— Мне пора…

— Не сердись, Стаси. Но ты пойми меня — я замучилась… Ведь я… Я люблю его…

— А ты думаешь, я не догадываюсь. Полагаю, что об этом знает даже Лесли…

— Перестань. — Эйбел улыбнулась.

— Вот ты и повеселела… — заключила довольная Стаси.

— Ты приедешь ко мне на День благодарения? Можешь привести с собой своего друга, того…

— С ним все кончено…

— О, Стаси! Извини.

— Не стоит извиняться. Этот тип пригласил меня на выходные. Я согласилась. И что ты думаешь? Он попросил меня убрать дом и выстирать его рубашки. Я рассмеялась ему в лицо. Так что я теперь свободная, одинокая женщина. На День благодарения я к тебе приду, а Рождество хочу провести на Гавайях.

— Стало быть, я останусь одна?

— А Батл и Лесли? Помнится, прошлое Рождество ты провела в их компании…

— Вот именно. Представь, ночь, тишина… Вдруг слышу рев, ругань Батла… Выскочила… Мы за Лесли по всей округе впотьмах гонялись… До сих пор не пойму, что на него тогда нашло.

Стаси засмеялась.

— Помню, помню… Я приезжаю утром с рождественскими подарками, а ты еще спишь… Я к Батлу, за что-то там зацепилась… Он вдруг как вскочит, как закричит: «Лесли, стоять!..» И в чем был — на улицу… А потом вернулся, уставился на меня. Вижу — ничего не соображает.

— Еще бы! Нетрудно представить… — поддержала Эйбел подругу.

Обеим женщинам отлично была известна эта история, не раз повторенная, но обеим становилось легче, когда они возвращались в недавнее прошлое, когда, как им теперь казалось, было все замечательно. А если что-то случалось, то казалось теперь забавным курьезом.

Стаси тайно от Эйбел не единожды пыталась вызвать Десмонда на откровенный разговор, потому что не оставляла своего намерения помирить их, но пока у нее ничего не выходило. Десмонд ощетинивался, замолкал или уходил от темы, переключая разговор на цвет обоев в гостиной либо еще на что-то. Он словно хотел дать ей понять, что устройство дома, качество ковровых покрытий составляет на данном этапе главный смысл его жизни, в которой нет места для какой-то там Эйбел.

Однако Стаси не так-то просто было провести. Она видела, что при малейшем намеке на Эйбел он весь напрягался, глаза загорались и он старался их отвести в сторону, чтобы медсестра ничего не заметила. Но Стаси в таких делах обмануть было трудно. Она заняла выжидательную позицию, ожидая, когда Десмонд допустит промах, чтобы начать свою игру. Она считала себя косвенно виновной в разрыве Эйбел и Стива и положила своим долгом вновь свести их.

После ухода подруги Эйбел бесцельно побродила по дому, подошла к роялю, откинула крышку. Послушные пальцы привычно пробежали по клавишам, которые чутко откликнулись на их прикосновения… Надолго Эйбел не ушла в мир звуков, гармонии… Но светлый ранний Моцарт показался Эйбел легкомысленным эфемерным эльфом… Не бывает так в жизни, мрачно подумала она. Жизнь состоит из обмана, несбывшихся надежд, ошибок и разочарования.

Она закрыла крышку рояля и вновь бесцельно прошлась по гостиной. Взяла сигарету и подошла к окну. Почти стемнело. Эйбел закурила, сделала несколько затяжек и скомкала сигарету в пепельнице. Курение ей никогда не помогало. Она впервые закурила после смерти мужа, но быстро оставила это занятие, которое ей казалось бессмысленным. Почему говорят, что процесс пускания дыма изо рта успокаивает? — удивлялась она. Лично меня могло бы утешить одно…

Еще немного постояв у окна, она прошла в прихожую, надела куртку и вязаную шапочку и вышла на улицу.

Эйбел совершенно не знала, чем себя занять. Пошла было к Батлу, но сквозь неплотно задернутую штору увидела, что старик заснул, сидя в своем неизменном кресле-качалке, и вернулась на тропинку, ведущую на кладбище.

Стаси легко говорить «уезжай отсюда». Допустим, я решусь, но что станет с Батлом? Он привязан ко мне, как ни один человек на свете, несмотря на вздорные выходки.

Ей вспомнился разговор с отцом. Она тяжело вздохнула.

— Что ж, верность традициям великая вещь. Не правда ли, Джейк, — обратилась она к безмолвной плите. — Я тоже не буду нарушать наших с тобой традиций, — пообещала она мужу, очевидно имея в виду скорее нравственную сторону дела, нежели внешние обстоятельства.

Прошло еще несколько таких же бесцветных, но заполненных ничем дней. Но однажды утром, спустившись вниз, Эйбел обнаружила в гостиной Батла. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что свекор что-то затеял. Она не ошиблась.

— Мы с Лесли уходим в горы.

Эйбел с неподдельным ужасом посмотрела на Батла.

— Зачем? Я не пущу тебя!

— Я не спрашиваю у тебя разрешения, а просто посвящаю в свои планы. Я отведу мула на вершину горы. Если промедлить, он умрет в сарае, тогда мне не удастся его достойно похоронить. А Лесли был хорошим мулом, он заслужил приличное погребение.

Эйбел бросилась к старику так стремительно, что опрокинула стул.

— Там зима, выживший ты из ума старик! Здесь дождь, а на вершине — снег. Ты умрешь от холода или подхватишь воспаление легких…

— Не оскорбляй меня. Я еще могу отличить зиму от лета.

— Ты снова сломаешь ногу.

— Да? Ну так лучше там, чем здесь.

Эйбел заплакала.

— Не ходи! Вызови ветеринара. Ты — это все, что у меня осталось. Я сойду с ума, если ты погибнешь вместе с Лесли.

— Тогда ты станешь наконец свободной, если, конечно, снова не попадешь в сети Десмонда.

Эйбел зарыдала. Ей только этого не хватало.

— Да не плачь ты, девчонка, — в смятении бормотал Батл. — Не выношу женских слез. — Он поднял стул и усадил ее. — Я не какой-то там молодой недоумок, который не может о себе позаботиться. На горе есть большая пещера. Мы с Лесли прекрасно устроимся.

— Но как я об этом узнаю? — всхлипнула Эйбел.

— Так же, как в свое время моя жена Мойра. В ясные дни увидишь дымок от костра. А сейчас я хотел бы получить патроны, которые ты спрятала.

— Зачем? В кого ты собираешься стрелять?

— В медведя, если проголодаюсь, или в Десмонда, если буду сыт.

Эйбел высморкалась.

— Ни за что. Пойдешь без ружья.

Батл серьезно посмотрел на нее слезящимися глазами.

— Не могу. Может, Лесли придется помочь перебраться в рай для мулов.

Эйбел закрыла глаза и вздохнула.

— В верхнем левом ящике шкафчика в ванной.

Батл подошел к двери и вдруг остановился.

— Верхний левый ящик? Это там, где ты хранишь свои женские штучки?

Эйбел открыла глаза и увидела, что старик покраснел от смущения.

— Если у тебя хватает мужества идти на вершину горы в середине зимы, то уж подавно хватит, чтобы сдвинуть в сторону коробочку тампаксов. Я не буду своими руками отправлять тебя на погибель.

Краска на щеках старика стала гуще.

— Обещай, что ты будешь осторожен. — Эйбел обняла его.

— Эй! — завопил он. — Прекрати сейчас же! Ненавижу телячьи нежности.

— Обещай, что будешь осторожен, или я поцелую тебя прямо в губы!

— Упаси Господи! — Батл отшатнулся. — Вот тебе мое слово. А теперь отойди подальше.

Час спустя она стояла во дворе, наблюдая, как Батл уводит Лесли в серую влажную мглу. Он поднял руку. Она сделала то же самое.

Ты старый сентиментальный дуралей, подумала она, а я — сентиментальная дуреха, но вслух прокричала:

— Прощай, Лесли!

Старый мул повернул голову в ее сторону, заломил уши и взбрыкнул. Она обрадовалась, что животное еще не собирается сдаваться, но потом подумала, что скорее всего никогда его больше не увидит, и на ее глаза опять набежали слезы.

Эйбел следила за мулом и стариком, пока они не исчезли в лесу. Затем посидела немного на могиле Джейка, слушая удаляющийся звон колокольчика Лесли. Это живым плохо, подумала она. Это оставшиеся в живых страдают и горюют, оплакивают и чувствуют себя одинокими.

Начинался дождь.

Стив уселся напротив доктора Коула.