Но было слишком отвратительно думать об этом, так что я выбросила все эти мысли из головы и тут же услышала свое имя.
Подняв глаза, я увидела, что Робин машет мне, направляясь с Элиотом к променаду. "Наверное, идут домой заниматься любовью", — подумала я, помахав в ответ и вспомнив свой прерванный эротический сон с Айрой Пресмэном. Я закрыла глаза и постаралась снова войти в свою фантазию, рассчитывая на особую изоляцию, создаваемую шумом прибоя и убаюкивающим ветром. Но несмотря на все старания представить лицо Айры Пресмэна, под черным локоном снова появилось лицо Карла.
Когда я впервые встретила Айру, именно его локон привлек мое внимание, и я помнила его долго после того, как забыла лицо. Странно, что он напомнил мне Карла, ведь не его волосы, а рот заинтриговал меня. Его полные, прекрасно очерченные губы, губы, которые он часто облизывал во время разговора, тревожно чувственные, слишком чувственные для его чисто выбритого лица и удивительно соблазнительные. Думая о прошлом, вспомнила, что именно я спровоцировала не только наш первый поцелуй, но и большинство наших любовных ласк. За исключением первого раза.
Мне был почти двадцать один год, я училась на старшем курсе университета Темпл в Филадельфии, специализировалась в журналистике и встречалась с доктором Карлом Даймондом, акушером-гинекологом старше меня на тринадцать лет. Мы познакомились летом во время моей практики по социологии в университетской больнице, где он работал.
Я не очень много помню о первых месяцах знакомства с Карлом — только благоговение перед его почтенным возрастом и степенью. Он был мил и прекрасно развлекал меня: театры и изысканные рестораны. Он не пил и не курил и очень уважительно относился к моим родителям, чем завоевал одобрение моего отца, но мать не доверяла ему. "Он слишком стар для тебя", — говорила она, имея в виду, что ему нужен только секс. Но прошло несколько свиданий, пока мы поцеловались — непорочное событие, инициированное мной.
Затем каждый субботний вечер и иногда по пятницам мы куда-нибудь ходили, иногда с Филом Краузеном и его подружкой, и в эти вечера я несла свою юность в неловком одиночестве. В конце концов мы обычно сидели в гостиной моих родителей. Я слушала его тихие рассказы о его родителях и больнице и, не в состоянии подавить желание дотронуться до его губ, тянулась и целовала его. Он никогда не сопротивлялся. Его тело было теплым и хорошо пахло, и у меня появлялись чувства, которых я никогда не испытывала раньше. Хотя нельзя сказать, что я никогда раньше не целовала мужчин. Я целовала мужчин, но я все еще была девственницей. Может, так случалось потому, что Карл был старше, и я ожидала, что целуя старшего мужчину, должна чувствовать что-то другое. Или, может, потому, что он был другим. Более молодые приятели были требовательными, жадными, а Карл был пассивен и ласков, джентльмен… может, слишком джентльмен.
И вот как-то в пятницу вечером почти через шесть месяцев после нашего первого свидания, Карл повел меня посмотреть его новый кабинет. Он давно обещал, но все никак не мог собраться. Этот вечер я буду помнить всегда, хотя мои воспоминания, возможно, ближе к тому, что я написала позже, ближе к эмоциональным, а не истинным фактам. История началась…
«Присцилла Перкинс, ведущая кулинарной передачи местного телевидения, никогда впоследствии не могла вынуть блюдо из духовки, не испытывая приступа сексуального возбуждения, разрывающего ее тело. Каждый раз, когда ее взгляд падал на сине-белые клетчатые кухонные хваталки, она краснела, так как эти хваталки приобрели для Присциллы совершенно новое значение.
… Стэн гордо показывал ей маленькую лабораторию, где его лаборантка делала исследования мочи и крови, два кабинета, которые он делил со своими тремя коллегами. Образ доктора Стэнли Бенсона в белом халате за письменным столом под дипломами произвел на Присциллу огромное впечатление. Она испытала что-то вроде благоговения. А потом Стэн привел Присциллу в одну из четырех смотровых комнат с устрашающими столами. Стоя в дверях комнаты номер два, она представила себе доктора Стэнли Бенсона, сидящего на крутящемся стуле между стременами кресла… между ногами пациентки… женскими ногами. Ее сердце забилось сильнее.
— О чем ты думаешь? — спросил Стэн.
— Производит сильное впечатление.
— Наше оборудование — произведение искусства.
— Я вижу, — сказала Присцилла и захихикала, узнав сине-белые клетчатые кухонные хваталки-варежки на подставках для ног со смешно торчащими большими пальцами.
— Тебе нравятся наши чехольчики? — спросил Стэн, проследив направление ее взгляда.
— Такие же хваталки в моей телевизионной кухне, — сказала Присцилла, снимая одну варежку и натягивая ее на руку для дальнейшей инспекции.
— Их принесла жена моего партнера. Металл неприятно холодит голые ноги. Я думаю, вы это знаете.
— Вообще-то нет. Я никогда не была у гинеколога.
— Никогда?
— Да, — застенчиво сказала Присцилла, возвращая варежку на место и снова чувствуя себя очень молодой и неопытной.
— Ну тогда садитесь, я проведу демонстрацию.
— Нет, спасибо, — она сделала шаг назад.
— Не раздевайтесь… просто для знакомства.
Ей было неловко, но он явно возбудил ее любопытство вместе с другими чувствами, которые у нее не было времени определить, так что она осторожно села на край кресла, покрытого белой простынкой.
Стэн встал перед ней, положив ладони на ее колени.
— Расслабьтесь, Присцилла, — сказал он. — Позвольте мне положить ваши ноги…
— Нет, я думаю, в этом нет необходимости, — прервала она его, уже немного одумавшись.
— Ничего страшного, — настойчиво уговаривал он, расправляя ее длинную юбку.
— Я правда не думаю…
— Ну не волнуйтесь, я только покажу вам, — настаивал Стэн, нежно снимая ее босоножки и опуская ее голую левую ногу в объятия кухонной варежки.
Не желая сопротивляться и казаться глупо недоверчивой, слишком осторожной… слишком юной… она расслабилась, откинувшись на высоком кресле, и позволила Стэну положить ее правую ногу в другое стремя. Ее колени встретились.
— Спасибо, я поняла, — сказала Присцилла, натягивая юбку на колени и хихикая от смущения.
Стэн подошел к ней сбоку.
— Вот так, — сказал он, откидывая спинку кресла и не обращая внимания на ее слабую мольбу об освобождении.
— Мне это не очень нравится, — сказала Присцилла, чувствуя себя смешной и уязвимой. Особенно уязвимой.
Но Стэн наклонился и поцеловал ее.
— Ну, мисс Перкинс, что привело вас сюда сегодня? — игриво спросил он.
Ее застенчивость исчезла под чарами его нежного поцелуя и интригующего приглашения в мир фантазии.
Забыв о своей неуклюжей позе, она включилась в игру.
— У меня какие-то странные боли, доктор, — сказала она.
— Где? — спросил он.
— Здесь, — ответила она, поднося пальцы к губам.
— Я думаю, мы можем с этим справиться, — сказал Стэн, снова целуя Присциллу, на этот раз более настойчиво. Его рука скользнула под ее блузку, коснулась в первый раз ее груди, вызвав целое море ощущений, привлекших ее внимание к своему телу.
— Я думаю, нам надо продолжить исследование, мисс Перкинс, — сказал он, вынимая руку из блузки, поднимая юбку и кладя ладонь между ее бедрами.
— Как тепло, мисс Перкинс. Может, у вас лихорадка? — сказал он и снова поцеловал ее.
Присцилла чувствовала, как его ладонь скользит под ее трусиками, убеждая ее поддаться нахлынувшему любопытству. Она приподнялась и спустила трусики на бедра.
— Я помогу, — сказал он, садясь на вращающийся стул между ее ног и удаляя изящный барьер. — Только разведите колени.
Лицо Присциллы вспыхнуло, руки похолодели и задрожали, когда Стэн нежно развел ее ноги, открыв прохладному воздуху укромные части ее тела; предвкушение его прикосновения усилилось, и когда она почувствовала его, оно было нежным и неотвратимым. И когда он прижался губами к ней, все ее существо сосредоточилось на единственной точке, на единственном желании. И затем вдруг она почувствовала, что ее тело одновременно выворачивается и наружу и внутрь, требуя освобождения от давления в тысячи раз сильнее всего, что она чувствовала до сих пор, в своей постели от своей руки. Как будто тысячи иголок впились в пальцы рук и ног, и все клеточки ее тела как будто обрушились в черную дыру страсти, увлекая за собой весь окружающий мир. Она услышала свой крик как будто из другого измерения и затем почувствовала его толчки в своем теле, как будто он доставал до самой ее сердцевины. Вся Вселенная сосредоточилась между ее ног… ног, закрепленных в стременах с клетчатыми сине-белыми кухонными варежками».
