Далее Урунов продолжил: «Они постоянно говорили о том, что им очень хочется стать известными личностями в стране. Это стало целью их жизни. По-другому оценить это нельзя. Иванов себя считает очень умным, потенциальные возможности его, якобы, не исчерпаны и он вместе с Гдляном могут быть большими руководителями, не имея в виду органы прокуратуры, а центральные партийные и советские органы. Его мечта — войти в историю, чтобы его долго помнили, как помнят, например Сталина».

Эта исповедь соответствовала действительным устремлениям Гдляна и Иванова. Однако их не будут помнить, как помнят, например, Сталина. В Узбекистане многие запомнили их как продолжателей бериевщины. И можно только с удовлетворением отметить, что ей не дали расползтись по всему общественному организму, не дали укорениться в государственных структурах. Ради этого нам действительно стоило работать, терпеть лишения и невзгоды, чтобы потом с оптимизмом смотреть в будущее.

Почему ее раньше не напечатали? Может быть потому, что в материалах речь шла о Ш. Рашидове, о лицах, которые находились на самых больших высотах власти. Мои суждения о них могли не совпасть с официальными оценками. И тем не менее, я считаю возможным включить в новое издание дополнительные материалы, ибо они наиболее убедительно показывают гдляновскую фальсификацию уголовных дел. А отсюда заказной характер его следствия во второй половине восьмидесятых годов. Материалы — веское свидетельство того, что сенсационность гдпяновских выступлений во многом замешена на авантюризме и подтасовках, на популистской демократической стряпне.

15 января 1990 года Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР полностью оправдает и освободит из-под стражи в зале суда Абдуллаеву Рано Хабибовну, бывшего секретаря ЦК КП Узбекистана. Гдляновская пирамида действительно развалилась на глазах, ибо на ее вершине обвинения должна была находиться и Абдуллаева Р. Ею же хотели выстроить мосток к высшему руководству государства и партии. Оправдательный приговор — вполне закономерное окончание начатой еще в 1987 году авантюры Гдляна и Иванова против Абдуллаевой Р., которая полностью переигрывала двух следователей, претендовавших на образец в следственной тактике.

Р. Абдуллаева родилась в 1935 году в с. Шафиркан Бухарской области, в простой узбекской семье. В 1961 году окончила Ташкентскую высшую партийную школу. Успешно защитила диссертацию и стала доктором исторических наук. Работала в комсомоле, Совмине республики. После смерти Рашидова в январе 1984 года Абдуллаеву Р. избрали секретарем ЦК Компартии УзССР по идеологии. Работала много и с желанием. Были и откровенные конфликты. Абдуллаева не разделяла тех методов работы в сфере идеологии, которые в течение 20 лет осуществляли ее предшественники Нишанов и Салимов. По ее мнению идеологию свели к двум плоскостям, через средства информации утверждать культ Рашидова и проводить один за другим фестивали, конференции, симпозиумы. За эти годы, к примеру, только четыре книги Рашидова были изданы 135 раз! На много больше, чем издавался Хамза Хаким-заде Ниязи — основоположник узбекской советской литературы. Хотя, как она считает, Рашидова тоже надо оценивать объективно, а не огульно охаивать, потому что в его деятельности есть и много положительного.

По мнению Абдуллаевой Р., в ее жизни неблаговидную роль сыграл Нишанов Р. Интриги начались задолго до ареста. Да и сам арест она пытается увязать с Нишановым, видимо, и потому, что Гдлян заходил к нему, в кабинет первого секретаря ЦК КП Узбекистана, как в собственную квартиру, и потому, что Нишанов не сделал ничего для ее защиты от скоропалительного обвинения.

Обратимся к фактам.

Абдуллаеву арестовали 29 октября 1987 года. Арест для нее был неожиданным, показался каким-то кошмарным сном. После ареста последовало обвинение в передаче взятки пяти тысяч рублей Председателю Совмина республики Худайбердыеву H., а также в получении 15 тысяч рублей от первого секретаря Ташкентского обкома партии Мусаханова и пяти тысяч от первого секретаря Хорезмского обкома Худайбергенова.

К моменту ареста Абдуллаевой двое последних находились длительное время под стражей и с ними «плотно» работали следователи. Она отвергла обвинение, заявила, что это оговор, никогда и ни от кого денег в виде взятки не получала и никому взяток не передавала.

В течение месяца, с 29 октября по 25 ноября, Абдуллаева выдерживала занятую позицию. Допросы следовали один за другим. В основном с ней работал Иванов, участвовал в допросах и Гдлян.

Содержание допросов Абдуллаева запомнила хорошо. За прожитые годы она воспитала в себе привычку работать независимо от ситуации, среды, в которую она попала. В следственном изоляторе вела подробные дневники. Опасаясь физической расправы написала защитительную речь для суда, в которой раскрывала чудовищную провокацию, творимую Гдляном и Ивановым против партийных, советских кадров Узбекистана. К речи приложила заявление на имя начальника изолятора, чтобы тот в случае ее смерти передал рукопись в КГБ СССР.

Уже на первой встрече ей поставили условие, или она признает получение и дачу взяток и идет домой, или ее арестуют. Сделка не состоялась. Ее арестовали, как в былые времена, с работы забрали в тюрьму. Раньше приклеивали ярлык — враг народа, сейчас — взяточник.

Абдуллаеву уничтожали не физически, а морально. В ход были пущены шантаж и угрозы арестов детей, мужа. Ее чернили как женщину, мать и жену, пытались представить морально испорченным человеком, из нее делали любовницу Рашидова. На допросах топтали ее принципы, убеждения, заявляли о бесцельно прожитых и бесплодных годах жизни. Моральный террор и содержание в условиях полнейшей изоляции от других людей надломили и Абдуллаеву. Допросы велись с утра до вечера. Она вспоминает: «Допрашивал сам Гдлян. Он устроил настоящую моральную экзекуцию. Что он мне только не говорил. Он тогда же заявил, что оказывается со мной связаны уже не только те названные ими трое, но и многие другие. Что я, оказывается, давала взятки работникам ЦК КПСС и республиканским руководителям. Доходило даже до игры на моих патриотических чувствах». Все дело в том, что на 16 Пленуме ЦК КП Узбекистана Абдуллаева выступила с предложением, чтобы из Центра, из Москвы укрепили республику кадрами. Обосновывала она это тем, что молодые узбекские кадры направлялись бы в Москву, где бы они в процессе работы могли поучиться, а потом вернуться в республику. Некоторые националисты думали, что она делала реверанс в сторону русских. И вот эту карту решил разыграть Гдлян. Он заявил: «Вот вы русских звали, а что с вами сделал Могильниченко. Он же вас недалеких и турнул с помощью русских. А вы не хотите на них, на Могильниченко давать показания». В эти же дни Гдлян стал крутиться в разговорах с Абдуллаевой вокруг второго секретаря ЦК КП Узбекистана Осетрова. Заявлял, что Осетров — это первый взяточник, и что он, якобы, дает на нее показания о получении взяток. В конце каждого допроса в кабинет заходила следователь Пантелеева и составляла протокол. Гдлян ей говорил, что записывать в них, и она писала. Конечно в протоколы писали не все, что говорила Абдуллаева, а только то, что было нужно Гдляну. Далее Абдуллаева рассказала: «На второй или третий день я почувствовала, что Гдлян готовит что-то мне грязное. Я спросила его, не могу ли пригласить адвоката? Он показал кулак и сказал: «А вот это ты не хочешь?» В общем в таком плане он меня и обрабатывал, представляя все так, как будто на него возложена великая миссия. Он и сам говорил, что должен материализовать тезис Горбачева о том, что все руководители Узбекистана — взяточники, и если я хочу быть Жанной д'Арк, то он просто плюет на меня. В открытую заявлял, что посадит не только меня, но и всех во главе с Усманходжаевым, а затем и всех со Старой площади. Через каждое слово он говорил о мафии. Когда я все это услышала от него, нужно понять мое состояние. Я сказала, что он двойник Берии. Он плюнул мне в лицо, пригрозив: «Я покажу тебе, проститутка!»