Блестяще образованный специалист, свободно владевший почти полутора десятками языков, в том числе и русским, по молодости нередко вел себя вызывающе и эпатировал окружающих, легко наживая врагов, но его научный талант, разносторонняя эрудиция и глубокие профессиональные знания ни у кого не вызывали сомнений. По мнению французских исследователей, практически не представляется возможным составить полную библиографию его необъятных печатных трудов и рукописного наследия. Феноменальный дар к изучению различных языков настолько расширил научный потенциал Поля Пельо, что его с полным на то основанием называют не только китаистом, но и монголистом, тибетологом, тюркологом, индологом, иранистом. В частности, при работе над переводом фрагмента «Суварнапрабхаса сутры», написанной на одном из древнеиранских языков, ученый-полиглот параллельно сверял текст с китайской, тибетской, уйгурской, монгольской и калмыцкой версиями.

Основоположник современной школы китаеведения в России В. М. Алексеев (1881–1951 гг.) писал о нем: «Профессор Пельо является самым крупным из всех синологов, когда-либо бывших в Европе и когда-либо писавших на не-китайском языке, да и среди китайцев-китаистов он завоевал себе столь почетное место (его труды по синологии постоянно переводятся на кит. яз.), что говорить о нем следует, как о китаисте абсолютно мирового размаха». П. Пельо Поль Пельо несколько раз бывал в нашей стране. В 1922 году он был избран членом-корреспондентом Российской Академии наук, а 25 сентября 1925 года выступил с приветственным словом от Французской Академии на торжественном открытии юбилейной сессии в честь 200-летия АН СССР.

В далеком 1906 году ему было 28 лет, к тому времени он уже несколько лет проработал во французском институте Дальнего Востока в Ханое (Вьетнам). После впечатляющих археологических находок и открытий в пустынях Гоби и Такла-Макан в начале XX века Франция вдруг осознала себя заметно отставшей от Великобритании, Швеции, Германии, России и Японии в изучении данного региона. Ориенталисты одной из ведущих в мире школ забили тревогу по поводу возможного «предательства великолепных традиций» и настойчиво требовали от правительства принятия быстрых и решительных мер. Под мощным давлением национальной академии на высоком уровне было принято решение об отправке экспедиции в составе трех человек. Выбор пал на П. Пельо, его старого друга, офицера-медика Луи Вайана и Шарля Нуэта, ученого и фотографа.

Летом 1906 года они через Москву и Ташкент достигли Синьцзяна, где на протяжении почти двух лет вели интенсивные и в целом плодотворные исследования на территории оазисов древнего Шелкового пути. Например, в Куче французы провели около восьми месяцев. Им удалось обнаружить внушительное собрание буддийских текстов, многие из которых были написаны на неизвестных прежде мертвых языках.

Прибыв в Урумчи, П. Пельо совершенно случайно встретил старого знакомого по Пекину и от него впервые узнал о существовании Дуньхуанской библиотеки. Приятель подарил ему манускрипт, найденный несколько лет назад в пещерном комплексе Могао. По словам Л. Вайана, когда синолог развернул свиток, то сразу определил ориентировочную дату его написания — ранее VIII века. После этого эпизода вопросов относительно дальнейшего маршрута экспедиции у ее членов не возникало.

Добравшись до Дуньхуана весной 1908 года, в течение трех недель П. Пельо практически не покидал пещеры с манускриптами, куда Ван Юаньлу без особых колебаний согласился его отвести. Действия монаха на сей раз разительно отличались от недавних мучительных раздумий и продолжительных переговоров с настырным англичанином. Водном из своих писем француз отметил, что в первые десять дней «атаковал по тысяче свитков в сутки», поэтому «через мои руки прошел не только каждый свиток, но и всякий клочок бумаги. Только Бог знает, как много там было фрагментов и обрывков».

Тщательно ознакомившись с фондами библиотеки, он приступил к изучению статуй и фресок монастыря. В пещерах Могао до сих пор нетрудно заметить краткие записи, сделанные его рукой, — цифры (порядковый номер) и иероглифы, почти безошибочно фиксирующие исторический период, когда древними мастерами были выполнены скульптурные изображения и настенная живопись. П. Пельо не только впервые осуществил своеобразную инвентаризацию пещер, но и попросил Ш. Нуэта сфотографировать в них то, что, на его взгляд, представляло наибольший интерес. По возвращении в Париж они опубликовали в шести томах под общим названием «Пещеры Дуньхуана» несколько сотен черно-белых фотографий, которые на протяжении длительного времени оставались единственными для читательской аудитории иллюстрациями, дающими наглядное представление об удивительном искусстве буддийского монастыря. Вначале 80-х годов XX века этот альбом был переиздан.

Учитывая особый характер доверительных взаимоотношений, сложившихся у П. Пельо с Ван Юаньлу, исследователь без особых затруднений уговорил даоса продать ему, по различным оценкам, от трех с половиной до шести тысяч единиц Дуньхуанской библиотеки, представлявших особую ценность. В настоящее время полученные таким образом рукописи хранятся в Национальной библиотеке в Париже, великолепные произведения искусства были переданы им в Лувр, откуда позднее часть из них перевели в столичный Музей Гимэ. В отчете о трехлетней экспедиции в Синьцзян и Ганьсу П. Пельо особо подчеркивал: «Мы привезли… целую библиотеку китайских изданий, такую, какой до сих пор не было в Европе, а также коллекцию китайских рукописей, которой нет равных даже в самом Китае».

Вернувшись в начале лета 1909 года во Францию, ученый обнаружил, что некоторые тексты частично повреждены, и решил восстановить рукописи в Китае. В Пекине он поселился в гостинице неподалеку от императорского Запретного города, а для проведения квалифицированных реставрационных работ выбрал небольшую мастерскую, расположенную рядом с нынешним центральным железнодорожным вокзалом.

Вскоре туда зашел известный специалист, признанный знаток древнекитайской письменности Лo Чжэнью и был крайне удивлен, увидев бесценные книги по истории. Он не стал узнавать, откуда эти рукописи, а лишь попросил познакомить его с их хозяином. Через несколько дней П. Пельо пригласил к себе в номер Ло Чжэнью и его коллег, в том числе Ван Жэньцзюня, Цзян Фу и Дун Кана. Воодушевленный своими приобретениями молодой человек показал им некоторые тексты, рассказал об их происхождении и даже подарил отдельные экземпляры. Ведущие китайские ученые, абсолютно ничего не знавшие о рукописях, найденных в Дуньхуане, испытали подлинный шок, услышав повествование француза.

Дело в том, что еще в 1900 году даосский монах, обнаружив библиотеку, уведомил об этом местную администрацию и передал несколько свитков начальнику уезда Ван Цзунханю, человеку весьма далекому от учености. Позднее они попались на глаза знакомому этого чиновника Е Чан-чжи, на протяжении многих лет увлекавшемуся проблемами древней истории. Он организовал запрос в адрес властей провинции Ганьсу и предложил перевезти документы в ее административный центр — город Ланьчжоу.

Сославшись на нехватку нужных средств (не удалось отыскать 10 тысяч лянов серебра), в марте 1904 года губернатор приказал начальнику уезда внимательно пересчитать рукописи и обеспечить их сохранность, но тот посчитал указанные распоряжения чудачеством руководства и не стал его выполнять должным образом. Вход в пещеру перегородили досками и кирпичами, что никак не отразилось на регулярности ее посещения Ван Юаньлу.

Узнав от П. Пельо, что в пещере хранятся еще несколько десятков тысяч документов, Лo Чжэнью доложил центральным властям о сложившейся ситуации и убедил высокопоставленных лиц направить местному руководству на северо-западе страны телеграмму с требованием как можно скорее закрыть хранилище и не подпускать к нему иностранцев. Одновременно правительство выделило начальнику уезда 6 тысяч лянов серебра для проведения подготовительных работ, а губернатору Синьцзяна был отдан приказ в максимально сжатые сроки отправить рукописи в столицу.