— Ваш хирург просто идиот. Так нельзя держать скальпель. Ему надо научиться прежде всего держать скальпель правильно, а он даже слушать об этом не хочет.

— Доктор Маркус, милая, — сказал режиссер и отвел ее в сторону от операторов. — Это такая мелочь. Никто внимания на это не обратит. Это же телефильм. Она с раздражением посмотрела на режиссера.

— Послушайте, Барри Грин взял меня в качестве научного консультанта. Если никто не прислушивается к моим советам, я не вижу смысла в сотрудничестве с вами.

— Хорошо, хорошо. Успокойтесь, пожалуйста.

Доктора Маркус не очень интересовало, что ей собирались сказать. Она повернулась и решительно пошла прочь.

Линда жила на побережье, ее дом был у подножья утеса, на сваях, выходящих из воды. Во время приливов волны бились о сваи, и дом раскачивало. Брызги поднимались вверх, и соленый морской запах наполнял дом. В доме было четыре комнаты, он был старый и стоил полмиллиона.

Апрельским вечером Линда ждала Грина. Шел дождь, море штормило. Казалось, Тихий океан восстал против всех сооружений на сваях и хотел их свалить. Волны равномерно бились о сваи. Океан напоминал живой организм. Он, казалось, говорил с Линдой, то повышая тон, когда волны с силой разбивались о сваи, то понижая, когда они отступали. Линда ходила по комнате. Она уже начала беспокоиться и поставила пластинку Бетховена. Музыка Бетховена вторила мелодии океана. Линда задумалась о подводном царстве, о водорослях, которые обвивали сваи ее дома, о подводных жителях, она вспоминала многочисленные бессонные ночи, когда слушала шум океана, размышляя о своем одиночестве.

Линда не стремилась к такой одинокой жизни. Ей всегда хотелось иметь семью. Она делала все возможное, чтобы сохранить два своих непродолжительных брака, она всегда стремилась иметь друга, которого любила бы верно и преданно. У нее были поклонники. Но как только дело доходило до интимных отношений, появлялись проблемы. Линда сразу же испытывала отчуждение, и отношения на этом заканчивались.

Она посмотрела на часы над камином. Прошел уже час, как позвонил Барри. Линда решила расторгнуть контракт со студией. Барри уговаривал ее подумать и не поступать опрометчиво. Он хотел заехать и поговорить с ней. Линда пригласила его в свою дорогую лачугу.

Раздался звонок, Линда открыла дверь. На пороге стоял Барри со свертками в руках. Его машина стояла рядом с машиной Линды. По пути он заехал в магазин и купил хлеб, бифштексы, шампанское. Когда он разложил содержимое своих свертков на столе, она поняла, зачем он пришел и почему она его пригласила.

Они говорили о телефильме, он уговаривал ее остаться.

— Я не допущу возражений, — сказал он, когда они сели около камина. — Обещаю, он во всем будет тебя слушаться. Мужчины такие упрямые.

Они говорили обо всем на свете. Барри следил за тем, чтобы их стаканы были наполнены вином.

Линда старалась расслабиться. Она заставила себя улыбаться, смеяться. Шампанское ударило ей в голову. Она сняла туфли и поджала ноги под себя. Барри очень привлекателен, — подумала она. — С ним очень легко. Он общительный, доступный, невысокомерный, всегда спокойный. Он подчиняет себе людей, но делает это очень незаметно. Это распологает людей.

Нельзя было отказать ему и в чувстве юмора.

— Я рассказывал о моем двоюродном брате? — спросил он, когда открыл еще одну бутылку. Он придвинулся к Линде и наполнил ее бокал. — Абэ, мой кузен, ехал в, поезде на верхней полке. Женщина на нижней полке не давала ему спать. Она не переставала повторять: Я хочу пить, я умираю от жажды. Абэ спустился со своей полки, пошел в конец поезда, принес ей воды. Забрался на свою полку и только задремал, как вдруг услышал: Я так хотела пить.

Линда засмеялась и подняла свой бокал. Есть ей больше не хотелось, еду можно было убрать в холодильник.

— У вас здесь очень уютно, — сказал Барри. — Ваш дом очень дорогой. Вы, должно быть, много за него заплатили.

— Да. Мне с этим домом страшно повезло.

— Сейчас вы можете просить за него даже миллион, и желающих купить будет много, его купят сразу же.

— Сваи дома постепенно разрушаются. В один прекрасный день он может уплыть на Гавайи.

— Вы когда-нибудь там были?

— Я занималась в интернатуре в Гонолулу.

— Серьезно? Почему вы стали хирургом?

Она вспомнила операционные, хирургов, сложные операции по пересадке кожи, всех, кто спасал ее после аварии, в которую она попала в детстве.

— Чтобы доказать, что я могу выполнять сложную и ответственную работу. Моя лучшая подруга — педиатр. Она хотела быть патологом, но после долгих уговоров дома и давления на работе она уступила и стала педиатром. Студентам медицинских институтов сейчас рекомендуют специализироваться в области гинекологии, дерматологии, очень многие становятся семейными врачами. Исходят из соображения, что женщина-пациент себя свободней чувствует с женщиной-врачом.

— Я помню, когда мой сын собирался ехать в летний лагерь, ему надо было пройти медицинский осмотр. Но узнав, что врач-женщина, он отказался идти, жене пришлось очень долго его уговаривать. Она сказала ему, что ей долгое время приходилось консультироваться у врачей-мужчин, теперь его очередь идти на прием к врачу-женщине.

— Я не знала, что вы женаты.

— Я не женат. Мы развелись десять лет назад.

— Я тоже разведена.

— Почему?

— Не получилось.

Они замолчали. Линда смотрела на огонь в камине. Барри не отрывал глаз от нее.

— Не могу поверить, что вы одна. Такая красивая женщина, как вы…

Она обернулась. Свет от камина падал на его лицо, оно казалось еще интереснее.

— Сейчас я не одна, да?

Он обнял ее.

— Конечно, нет.

Линда улыбнулась, ей было очень хорошо. Сильный дождь барабанил по крыше. Океан ревел. Мир за окном был холодный и враждебный. Но комната Линды была уютной, она наполнена мягким светом, в ней тепло и комфортно. Линда чувствовала, как ее внутренее напряжение постепенно ослабевало.

Барри прикоснулся к ней губами, поцелуй его был нежный, неторопливый, как будто он только и хотел ее поцеловать. Но, конечно, он хотел большего. Его рука ласкала грудь Линды. Ласки его были приятны. Она обвила руками его шею и ощутила сильное влечение к нему.

— Пойдем в спальню, — прошептал он.

Постель уже была разобрана. Служанка всегда разбирала постель, когда Линда приходила поздно. Но все выглядело так, будто для этого она и пригласила Барри. Поцелуи Барри становились более настойчивыми, жадными, ласки более требовательными.

— Подожди, — сказала Линда и пошла выключать свет.

Он подошел к ней сзади, обнял и поцеловал в шею.

И вдруг она почувствовала, как вся напряглась. Она даже слегка отпрянула от него. Из соседней комнаты просачивался свет, и Линда подошла к стеклянной двери задернуть занавески. Комната погрузилась в темноту. Линда была в объятиях Барри. Она целовала его, прижималась к нему. Потом они стали торопливо раздеваться. Вдруг Линда обнаружила, что в ванной комнате горело ночное освещение, и она пошла прикрыть дверь в ванную комнату. В этой кромешной темноте Барри не мог найти ее.

— Трудно совсем без света, — сказал он.

— Я предпочитаю в темноте, — ответила она и легла на кровать. В своей спальне она ориентировалась одинаково хорошо как при свете, так и в темноте. Барри был в этой спальне впервые.

Линда услышала глухой удар и затем его голос:

— О! Черт! Моя нога!

Она села и протянула Барри руку.

— Иди сюда.

— Извини, любимая, я ничего не вижу. — Он включил свет, Линда не успела его остановить. Она вскрикнула и натянула на себя одеяло. Хромая, Барри подошел к кровати. Когда он хотел обнять Линду, она вся напряглась.

— Что случилось? — спросил он.

Линда ничего не ответила. Но продолжать было бесполезно: свет, ушибленная нога — все было не так. Пропали вся страсть и все желание, как случалось уже много раз. Очень часто в постели с обожателями у нее вдруг пропадало желание заниматься любовью.