Народу в базовом лагере, куда прибыли наши 24 сентября 1996 года, толпилось много: японцы, швейцарцы, две австрийских экспедиции. Особняком держался голландец Барт Вое, старожил этих мест. Это был его третий сезон под Дхаулой. Питерцы подняли флаг России и флаг Петербурга — экспедиция на Дхаулагири проводилась в поддержку кандидатуры города — хозяина Олимпийских игр 2004 года. За неделю были установлены два лагеря — на 5800 и 6600 м. Со 2-го по 5-е октября шел снег. Снега было много. Очень много. Больше, чем можно было себе представить. Когда спустились в базовый, нашли там ту же картину. Чтобы добраться до конька палатки — только до конька, — нужно было снять метровый слой снежного покрова.

Следующим этапом штурма стал выход на рубеж — «7000». Но для этого надо было восстановить заваленные лагеря на пяти и шести тысячах. На «6200» вырыли три снежные пещеры. Еще одну — на «6600». Строить нашим ребятам снежную пещеру так же просто, как эскимосам — иглу. Все эту школу прошли еще кто на Памире, кто на Тянь-Шане. На «7200» к скале прилепился маленький снежный «карнизик». Аккуратно его нарастили на ширину палатки. Спать поначалу было страшновато: все казалось — обрушится. С «7400» пошел пятидесятиградусный крутяк с жестким снежно-ледовым покрытием. Его сменили снега — по пояс и выше. Рыть траншеи под восемь тысяч не просто тяжело, а очень тяжело. Темп движения оставлял желать лучшего. Но главное — уходило драгоценное время. По предварительному плану, попытку покорения вершины должны были предпринять 12 октября. Из-за непогоды они отставали на 7-8 дней. Двадцатого октября, по общему решению, семь человек покинули базовый лагерь, чтобы успеть на самолет из Катманду. Под горой остались Рута, братья Шустровы, Костя Астанин, Женя Майоров и Мошников.

Три дня, только три дня было у них на единственную и последнюю попытку штурма. К утру 31 октября Астанин, Майоров и Мошников оказались в последнем лагере на «7400». Под утро стало ясно: можно выходить. Некоторые сомнения у ребят были в том, брать ли с собой кислород: питерская экспедиция, в отличие от других восходителей в Гималаях, кислород не применяла. Но несколько баллонов были заброшены сюда японцами, поднимавшимися тем же путем. И в рамках взаимодействия экспедиций согласие на их использование имелось. Все же убедительна была точка зрения капитана: «Если кислород закончится до того, как мы спустимся к палаткам, это будет очень сильный удар по уставшему организму. Не всякий без последствий может перенести такой переход. К тому же мы не знаем, сколько часов займет штурм...» С его доводами согласились.

В 7.30 утра тройка вышла в путь. Постепенно разрыв между шедшим впереди Мошниковым и двумя другими альпинистами увеличивался. Анатолий шел в направлении северо-восточного гребня. При выходе на него он получил такой заряд ветра в лицо, что двинулся дальше по незнакомой, но защищенной северной стороне. Однако ему еще раз пришлось отступить, когда в районе вершины он опять попытался выйти на гребень. Путь преградил огромный снежный наддув-«карниз». Преодолевать его не было ни сил, ни времени. Пришлось приспуститься, теряя драгоценные метры высоты, пройти немного назад и только потом выйти наверх. В 15.30 выше идти стало некуда... Фотографии флажков на фоне гималайских пространств не получилось: голая вершина и сильный холодный ветер не способствовали выполнению традиционной процедуры.

К 18 часам они спустились в штурмовой лагерь. Астанин и Майоров, встреченные Анатолием при спуске, решили не рисковать — им определенно не хватало светлого времени для возвращения к палатке. Ребята были, конечно, разочарованы: отступить, когда позади восемь километров, а впереди несколько сот метров! Более опытный Мошников мог бы их и подождать... Анатолия же гнало вперед и вверх то обстоятельство, что если они не успеют дойти до вершины все втроем, это будет неудачей. Если хотя бы один достигнет вершины, по законам высотного альпинизма, вся команда может праздновать победу.

На следующий день к 10 вечера они спустились в базовый лагерь. Оставался дневной переход до Джонсона, а там — перелет до Катманду и московский рейс.

Уходя из лагеря, взяли немного: супы в пакетах доброго спонсора «Galina Blanka», заварку. Рассчитывали на день пути. Никто и подумать не мог, что они попадут в капкан, из которого выберутся только через пять дней. Снег начал идти еще с вечера, и покров рос буквально на глазах — от 20 сантиметров до полутора метров. Уютные зеленые террасы, по которым с песнями они поднимались полтора месяца назад, превратились в лавиноопасные склоны. Продвижение составляло 1-1,5 километраж сутки. На третий день, когда после двух перевалов идти дальше можно было только по краю каньона, пришлось и вовсе остановиться. Хорошо хоть, на первом переходе они догнали Боса, и голландец, в третий раз уходивший от Дхаулы «не солоно хлебавши», после некоторых колебаний присоединился к ним. У Барта был примус и запас горючего, у них — чай и супы. Только к исходу пятого дня они вышли в первый поселок на своем пути, а еще через сутки были в Джонсоне. Около трех сотен туристов из разных трекк-групп, застигнутых тем же снегопадом, скопились в селе в ожидании рейсов на Катманду. Ждать своей очереди можно было еще пару недель. Помог голландец, знавший тут всех и вся. Надо сказать, что когда питерцы еще только появились в базовом лагере, Вое очень подозрительно на них посматривал. Годом раньше у него пропали веши прямо под Дхаулой. Он грешил на болгар, а разницы между ними и русскими не видел никакой. За время совместного путешествия его мнение о славянских народностях изменилось, поэтому Барт отыскал местного «авторитета», и они стартовали чуть ли не первым рейсом...

Несмотря на проложенную «русскую» дорогу, на вершину Дхаулагири в осеннем сезоне, кроме питерской экспедиции, не поднялся никто. Сделавшие попытку австрийцы дошли до семи тысяч и с сильными обморожениями отступили вниз...

Сергей Шибаев / фото Анатолия Мошникова и Бориса Медника

Читатель в пути

В редакцию пришло письмо. От студентов МГУ. Они рассказывали, что готовят серьезную экспедицию на плато Путорана (Красноярский край). «Подлинное изучение потенциальной и реальной опасности для природы Севера, исходящей от деятельности человека, возможно только при участии независимой общественной инициативы. Поэтому одним из аспектов нашего проекта является экологический», — сообщали авторы письма.

Но прежде чем осуществить экспедицию на труднодоступное плато Путорана, студенты решили испытать себя в горах и болотах Полярного Урала. Это было, как свидетельствуют сами участники трехсоткилометрового перехода, — хорошей школой.

В кассе № 13 Ярославского вокзала на 13 число были куплены билеты на поезд «Москва - Воркута», вагон № 13. Так, весьма многообещающе, началась экспедиция «Полярный Урал». Она преследовала следующие цели: сбор фотоматериалов о природе этих мест, поиски следов древних космических катастроф, а также проверка психологической совместимости членов нашего коллектива перед экспедицией на таинственное плато Путорана.

Нам предстояло вчетвером пересечь мощный хребет Полярного Урала, который сейчас, из окна вагона, казался узенькой полоской, замыкавшей на горизонте холодный простор тундры, отутюженной свинцовыми облаками.

Полоса ледяных болот

«Там одни лишь беглые зэки да бешеные собаки!» — обрадовала нас соседка по вагону. Под этим коротким «там» подразумевался умирающий поселок Хальмер-Ю — начало нашего пешего маршрута. Хальмер-Ю! Красиво... А в переводе с ненецкого значит «Могила у реки».

Первое впечатление после высадки на бетонную плиту, брошенную в грязь у одноколейки: холодно! Нет, не холодно, а очень холодно. Злые порывы ветра, казалось, насквозь продували обветшалые дома поселка. Редкие люди, словно призраки, появлялись из-за одной двери, чтобы сразу же исчезнуть за другой. Поезд встречали машина «скорой помощи» да одноухая дворняжка.