Но что сказать ему, когда он наконец позвонит, она не представляла. В силу извращенной природы человеческих чувств, даже таких сильных, как влечение, она сомневалась даже, что хочет дождаться его звонка. Позвонив, он начнет задавать вопросы, строить планы, а она сама пока не знала, чего хочет, каким видит будущее. Поразительнее всего было другое, особенно потому, что младенцы не значились даже в самых отдаленных ее планах: тоска одиночества, которая мучала ее с тех пор, как они с Мэтью расстались, неожиданно утихла. Сообщив Мэтью о беременности, Рут обрела ощущение независимости, столь же удивительное, сколь и желанное. К ее изумлению, даже в нынешнем состоянии ребенок был свершившимся фактом, а не возможностью выбора. Рут осторожно приложила ладонь к своему плоскому животу. Возможно, теперь она наверстает все, что упустила. Возможно, именно теперь у нее на руках все козыри, ей обеспечено все одобрение. Она убрала руку с живота и придвинула к себе клавиатуру.

«У меня все в полном порядке», — строго, почти официально ответила она Лоре.

Роза вспомнила, что на дневных спектаклях не бывала с самого детства, с тех пор как Эди и Рассел водили их, всех троих, на рождественские мюзиклы. Было что-то экзотическое в походе в театр при дневном свете и выходе в сумерках, словно за эти несколько часов театр перенесся в другое время и другой мир. Теперь же, двадцать лет спустя, дневные спектакли казались не столько экзотикой, сколько нелогичностью, требованием смириться и поверить, вопреки подтверждениям всех органов чувств, принять это требование почти как вызов.

Зал был заполнен лишь на четверть. Зрители расселись поодаль друг от друга, продающая программки девушка позевывала. Роза устроилась в последнем ряду — в надежде, что Ласло не разглядит ее с такого расстояния, даже если у него отменное зрение. Но этим днем он не смотрел ни на кого, кроме дублерши Эди. Никогда не болевшая и не пропускавшая спектакли, презирающая людей, которые под предлогом нездоровья отказываются от выполнения своих обязанностей, Эди свалилась с жестокой головной болью и твердым намерением все-таки выйти на сцену вечером.

— Только не скучать, — сказала она Ласло, когда тот возник в дверях ее спальни. — Не вздумай заскучать без меня.

Глядя, как играет дублерша Эди, а не сама Эди, Роза почувствовала себя предательницей. С другой стороны, она пришла посмотреть не на мать, а на Ласло, с которым сговорилась встретиться в перерыве между дневным и вечерним спектаклями. Он признался, что это «окно» трудно заполнить: энергию надо беречь, приходится балансировать между желанием расслабиться и невозможностью расслабиться настолько, чтобы уже не суметь собраться к следующему выходу. Роза ответила, что понимает его, — почему бы им не перекусить где-нибудь в тихом месте? Может, такой поход не повредит?

На лице Ласло отразились сомнения.

— Обычно я просто читаю…

— А на этот раз просто будешь говорить, — подхватила Роза.

— Ладно, — кивнул он и робко улыбнулся. — Спасибо.

Она улыбнулась в ответ, не объясняя, что сначала посмотрит спектакль. Ей хотелось немного понаблюдать за ним, увидеть, как он справляется без Эди, вне домашней обстановки. Хотелось выяснить, удастся ли ей понять, чем он так привлекает ее, мало того — почему ее влечет к человеку, который не только не в ее вкусе, но и моложе, потому вряд ли способен всерьез заинтересоваться ею. Роза поерзала в кресле. Она с трудом переждала почти все первое действие, в том числе появление этой талантливой мерзавки Черил Смит, прежде чем дверь слева от сцены открылась, и Ласло, в шляпе и с трубкой, произнес с нерешительностью, которая так умиляла ее: «Извините, я думал, что вы в конторе». Она перевела взгляд на программку. У него и вправду красивый профиль.

Когда зазвонил телефон, Вивьен лежала в постели. Она улеглась потому, что так и собиралась сделать, — отдохнуть, прежде чем Макс повезет ее на ужин с новым клиентом, которого он попросил обаять. Однако Макс позвонил, признался, что ему ужасно стыдно, но клиент хочет поговорить с ним с глазу на глаз, поскольку разговор будет строго деловым, и Вивьен решила все-таки полежать, хотя уже по другим причинам.

— Не знаю, что и сказать, киска, — пробормотал Макс. — Я чувствую себя ужасно. Я ведь тебе обещал. Но это выгодный клиент, а ты же знаешь, как у меня сейчас идут дела. От него одного многое зависит.

Сидя у телефонного столика в прихожей, Вивьен молчала. Ей казалось, что в нее вторглась другая, былая Вивьен — та самая, которая больше не кричала на Макса, но упорно воздвигала между ним и собой каменную стену молчания.

— Виви! — позвал в трубке Макс. — Дорогая, ты меня слышишь?

— Пока, — ответила она. — Надеюсь, все пройдет удачно.

Она положила трубку, поднялась в свою спальню и сбросила туфли. Если нельзя поваляться в постели в предвкушении, значит, остается только лежать и утешаться. Досадливо морщась, она устроилась поудобнее и посмотрела на вечернее платье, висящее на дверце ее гардероба, — многослойное, шифоновое, с серовато-белым рисунком («в холодных тонах ты просто прелесть, киска»). Она собиралась надеть его сегодня вечером.

На тумбочке у кровати зазвонил телефон. Вивьен задумчиво посмотрела на него.

«Нет, — собиралась сказать она Максу, — нет, я не собираюсь снова менять планы. Я найду, чем заняться сегодня вечером. Например, схожу в кино».

После шестого звонка она взяла трубку и прислушалась, отстранив ее от уха.

— Виви? — послышался слабый голос Эди.

На секунду Вивьен крепко зажмурилась, словно желая выжать из глаз слезы.

— Почему ты не в театре? У тебя же по субботам дневные спектакли.

Эди ответила, разделяя слова многозначительными паузами:

— У меня мигрень.

Вивьен издала сочувственный возглас и сказала:

— У тебя же никогда не бывает мигрени.

— А сегодня разыгралась.

— Тебе давно пора подумать о гормонотерапии. Признайся самой себе, что ты уже не девочка, и…

— Я устала, — перебила Эди.

— Что?

— Я просто устала.

— Ну, само собой. И работа, и полный дом народу…

— Я звоню тебе не для того, чтобы выслушивать нотации!

Выдержав краткую паузу, Вивьен спросила:

— Зачем же ты тогда звонишь?

— Я лежу в постели, — объяснила Эди, — дома никого нет, даже Рассела, вот мне и захотелось с кем-нибудь поболтать.

— Стало быть, и я сгодилась.

— Да, и ты, — согласилась Эди. — Как у тебя дела?

— Прекрасно.

— Гладишь рубашки Макса от «Джермин-стрит», стряпаешь романтический ужин и планируешь поездку в Австралию?

— Ни в какую Австралию мы не едем.

— Виви!

Вивьен прижала тыльную сторону ладони к коже под одним, затем под другим глазом.

— Да, не едем.

— Виви, но почему?

— Макс говорит, — Вивьен устремила взгляд на окно, — что это ему не по карману.

— Прости, но…

— Пожалуйста, не надо.

— Чего не надо?

— Не надо подсказывать мне то, до чего я уже додумалась сама, — объяснила Вивьен.

— Но ведь он продал свою квартиру!

— Помню.

— А квартира была немаленькая…

— Знаю, Эди, знаю. Не продолжай, не надо…

— О, Виви, — изменившимся голосом произнесла Эди, — я так тебе сочувствую…

— Пустяки. Это же просто поездка. — Она снова взглянула на шифоновое платье. — В остальном все в порядке, — громко добавила она.

— Ты уверена?

— Конечно. Он сам расстроился. Когда мужчина искренне раскаивается, это видно сразу, правда?

Снизу послышались два мелодичных звука — звонок в дверь.

— Черт, — пробормотала Вивьен и села. — Кто-то пришел.

— Если хочешь, перезвони мне. Я буду дома до шести…

— А как же твоя мигрень?

— Проходит, — заверила Эди, — уже проходит. Виви, что я могу для тебя…

Вивьен поднялась и сунула ноги в туфли.

— Ничего, — прервала она. — Спасибо, но ничего. Помощь не нужна. Все в порядке.