– Сумку с одеждой я поставила вниз, мадам, на случай если она вам понадобится. Пледы мне забрать с собой или они вам будут нужны?

– Нет, нет, спасибо. Идите-ка на свое место, Мейсон.

– Хорошо, мадам, – и с этими словами горничная ушла.

Ван Олдин вошел в вагон вместе с дочерью. Она нашла свое место, и американец выложил целую кучу газет и журналов на столик перед ее креслом. Место напротив было уже занято, и мужчина бросил мимолетный взгляд на женщину, сидевшую там. В памяти остались приятные серые глаза и хорошо сшитый дорожный костюм. Он еще немного поговорил с дочерью о всяких пустяках – так, как обычно говорят люди, которые провожают своих близких, – и, услышав свистки на платформе, посмотрел на часы.

– Ну, что же, пора бежать. Счастливого пути, дорогая. И ни о чем не волнуйся, я обо всем позабочусь.

– Папочка!

Отец быстро повернулся. В голосе дочери ему послышалось что-то настолько чужое, что он испугался. Ему показалось, что это был крик отчаяния.

Рут импульсивно бросилась к нему, но уже через мгновение полностью взяла себя в руки.

– До встречи через месяц, – весело попрощалась она.

Через две минуты поезд тронулся.

Рут сидела абсолютно неподвижно, прикусив нижнюю губу и изо всех сил стараясь сдержать непривычные для нее слезы. Она вдруг почувствовала себя страшно одинокой. У нее появилось дикое желание выпрыгнуть из поезда, пока еще не стало слишком поздно. Она, всегда такая уравновешенная, такая уверенная в себе, впервые в жизни почувствовала себя листком, который несет ураган… Если бы ее отец узнал – что бы он сказал?

Нет, это какое-то сумасшествие! Абсолютное сумасшествие! Впервые в жизни Рут позволила эмоциям взять над ней верх до такой степени, что решилась совершить поступок совершенно дурацкий и абсолютно безрассудный. Она была истинной ван Олдин, чтобы понять свою ошибку, и у нее был достаточно холодный ум, чтобы осудить собственный поступок. Но она была дочерью своего отца и не уступала ему в железном упорстве в достижении поставленной цели, в непреодолимом желании получить то, на что однажды положила свой глаз. С пеленок Рут была упрямой, сами обстоятельства ее жизни воспитали в ней это своеволие. И теперь оно было главным движителем ее поступков. Что же, ставки сделаны, и она должна сыграть свою игру.

Рут подняла глаза и встретилась взглядом с женщиной, сидящей напротив. Ей вдруг почудилось, что эта женщина прочитала ее мысли. Она увидела понимание в этих серых глазах и… да, именно сочувствие.

Однако это впечатление быстро исчезло. На лицах обеих попутчиц застыла маска воспитанного безразличия. Миссис Кеттеринг взяла журнал, а Кэтрин Грей стала смотреть в окно, наблюдая за нескончаемой грустной чередой пригородных трущоб и грязных улиц.

Рут становилось все трудней и трудней понимать, что было написано на страницах журнала, лежащего перед ней. Несмотря на все ее усилия, тысячи дурных предчувствий роились у нее в голове. Какой же идиоткой она была! Как и все холодные и расчетливые люди, если уж она теряла самоконтроль, то делала это всерьез и надолго. А теперь уже слишком поздно… Слишком поздно? Ну да, для того, чтобы с кем-то поговорить, у кого-то спросить совета… Раньше такого желания у нее никогда не было; она бы в гневе отбросила саму идею положиться на чье-то иное мнение, кроме своего собственного, но сейчас с нею явно происходило что-то не то. Она запаниковала. Да, наверное, именно так это и называется – паника.

Она, Рут Кеттеринг, находилась в полной и абсолютной панике.

Женщина незаметно взглянула на фигуру пассажирки, сидящей напротив.

Если бы только у нее была такая знакомая – спокойная, приятная, хладнокровная, отзывчивая…

Ее соседка была тем человеком, с которым хотелось поговорить. Но ведь неприлично изливать свою душу незнакомке. Подобная идея вызвала у Рут легкую улыбку. Она опять погрузилась в журнал. Ей просто надо взять себя в руки. В конце концов, она же все тщательно просчитала. Ведь она идет на это по своей доброй воле. Если вспомнить, то какое счастье у нее было до сего дня? И женщина стала нетерпеливо повторять про себя: «Почему бы мне не получить кусочек счастья? Ведь никто ничего не узнает».

Казалось, поезд только что тронулся, – и вот они уже в Дувре. Рут любила корабли, но очень не любила холод, поэтому была рада спрятаться в отдельной каюте, которую заказала заранее. Она никогда не признавалась в этом даже себе самой, но была очень суеверной. Рут относилась к той категории людей, которых привлекают совпадения. После того как сошла на берег в Кале и устроилась со своей горничной в двойном купе «Голубого поезда», миссис Кеттеринг в одиночестве направилась в вагон-ресторан. Она была удивлена и немного шокирована, когда ее посадили за небольшой столик напротив женщины, с которой она сидела визави в пульмановском вагоне. Обе попутчицы слегка улыбнулись друг другу.

– Вот это совпадение, – начала разговор миссис Кеттеринг.

– Да, – согласилась мисс Грей. – Удивительные иногда случаются вещи.

К ним подлетел официант – со скоростью, которая специально культивировалась среди сотрудников Международной компании спальных вагонов, – и поставил на стол две чашки с супом. К тому моменту, когда подали омлет, который следовал сразу за супом, обе женщины уже говорили не переставая.

– Какое счастье будет наконец добраться до солнца, – заметила Рут.

– Уверена, что это будет очень здорово.

– А вы хорошо знаете Ривьеру?

– Нет, я еду туда в первый раз.

– Невозможно себе представить!

– А вы, я полагаю, ездите туда каждый год?

– Практически да. Январь и февраль в Лондоне просто ужасны.

– А я всегда жила в деревне. Там это тоже не самые лучшие месяцы – везде в основном лежит грязь.

– А почему вы вдруг решили путешествовать?

– Деньги, – просто ответила Кэтрин. – В течение десяти лет я была компаньонкой и денег у меня хватало только на то, чтобы купить себе крепкие ботинки для прогулок по сельской местности; а теперь мне досталось целое состояние – так, по крайней мере, мне кажется, хотя вы, возможно, со мной и не согласитесь.

– А почему вы это сказали – то есть то, что я могу с вами не согласиться?

– Не знаю, – рассмеялась Кэтрин, – мне кажется, что человек всегда производит на других какое-то впечатление, даже тогда, когда совсем об этом не думает. На меня вы произвели впечатление очень богатой женщины. Но это только впечатление. Я не ошиблась?

– Нет, – ответила Рут, – вы не ошиблись.

Внезапно она стала очень серьезной.

– Я бы очень хотела узнать, что еще вы обо мне думаете. – Рут не обратила никакого внимания на смущение своей собеседницы. – Ну, пожалуйста, не будьте такой вежливой, я действительно хочу знать. Когда мы отъезжали от вокзала Виктория, я посмотрела на вас, и у меня создалось впечатление, что вы прочитали мои мысли.

– Уверяю вас, что не умею читать мысли, – улыбнулась Кэтрин.

– Понятно, но расскажите мне, по крайней мере, о чем вы подумали.

Желание Рут было настолько искренним и сильным, что она в конце концов добилась своего.

– Хорошо, я расскажу вам, если вам так хочется, но прошу вас не считать меня нахалкой. Мне показалось, что вы по какой-то причине очень сильно расстроены, и я вас пожалела.

– Вы правы, вы абсолютно правы. Я попала в очень сложное положение, и… я хотела бы рассказать вам об этом, если вы не возражаете.

«Боже, – подумала Кэтрин, – как же однообразен этот мир! Люди всегда делились со мною своими секретами в Сент-Мэри-Мид, и вот сейчас происходит то же самое, а я не хочу больше слышать о чужих проблемах!»

– Конечно, расскажите, – тем не менее вежливо ответила женщина.

Ланч уже заканчивался. Рут залпом допила свой кофе и встала из-за стола, совершенно не замечая, что Кэтрин к своему еще даже не приступила.

– Пойдемте в мое купе, – предложила она.

Миссис Кеттеринг занимала два одноместных купе, соединенные внутренней дверью. Во втором купе находилась худая горничная, которую Кэтрин уже заметила на вокзале Виктория. Женщина очень прямо сидела на диване, сжимая в руках бордовый сафьяновый саквояж с инициалами Р. В. К. Рут захлопнула внутреннюю дверь и уселась на диване, Кэтрин устроилась рядом.