Леди Мэри улыбнулась:

— Мне он очень нравится. Успех совсем не вскружил ему голову… Порой он бывает простодушен, как дитя, — добавила она с ласковой улыбкой.

Появилась горничная, неся поднос с коктейлями, а мистер Саттертуэйт все еще размышлял о том, сколь неистребим в женщинах материнский инстинкт. С его викторианским воспитанием он особенно ценил в них эту черту.

— Тебе можно выпить коктейль, мам, — сказала Мими, подлетая к ним со стаканом в руке, — но только один.

— Спасибо, дорогая, — кротко проговорила леди Мэри.

— Полагаю, — сказал его преподобие, — я тоже могу позволить себе один коктейль. Надеюсь, миссис Беббингтон не станет возражать.

Он добродушно засмеялся, не слишком громко, как и приличествует пастору.

Мистер Саттертуэйт перевел взгляд на миссис Беббингтон, которая настойчиво втолковывала сэру Чарлзу что-то важное, кажется, о пользе чернозема.

«Какие прелестные у нее глаза», — подумал мистер Саттертуэйт.

Миссис Беббингтон, крупная, довольно небрежно одетая женщина, производила впечатление особы весьма решительной, деятельной и совершенно чуждой мелочности. Словом, как справедливо сказал о ней Чарлз Картрайт, это была весьма достойная дама.

— Скажите, — леди Мэри подалась вперед, — кто эта молодая женщина в зеленом? Вы с ней разговаривали, когда мы вошли.

— Она драматург, ее псевдоним Энтони Эстор.

— Неужели? Эта.., эта бесцветная особа? О! — Она осеклась. — Как дурно с моей стороны так говорить! Но я просто потрясена. Она совсем не похожа… Это же вылитая школьная учительница, притом провинциальная!

«Не в бровь, а в глаз», — восхитился про себя мистер Саттертуэйт и рассмеялся. Мистер Беббингтон, прищурив свои кроткие близорукие глаза, старался разглядеть лицо мисс Уиллс. Потом он поднес ко рту стакан, сделал глоток и поперхнулся. «Бедняга, не привык к коктейлям, — улыбаясь про себя, подумал мистер Саттертуэйт. — Наверное, считает их неизбежным злом, данью времени». Мистер Беббингтон, собравшись с духом, решительно сделал еще один глоток, поморщился и сказал:

— Так это она там стоит?.. О, Боже…

Он схватился рукой за горло.

В этот миг раздался мелодичный голосок Мими Литтон Гор:

— Оливер.., ты увертлив, как.., как Шейлок…

«Ну конечно, — подумал мистер Саттертуэйт, — вот оно что… Никакой он не иностранец, он просто еврей! А какая великолепная пара! Оба так молоды, так красивы. А ссоры? Ссоры — тоже красноречивое свидетельство…»

Тут его внимание привлек какой-то звук, раздавшийся рядом. Мистер Беббингтон поднялся с кресла и стоял, покачиваясь, лицо у него свело судорогой.

— Смотрите! — сказала Мими своим звонким голосом.

Разговоры смолкли, и все взоры устремились на нее.

— Смотрите, — повторила она, не замечая, что леди Мэри, встав с места, предостерегающе подняла руку. — Мистеру Беббингтону дурно.

Сэр Бартоломью поспешно подошел к пастору и, осторожно поддерживая, повел его к дивану, стоявшему у стены. Все столпились вокруг, наперебой предлагая свою помощь.

Стрендж стоял, склонившись над мистером Беббингтоном. Минуты две спустя он выпрямился и покачал головой. Понимая, что нет смысла ходить вокруг да около, доктор коротко сказал:

— К сожалению, он мертв.

— Саттертуэйт, можно вас на минуту, — сказал сэр Чарлз, выглянув из комнаты.

Прошло уже часа полтора.

Потрясенные свидетели ужасного события с трудом приходили в себя. Леди Мэри вывела рыдающую миссис Беббингтон из гостиной и увезла домой. Мисс Милрей принялась деловито названивать по телефону. Прибыл местный доктор и взял на себя все хлопоты. Гости наскоро пообедали и, по молчаливому уговору, разошлись по своим комнатам. Мистер Саттертуэйт тоже направился было к себе, когда сэр Чарлз его окликнул, выглянув из гостиной.

Подавляя легкую дрожь, мистер Саттертуэйт переступил порог комнаты. Он был уже далеко не молод, и вид смерти наводил на него грусть… Наверное, он и сам скоро.., нет, к чему эти мысли… «Пожалуй, лет двадцать я еще проскриплю», — подумал он, подбадривая себя.

В гостиной, кроме сэра Чарлза, был только Бартоломью Стрендж. Увидев мистера Саттертуэйта, он одобрительно кивнул.

— Он-то нам и нужен, — сказал доктор. — На него можно положиться. Умен и опытен.

Мистер Саттертуэйт опустился в кресло рядом с доктором. Сэр Чарлз нервно расхаживал по комнате. На этот раз он забыл, как следует ходить старому морскому волку, и походка у него была самая что ни на есть сухопутная.

— Чарлз считает, что тут что-то неладно, — сказал сэр Бартоломью. — Я говорю о смерти несчастного Беббингтона.

Мистер Саттертуэйт подумал, что доктор неудачно выразил свою мысль. Естественно, «неладно». А как же иначе назвать то, что тут случилось? Или же Стрендж вкладывает в эти слова какой-то иной смысл?

— Все это ужасно, — осторожно начал мистер Саттертуэйт. — Совершенно ужасно, — добавил он, почувствовав, как у него снова по спине пошли мурашки.

— Гм, разумеется, ужасно, — согласился доктор, в голосе которого едва заметно проскальзывали нотки профессионального равнодушия.

Сэр Чарлз, метавшийся из угла в угол, внезапно остановился.

— Толли, вы когда-нибудь видели, чтобы человек вот так просто взял и умер?

— Нет, — ответил, подумав, сэр Бартоломью. — Нет, не видел. — Впрочем, мне не так уж часто приходится видеть смерть, как вам могло бы показаться. Обычно у невропатологов пациенты не умирают. Они живут и здравствуют, принося нам доход. Не сомневаюсь, Мак-Дугл видит смерть гораздо чаще, чем я.

Доктор Мак-Дугл, которого вызвала мисс Милрей, был самым известным врачом в Лумауте.

— Мак-Дугл не видел, как умирал мистер Беббингтон. Когда доктор приехал, он уже был мертв. Что Мак-Дуглу известно? Только то, что могли ему рассказать мы.., и вы, — говорил сэр Чарлз. — Он считает, что это апоплексический удар, что Беббингтон был стар и не слишком здоров. Такое объяснение меня не устраивает.

— Его, вероятно, тоже, — буркнул сэр Бартоломью. — Однако доктор в любом случае обязан хоть что-то сказать. Апоплексический удар очень подходящий диагноз — по существу, он может означать что угодно, но для непрофессионалов звучит весьма убедительно. К тому же Беббингтон действительно был стар и в последнее время жаловался на недомогание, его жена сказала нам об этом. Возможно, он и сам не подозревал, насколько серьезно болен.

— Был ли это типичный приступ, или удар, или как там еще вы его называете?

— Типичный в каком смысле?

— Ну, типичный для какой-то известной вам болезни.

— Если бы вы изучали медицину, — сказал сэр Бартоломью, — вы бы знали, что типичных случаев почти не бывает.

— На что вы, собственно, намекаете, сэр Чарлз? — спросил мистер Саттертуэйт.

Картрайт ничего не ответил. Просто махнул рукой. Стрендж усмехнулся:

— Да он и сам не знает. Такова уж его природа — вечно все драматизирует.

Сэр Чарлз с укором посмотрел на доктора. Лицо у него стало замкнутое и сосредоточенное. Он покачал головой и, казалось, погрузился в глубокое раздумье.

«Кого же он сейчас мне напоминает?», — мучительно гадал мистер Саттертуэйт, глядя на сэра Чарлза. — Ага, вот оно что — Аристид Дюваль, директор Секретной службы, распутывающий головоломные хитросплетения тайного заговора. Да, несомненно, он невольно уже начал прихрамывать, как Аристид Дюваль, известный Среди друзей под именем «Хромой».

Между тем сэр Бартоломью, призвав на помощь здравый смысл, подвергал смутные подозрения сэра Чарлза безжалостному анализу.

— Что вы, собственно, предполагаете, Чарлз? Самоубийство? Или, может быть, убийство? Кому нужно убивать безобидного старого пастора? Просто нелепость! Ну, допустим, самоубийство… Можно даже представить себе, что у Беббингтона были причины покончить с собой…

— Какие?

Сэр Бартоломью пожал плечами.

— Разве можно проникнуть в тайну человеческой души? Ну, например, Беббингтон узнал, что неизлечимо болен, что у него, скажем, рак. Вот вам и причина. Естественно, он не хочет подвергать жену страшному испытанию и не хочет, чтобы она видела его мучительную смерть. Разумеется, это только предположение. А по сути, у нас нет веских оснований считать, что Беббингтон хотел покончить с собой.