Признаться, мне всю жизнь везло на невероятные совпадения. Как-то стоял на мосту, увидел двух лебедей, летящих низко. Только подумал, что могут задеть за провода, как один из них зацепился и упал к моим ногам в смертельной агонии, провод разрезал ему плечо и шею. Телевизор как-то включил, а оттуда: “Выключи сию же минуту”. Я выключил от неожиданности, рассмеялся, снова включил... “Выключи, кому говорят!” — даже экран еще не успел прогреться. И так три раза. Последний раз я уже из озорства попробовал, пару минут спустя.

С Девочкой у меня совершенно парадоксальная встреча произошла. Я специально написал Девочка с большой буквы. Это был не ребенок, это было нечто запредельное. Случилось наше с ней знакомство гораздо позже описываемых событий. Когда я отсидел за хулиганство с тяжелыми для здоровья пострадавшего последствиями и уже во время перестройки искал, куда приткнуться, чем заняться, подрабатывая мелкими аферами. Об этом я еще расскажу. Более того, обретя Проводник, я заново «прокачал» ситуацию С Девочкой, вспомнил другие «странности» своей биографии и появилось у меня сомнение в случайности встречи. Не был ли это своеобразный тест иного разума (тест или ряд тестов), которому подвергли предполагаемого носителя Проводника?

А пока я суетился вокруг пострадавшего, ничего не мог понять, сердце опять закололо, я нитроглицерин принял и, почти полностью протрезвев, поплелся спать. Разбудили меня менты. Два месяца промаялся в СИЗО, получил полновесных пять лет и отсидел их сполна, схлопотав уже в конце срока двухгодовалую добавку за бунт в зоне, к которому ни малейшего отношения не имел. Использовали, как козла отпущения.

О зоне рассказывать не буду, уже несколько зарисовок на эту тему вставил в текст. Тем более, что разницы никакой нет, что одна ходка, что — вторая... Скорее, важно рассказать, как я на весь этот период остался без Проводника.

Дело в том, что брали меня мусора достаточно вежливо. Отчасти, потому что обвинение не было еще конкретизировано, отчасти из-за того, что не знали толком, кто я такой. А санаторий для лиц высокопоставленных, так что осторожничали краснопогонники. Это потом у они надо мной потешились, когда узнали, что я бывший зек и алкаш. А я, проснувшись, прежде всего мечтал похмелиться. Поэтому попросил их подождать, а сам сбегал в буфет, бахнул как следует, с собой прихватил пузырь “Аиста”, курево, жрачки. Чувствовал, что могу загреметь. Ну, а возвращаясь, понял, что браслет они с меня снимут. При первом же шмоне. С кожей, если потребуется.

Чего-чего, а лишиться космического советника — лучше жизни лишиться. Убежать я сейчас не смогу, некуда, да и сердце в любой момент может не выдержать. Так что лучше спрятать это сокровище, а потом вернуть. Ради такого и ожидать будет сладко, любой срок выдержу. Тем более, что сейчас они меня в больничку должны направить, а не в камеру. Я все же только-только после инфаркта, все документы на руках.

И я спрятал браслет, С трудом уговорив отпустить мое запястье, зарыл его в лесу под неприметным кедром среднего размера. Сперва хотел под пнем, но подумал, что пень могут выкорчевать. Хотел под высоким красавцем, но тоже не рискнул, а вдруг этот кедр какому-нибудь боссу понравиться и его увезут. А вот среднее дерево долго стоять будет.

Я рыл голыми руками, спешил, то и дело отхлебывал коньяк, под язык бросил целую пригоршню нитроглицерина, сбил ногти, ободрал костяшки до мяса. Но справился. Упрятал величайшую ценность Земли глубоко под корни, зарыл и заровнял отверстие. И пошел к ментам, которые не отказались выпить со мной “на дорожку”, да так не отказались, что пришлось мне во второй раз в буфет идти.

Так что прибыл в КПЗ хмельной, там еще угостил дежурного, получил отдельную камеру и овчинный тулуп для тепла и мягкости. Это уже после встречи со следователем условия содержания стали обычными. Хотя послаблений как инфарктник я добился. Что, впрочем, меня от максимального срока не уберегло.

Отбывал в Краслаге (Красноярский край, зона строго режима — Решеты), будто в Иркутской области лагерей не хватает всех режимов. Перед звонком в зоне замутили небольшой бунт, а следственная комиссия, выбирая виноватых, включила в их число и меня. И уже после перестройки я, совершенно отвыкший от вольной жизни, получил справку об освобождении и старый паспорт со штампом о выписке с прежнего места жительства. Ехать я мог на все четыре стороны, денег мне государство дало на первое время вполне достаточно (по мнению государства) — 35 рублей (Тут и дальше, чтоб не путаться, я буду пользоваться курсом рубля на время написания мемуара - 2000 год). И добраться сразу до тайника я не мог. Поэтому дальнейшее более подробное повествование я начну с того момента, когда прибыл в Красноярск с твердым указанием в двухнедельный срок трудоустроиться, прописаться, обменить паспорт устаревшего образца на новый и отмечаться первое время в отделении милиции по месту жительства. Это все было достаточно забавно, особенно, если учитывать, что ни трудоустраивать, ни прописывать меня никто не собирался. Наоборот, для работы требовалась прописка, а в паспортном столе без справки с работы и разговаривать не желали.

2

И вышли на серый асфальт люди - нелюди в защит ной форме и без лиц, и огородили серое существование щитами с указанием входов и выходов и надписями - “Жилая зона”, “Рабочая зона”, “Санчасть”, ~ “Столовая”, “ШИЗО”, “ПКТ”, “Штаб”, “Клуб”... И ушли эти трудяги жуткой сцены, а по безжизненной плоскости асфальта двинулись колонны людей. Они тоже были без лиц, а униформа их выглядела бесцветно и мрачно. Шли они в затылок друг другу, еле волоча ноги, и колонна продвигалась со скоростью замерзающей на осеннем ветру гусеницы. Только в одном направлении движение колонн несколько ускорялось - когда они шли в столовую. И если посмотреть на строй сверху, то серая череда стриженых голов напоминала какую-то гигантскую кишку, конвульсирующую бессмысленно и жалко.

И был день, и было утро, и день этот был не библейским, а черт знает, каким, и небо было беспомощно тусклым, а крошево бархатных лепестков оседало на чьих-то плечах, превращалось в символ издевательства над красотой.

А я уже шел по городу, удивляясь тому, что не слышу окрика часового, что вот снуют туда-сюда женщины, а я могу их спокойно рассматривать и вместе с тем дико радоваться живой и доступной зелени. Четыре года зеленый цвет растительности дразнил мое воображение. В зоне этого цвета не было...

Я шел, рассматривая город и прохожих, и странное чувство овладевало мной. Для всех время не стояло на месте, оно двигалось, в стране произошли какие-то перемены, связанные с деятельностью Горбачева, а для меня то же самое время все четыре года оставалось замеревшим, как в сонном царстве. Мне казалось, что. теория относительности сыграла со мной очень злую шутку, взяв и выбросив меня прямо в будущее. То, что я раньше узнавал из газет, будоражило воображение, а сейчас я видел изменившийся мир. И наяву он оказался не таким уж радужным, как представлялся мне в зоне.

Вырос племянник, но не поумнел, к сожалению. Вы росли новые дома, но своим собственным уродливым видом они угнетали сады и парки. Речка, которая и раньше попахивала, теперь превратилась в клоаку. За то пароход-гостиница на этой речке оборудован современными кондиционерами, чтобы иностранцы (боже упаси!) не вдохнули ее “аромат”.

Подписывая незначительную бумажку, я совершил обычную карусель по приемным, собирая подписи таких же надутых от чванства и столь же тупых чинуш. Вместо дешевого кофе в магазинах появились кооперативы, торгующие этим же кофе по цене золота. По явился СПИД, но исчезли презервативы. Даже “знаменитые” советские, несмотря на изрядную толщину резины.

Город манил свободой, но ощущение того, что я освободился, пропадало, когда я заходил в автобус или трамвай. Оно возникало снова в продовольственных магазинах, но продавщицы смотрели на меня из-за пустых прилавков с подозрением.