придумать.

Стоя за его спиной в огромном шумном сводчатом зале в толпе разных — отчаянных? — людей, я чувствовала себя чужой. Уже знакомая тошнота и головокружение охватили меня, центр тяжести неловко сместился.

— Семь… игра окончена! — крикнул крупье, смахивая со стола фишки Джефри.

— Теперь мы можем уйти? — спросила я.

— Еще только один кон — и мы уходим, — ответил он. — Я обещаю.

— Сейчас. Пожалуйста! — взмолилась я. — Мне плохо.

На променаде мне стало легче дышать. Воздух был теплым и влажным, и после блеска казино темнота казалась особенно непроницаемой. Мой внутренний гироскоп стал потихоньку налаживаться.

— Я не буду спрашивать, сколько вы проиграли, потому что вы сказали, что казино — это не только деньги, но и фантазия.

— Иногда фантазии оказываются более дорогими, чем реальность, — виновато улыбнулся Джефри, качая головой. — Итак, вернемся к реальности. Когда Шел уезжает в колледж?

— Шестнадцатого, в пятницу. Но мы уедем в Филадельфию в понедельник, чтобы собраться.

— То есть через десять дней. И на этом ваше лето закончится, Алисон?

— О нет. Я полечу в Чикаго с Шелом, посмотрю, как он устроится в общежитии, удостоверюсь, что все в порядке, а потом вернусь на недельку-другую. Надеюсь, что с моим здоровьем все будет в порядке.

— Почему вы думаете об этом?

— Не знаю. У меня симптомы инфекции мочеиспускательного канала.

— Я не очень силен в урологии, но знаю, что стресс может повлиять на мочеиспускание.

— Неужели? — спросила я, мысленно меняя уролога на психиатра…

Воскресным утром я ехала по мосту в сторону Филадельфии. Еще не рассвело, было темно и туманно. Я ехала быстро… может, слишком быстро. Проехав почти половину моста, я увидела в зеркало заднего обзора мелькающие красные огни полицейской машины. Поглядев на спидометр, я с облегчением заметила, что не превысила скорость, но все равно свернула на обочину. Пока я ждала полицейского, что-то впереди привлекло мое внимание. Как будто идущая пешком женщина.

— Миссис Даймонд? Водительское удостоверение, пожалуйста, — услышала я голос лейтенанта Фиори.

— Там, на мосту, кто-то есть, — сказала я.

Но он только повторил:

— Ваше водительское удостоверение, — и написал что-то в книжке квитанций.

— Впереди… кто-то влезает на перила! — воскликнула я, охваченная паникой.

— Слишком поздно, миссис Даймонд. Не успеем спасти ее, — небрежно сказал он, и мы смотрели, как женщина бросается с моста и исчезает в тумане. — Вы должны были сказать раньше.

— Я не знала! — возмутилась я, протягивая ему документы.

— Вы понимаете такие вещи, — сказал он, проглядывая их. — Вы должны были понять, миссис Даймонд.

— Но я обещала не говорить! — зарыдала я.

Не обращая внимание на мои мольбы, лейтенант протянул мне квитанцию.

— Увидимся в суде, — сказал он, плотоядно улыбаясь.

И в этот момент завопил радиоприемник в моем автомобиле.

… Будильник, который я поставила на половину десятого, зазвонил, и мой ночной кошмар рассеялся. После быстрого горячего душа, когда я чистила зубы перед затуманенным зеркалом, передо мной снова замаячил мост. Сквозь слезы и мое отражение проступило лицо Эви. И я услышала ее голос: "Не рассказывай! "

Дрожа, я вынула изо рта зубную щетку, села на закрытую крышку унитаза и разрыдалась.

Утро было прекрасным. Солнце ярко светило в бесконечном лазурном небе. Прохладный океанский бриз вздымал серо-зеленую воду грациозными волнами, сверкающими на солнце к восторгу пловцов и зрителей. Я, однако, не разделяла их радости. Хотя я лежала на пляже, часть меня еще находилась в моем сновидении как в ловушке. Я огляделась, ища Робин или хоть кого-нибудь, чтобы поговорить. Не найдя ни ее, ни ее розового зонтика, я вспомнила о приезде Элиота. "Вероятно, они еще в постели", — подумала я с завистью и выдвинула шезлонг из тени зонтика, сняла темные очки, надеясь, что солнечный свет приободрит меня. Но почувствовала лишь жар и резь в глазах. Прищурившись, я заметила неподалеку веселый желтый зонтик Джефри.

Я вспомнила о своих подозрениях, о том, что Джефри может оказаться убийцей, лишь когда подходила к желтому зонтику. Я замедлила шаги и внимательно осмотрела приятное обезьянье тело, растянувшееся на полотенце. В ярком дневном свете он казался блаженно невинным… или, может, мне было необходимо так думать.

— Доброе утро, Джефри, — поздоровалась я, притворяясь веселой.

Должно быть, я напутала его, потому что он резко выпрямился, издав какое-то странное бульканье.

— Алисон! Доброе утро. Я искал вас, но не нашел, — сказал он.

— Я проспала и только что пришла.

— Как можно проспать в отпуске?

— Когда я сплю допоздна, то потом чувствую себя неповоротливой, поэтому я ставлю будильник.

— Вы держите все под контролем…

— Стараюсь. Но сегодня у меня это не очень получается.

— Хотите поговорить? Присаживайтесь, — сказал он, отодвигаясь на конец огромного полотенца в желтую и белую полоску.

— Нет, — солгала я, садясь рядом с ним и снова надевая солнцезащитные очки.

Мы сидели некоторое время, позволяя ветру и океану заполнять пустоту.

— Мороженое!

Я подняла руку и помахала продавцу.

— Хотите мороженого? — спросила я Джефри.

— По-моему, рановато.

— Шоколад помогает.

— В чем помогает?

— В чем угодно, — сказала я, когда мороженщик опустил свой ящик на песок перед нами.

— Что будем есть? — спросил он.

— Две помадки в шоколаде, — сказал Джефри, роясь в пляжной сумке в поисках денег.

— Две помадки в шоколаде, — повторил продавец, открывая ящик и протягивая мороженое сквозь пары сухого льда.

— Спасибо, Джефри, — сказала я, сдирая обертку со своей порции. — Мне это было необходимо.

Я считаю поедание мороженого на пляже искусством. Сначала, чтобы губы и язык не прилипли, лучше откусывать маленькие кусочки шоколада зубами. Через минуту или две шоколадная корка подтает… но то же самое случится и с начинкой, так что придется слизывать капли снизу. Самая лакомая часть процесса — когда плитка становится такой, что ее можно целиком взять в рот и слизывать тающий шоколад понемногу. Но необходимо помнить об опасности: последний тонкий слой может отломиться от палочки, оставив вас с полным ртом слишком холодного шоколада, и вы оказываетесь перед выбором: или быстро запихнуть все в уже заледеневший рот, или позволить упасть на песок. И, конечно, остается последствие — ломота в зубах. Попытки согреть их языком только усиливают боль. Надо втянуть губы, выставив сжатые зубы, и быстро вдыхать прохладный воздух. Именно это я и делала, когда Джефри начал смеяться.

— Что тут забавного? — спросила я.

— Вы. Я никогда не видел, чтобы помадку на палочке ели с таким усердием.

— Подождите минутку. У меня еще болят зубы, — сказала я, снова сжав их и резко втягивая воздух.