Дойдя до той точки, где молодуха оглянулась, Дронова проделала то же самое. С этого места кусок газона с возлежащим на нем жиртрестом и сидящей подле черной вдовой был не виден – его закрывала будка аниматоров.
Края бассейна Дронова достигла в тот момент, когда с горки летела девчушка. Визжа от восторга и страха, она, как снаряд, врезалась в воду и тут же, сделав несколько неожиданно широких и сильных взмахов маленькими ручками, оказалась у бортика. Подтянулась и села у Таниных ног. Следом вылетел пацаненок и присоединился к сестре. Оба, хохоча, смотрели, как катится по дорожке их родственница. Та сидела с прямой спиной, судорожно зажав в кулаках ткань подола туники – чтобы одежка, не приведи Аллах, не задралась. В результате в бассейн женщина не вылетела, а плюхнулась, образовав в воде нечто вроде кратера. Когда она поднялась на ноги и двинулась к ребятишкам, Татьяна охнула: «Да ей и восемнадцати нет!» Девочку-подростка в матроне сейчас выдавали глаза, лучившиеся веселым, счастливым озорством.
Татьяна взглянула на часы. Ни фига себе! Без четверти четыре! Ей же еще в номер надо смотаться: взять из сейфа деньги и переодеться в раздельный купальник. А у бюстгальтера замок дурацкий – пока застегнешь, упреешь. Расстегивать еще сложнее, но это не страшно – баня общая и обнажаться до пояса там не придется.
Ровно в четыре она стояла у ресепшн «Центра здоровья». Облаченная все в тот же белый халат сухощавая брюнетка мгновенно материализовалась рядом. Сказав что-то по-турецки стоявшему за стойкой мальчику, она вытянула зажатые в Танином кулачке купюры (две по 50 евро) и положила их на стойку. Молодой человек смахнул деньги в ящик и извлек оттуда сдачу – десятку и пятерку. Дронова растерянно повертела их в руках, не зная, куда положить на время процедур. Брюнетка тут же выхватила купюры из пальцев клиентки и бросила их на стойку:
– Пусть тут. На завтра. Завтра надо только 70.
Дронова хотела возразить, что завтра, наверное, не придет, но тетка уже тащила ее в раздевалку.
В бане на установленном посредине огромном круглом камне, похожем на гигантский жернов или гончарный круг, лежали два бесформенных тела. То, что одно из них – женское, можно было определить только по лифчику.
Дронова скромненько примостилась на противоположном краю и принялась вспоминать, что читала о хамам, готовясь к путешествию в Турцию. «Этот круг называется “камень живота”. А почему тогда я лежу на спине? Наверняка эта чернявая инструктировала, как надо, а я прослушала», – Таня поспешно перевернулась на живот, прижалась щекой к теплому камню и прикрыла глаза.
Минут через пять влажный горячий пар добился-таки своего – раскупорив поры, начал просачиваться вглубь к целлюлиту, будь он неладен. Процедура проходила в тишине, если не считать доносившегося с того конца диагонали блаженного сопения.
Двери хамам отворились, и по полу зашелестели шаги. Дронова открыла глаза. Два парня и девушка-кореянка, обернутые тряпочками шотландской расцветки, скользили по мокрому мрамору, как привидения. У «камня живота» они разделились: мальчики свернули направо, к упитанной паре, девочка – налево, к Дроновой. Она была совсем крошечная, с кукольными ручками, и Таня расстроилась: «Ну что она сможет сделать такими пальчиками? Пощекотать?»
Банщица ловко расстегнула железный замочек лифчика и неожиданно сильными движениями начала скоблить Танину спину надетой на руку шершавой варежкой. Следом приятной экзекуции подверглись конечности и живот. Когда ручка в варежке-терке забралась под бюстгальтер и начала шаркать между грудями, Таня хихикнула, ей стало щекотно.
За пилингом последовал мыльный массаж. Кореяночка запускала в тазик с густой пеной мешок из тонкого полотна, а вытаскивая, ловко захватывала им воздух. Получалось что-то вроде полой подушки, которой банщица колотила Таню по разным местам. Экзотическая процедура наверняка добавила бы блаженства, если бы мыло не пахло так отвратительно – по сравнению с ним отечественное хозяйственное казалось французским парфюмом. Дронову даже слегка замутило.
Под занавес ее окатили ледяной водой из тазика, обернули точно такой же, как у самих банщиков, клетчатой мягкой простынкой и уложили на кушетку в небольшом полутемном холле, где чуть слышно играла музыка и сладко пахло розовым и лавандовым маслом. Принесли яблочный чай.
«Боже мой, как же хорошо! – подумала Татьяна, прихлебывая кисловатый напиток. – Как в той статье говорилось? Если муж хотя бы раз в неделю не отпускает жену в хамам, она может подать на развод. Это, между прочим, записано в турецком законодательстве. И правильно! Лишить женщину такого блаженства – это же садизм какой-то…»
Через несколько минут из парной вышла пара, которая вместе с Дроновой принимала пилинг и мыльный массаж. К устроившемуся на дальнем от Татьяны лежаке мужчине тут же подскочил парикмахер – судя по торчащим из нагрудного кармана ножницам и расческе. Диалога между цирюльником и клиентом Дронова не слышала, но видела, как толстяк, прикрывая ладонями макушку, мотал головой. Потом в руках брадобрея неведомым образом появилась миска, при виде которой мужчина с неожиданной для человека его комплекции прытью вскочил на ноги и замахал руками.
Расстроенный цирюльник нехотя поплелся в противоположный угол зала и плюхнул миску на стоящий рядом с дроновской кушеткой столик. Татьяна скосила глаза. Похоже на разведенную хну. Потянула носом воздух. Точно – хна! Все понятно. Брадобрей предложил клиенту местную экзотику: побрить голову налысо, а бороду покрасить в рыжий цвет – но тот категорически отказался.
Дронова допивала вторую чашку чая, когда в холл влетела знакомая брюнетка. Взяв за руку, она стащила Таню с кушетки и повела ее в массажную кабинку. Там велела лечь на живот, опустить лицо в проделанную в изголовье массажного стола дырку и ждать.
Комнатку освещал только крошечный ночничок под бордовым абажуром. Массажист просочился в кабинку беззвучно. Услышав приветствие, сказанное по-русски глубоким баритоном, Дронова вздрогнула и хотела ответить, вытащив физиономию из дырки, но мягкая ладонь властно надавила ей на затылок. С замком дроновского лифчика профессионал справился еще ловчее, чем кореянка. Выдернув бюстгальтер из-под Таниной груди, Дурдемир положил его рядом с правым ухом клиентки. Дронову обдало жаром, уши у нее запылали, а обладатель баритона, обильно полив широкую Танину спину маслом, приступил к делу: беспощадно мял и скатывал в валики целлюлит, гнал волну сначала от шеи к ягодицам, а потом обратно. Закончив со спиной, принялся за внутреннюю сторону бедер. Раскинув ноги клиентки на ширину плеч, Дурдемир то и дело врезался ребром ладони в промежность. Тане стало нестерпимо стыдно и страшно: а вдруг этот умелец доведет ее до оргазма, и она взвоет, как сирена, на весь центр здоровья?
– Теперь будем живот, – распорядился баритон.
Облегченно вздохнув, Татьяна извлекла физиономию из дырки и, приподнявшись на локтях, вознамерилась перевернуться. Но тут ее взгляд упал на свисающие двумя большими дынями груди – и она шмякнулась обратно. Пошарила правой рукой в изголовье, нащупала лифчик и застыла, сжимая его в кулаке.
Дурдемир ловко, как давеча брюнетка банкноты, вытащил бюстгальтер из Таниной руки и вложил туда небольшое полотенце. Дронова из дырки пискнула:
– Спасибо.
Обернув торс, она легла на спину и тут же закрыла глаза. В течение следующих пяти минут Дурдемир мял ее живот. Потом вдруг, взявшись за резинку трусов, потянул их вниз. Татьяна перехватила плавки почти у колен, натянула их до пупа и помотала головой:
– Так не надо.
– Надо. Целлюлит. Много. Вот здесь. – Массажист по-хозяйски похлопал клиентку по бедру.
– Не надо. Там у меня все хорошо. Лучше вот здесь. – Дронова приподнялась и ткнула пальцем свободной руки (другой она придерживала на груди полотенце) в коленку.
Минуты до окончания сеанса показались вечностью. Перед тем как уйти, Дурдемир склонился на пылающей Таниной физиономией: