— Я же рисковал, сюда идя, менты могли врубиться. Или ты по фене не сечешь? Если я тебя вытащу на волю, сколько забашляешь?

(В ту пору кроме жаргона в лексике активно присутствовали жаргонизмы лабухов — музыкантов. Чувак, чувиха, башли, лабать... Нынче эти слова забылись, в русский язык активно вторгается тюремная фразеология.)

— Надо подумать, — пискнул толстяк.

— Думай, — я пошел на выход, моля Бога, чтоб менты не посмотрели на мои ноги.

Ушел я удачно, скинул халат, вернул инструмент на место, а сам уселся на кровать и по привычке, последнее время появившейся, спросил беззвучно у Проводника:

“А твое мнение каково на этот счет?”

“Все очень просто, — прозвучал у меня в голове Проводник, — его надо вывести так, чтоб никто не заметил. Лучше сделать это не вечером, а часов в пять утра: именно в это время у людей наиболее сильно разлитое торможение”.

“Хорошо говоришь, особенно мне нравиться твой совет о том, что сие дело надо произвести незаметно”.

И тут, неизвестно уж по какой ассоциации, я вспомнил цирк, стандартный номер иллюзионистов говорящей головой.

“Система зеркал — вот, что нам нужно! Система зеркал и обычная каталка процедурной сестры с инструментами. Он, хоть и толстый, но не на долго поместиться там.”

“Идея хороша, — незамедлительно отозвался Проводник. Как ты ее собираешься реализовать?”

“Собираюсь... Очень просто. Я, вроде, уже ходячий...”.

Действительно, дальнейшее не требовало особого ума. Я отпросился у доктора в город, пообещав не напрягаться, пользоваться такси и вернуться к обеду. Деньги еще оставались, их мне вполне хватило на поездку на тачке в цирк и обратно. Я вернулся к обеду, а вечером ко мне пришел первый посетитель. Пришел в положенное по “уставу” советской больницы время, пробыл у меня час, ушел и следующий раз явился через сутки поздно вечером, во время для свиданий не положенное, и принес объемный пакет. Я отдал ему все свои деньги, что-то около 120 рублей (речь идет о старых, полноценных рублях, о времени, когда десяти рублей хватало на ресторан), пообещав остальные после окончания задуманной операции.

Ночь я почти не спал. Хотя мог спать спокойно — Проводник прекрасно справлялся с ролью сверхточного и сверхнадежного будильника.

Под утро я встал и прошаркал больничными тапочками в туалет. Открыл окно, впустил девушку — ее я нанял там же, в цирке, с подачи иллюзиониста, и пока она одевала халат, раскрыл складную каталку процедурной сестры. И каталка поехала в охраняемую палату. (Девушка мне понадобилась по простой причине: советский дежурный врач в предутренние часы спит, а не шляется по палатам).

Через пять минут каталка вновь въехала в туалет. Попискивая, толстяк выбрался из поддона каталки. Я сложил ее, стараясь не греметь зеркалами, вручил девушке:

— С машиной все нормально?

— Ждет.

— Отвезете этого туда, куда скажет. Он рассчитается с твоим шефом полностью. Удачи.

Я поддержал неуклюжего толстяка под локоть, закрыл за ними окно и пошел спать.

Как я и ожидал, беглый толстяк умел быть благодарным. Уже к вечеру второго дня ко мне прибыл посетитель, поинтересовавшийся моими желаниями.

— У меня, золотая рыбка, — сказал я посланцу невозмутимо, — желания большие. Или никаких. Одно из двух.

— Ну, наглеть то не надо, — сказал посланец.

Я и не наглею. Передайте вашему шефу, что он сам знает, сколько стоит его свобода и благополучие. Мне, знаете, как-то, даже, неловко оценивать его личность. Обидеть могу, посчитав дешево.

Психологически я был точен. Никакой человек не хочет казаться дешевкой! А уж, для уголовного авторитета — такое вообще позорно.

На следующий день тот же посланник вручил мне три сберкнижки на предъявителя в разные сберкассы и толстую пачку 25 рублевок.

Врач посоветовал первое время не менять резко климат. Ну и, естественно, не напрягаться, соблюдать дозированные нагрузки, каждые десять дней делать в поликлинике кардиограмму. Он посетовал, что не может отправить меня в реабилитационный санаторий, так как я нигде не работаю.

— А платные есть? — поинтересовался я.

— Конечно. В Мальте, например. Семьдесят пять рублей за две недели. Очень хорошие условия. Сосновый бор, комфорт. Я могу позвонить, договориться.

— Буду вам благодарен, доктор. Только мне хотелось бы в палате на одного.

— Это будет стоить дороже.

— Доктор, дороже всего здоровье.

Через час проблема была решена. Санитарка уже успела сбегать по моей просьбе в магазин, так что доктор получил в качестве презента коньяк, чем был весьма доволен. И вызвал мне такси.

Даже не верится, что было время, когда поездка в такси за город стоило всего пять рублей!

***

Деревянные теплые коттеджи санатория стояли в густом бору. Не сосновом, как думал врач, — в кедровом. А кедр — дерево уникальное, целебное...

Боюсь, что у читателя сложилось впечатление обо мне как об алкоголике и уголовном элементе. Отнюдь, я вырос в профессорской обывательской семейке, о которой до сих пор вспоминаю с раздражением, (там царил дух местечковой еврейской лавочки, перемешанный с провинциальной роскошью купечества); получил хорошее разностороннее образование (хоть и не законченное официально); бывал удачлив и в работе, и в карьере, и материально жил выше среднего. Но все время считал жизнь игрой, романтику искал в отношениях с людьми, сказку. Скорей всего и пить начал из-за непохожести жизненной серости и бесчестности с розовыми идеалами. Короче, долго оставался книжным мальчиком и жил понарошку, покрываясь шрамами и не делая выводов. Старшие благополучные братья считали, что у меня отсутствует “детектор ошибок”.

Почему я столь подробно описываю некоторые эпизоды своей биографии? Прежде всего хочу, чтоб исследователи смогли лучше понять характер человека, которому суждено стало одеть доспехи Бога.

Я до сих пор не способен судить о себе самом объективно. Считается, что мозг человека никогда не сможет понять самого себя. Если б смог, тогда и змея, жующая свой хвост, смогла бы его заглотить полностью. Наверное, в попытке постичь себя мозг и создает все более совершенные “костыли”-компьютеры. Не исключено, что искусственный интеллект осознает человеческий и тогда превзойдет его. Мой Проводник — один из вариантов. Страшно подумать о могуществе цивилизации, его создавшей.

Предвижу, что любитель простенькой фантастики уже матерится и жалеет, что взялся за эту книгу. Нет приключений, нет чудес, ни одного дракона не появилось. Дракон присутствует в книге с самого начала. Только его не видно, он внутри героя, автора. Впрочем, в читателях тоже живут драконы. В каждом. И все разные — у кого-то мелкие и поганенькие, у кого-то крупные и алчные. А тех, кто ждет приключений, разочарую. Я еще вначале предупреждал, что моя книга — своеобразный, полухудожественный дневник необычайных событий, интересный прежде всего для ученых и людей мыслящих. Развлечений в своих записях я не сулил и не готовил. Горький реализм с неумелыми литературными изысками. (Признаю, во многих из нас кроме драконов живет еще и графоман. Во мне — это уж точно. Но по-прежнему пользоваться услугами Проводника для стилистической правки я не желаю).

Вернемся в кедровый рай. Именно там меня настигла завистливая судьба, лишив Проводника и, заодно, свободы. О Проводнике я жалел больше.

Не буду размазывать, как говорил Беня, манную кашу по чистому столу. В первый же вечер я ухитрился напиться, поссорился с каким-то мужиком, толкнул его, он упал около аллеи и, вместо того, чтоб встать и надавать мне тумаков, начал стонать и корчиться. Я с ужасом подумал, что у него слабое сердце, как у меня, и мне придется отвечать. Но действительность оказалась еще хуже. Он напоролся на ржавый штырь арматурины, не видимый под слоем опавшей хвои, напоролся анусом, пробил себе прямую кишку.

Ситуация, прямо скажем, парадоксальная. Вероятность, как подсчитал Проводник, одна миллионная. Того, что именно тут, именно в это время, имен но я толкну, именно этого мужика и он напороться именно этим местом. Возможность попадания в этого мужика метеорита и то большая: одна семисоттысячная. Ну, а если прибавить к этому тот факт, что мужик оказался партийным начальником, то можно доводить случайность события до еще менее возможной.