Лора, я не хочу сдаваться и сворачивать с выбранного пути, не хочу упускать возможности. Я не верю, что приемлемость для окружающих неразрывно связана с собственным раздражением, но вместе с тем мне невыносима мысль, что, выбрав путь, по которому я иду сейчас, я останусь и без мужа, и без семьи — потому что непозволительно иметь все сразу.

Я не хочу умерять свои амбиции.

Я хочу жить в этой квартире.

И хочу, чтобы Мэтью вернулся.

Целую, Рут».

В ресторане, куда Макс повел Вивьен ужинать, она никогда прежде не бывала. В глубине зала там был зимний сад, и Макс объяснил, что летом он становится открытой террасой, а рядом с ним, в парке с мощеными дорожками, ставят огромные белые итальянские зонтики, на деревья вешают фонарики и получается очень-очень приятная атмосфера.

Осторожно переступая в новых сандалиях, Вивьен прошла к столику. Она решила не спрашивать, откуда у Макса такие обширные познания о ресторане, особенно о фонариках. За четыре года, пока они жили врозь, Вивьен встречалась с двумя мужчинами, которые годились только на роль случайных партнеров, а у Макса, по достоверным сведениям Вивьен, было три любовницы, а если верить подозрениям — пять: все моложе ее, длинноволосые, сексуальные, доступные и деятельные. Макс никогда не называл их по имени, но Вивьен все-таки знала, что одну зовут Карли, другую Эмма, а с третьей, стюардессой, Макс познакомился, возвращаясь из Чикаго, — потом она, к досаде Вивьен, организовала очень дешевый билет для Элиота на рейс в Австралию. Возможно, Эмма, Карли и стюардесса бывали в этом ресторане с зимним садом. Но даже если Макс и водил их сюда, у нее, Вивьен, его пока еще законной жены, есть козырь, с которым не сравнятся никакие, даже самые длинные волосы и раскованность в постели, недоступная ей.

Опустившись на стул, она посмотрела на Макса поверх пламени свечей.

— Прелесть.

Он указал на меню:

— Возьми, полистай. Выбирай что хочешь. Хоть омара.

Она улыбнулась. В светлом костюме и ярко-голубой рубашке у него был, по мнению Вивьен, весьма благородный вид. Приятно видеть рядом мужчину, который следит за собой.

— Макс, я не люблю омаров.

Он улыбнулся в ответ.

— Я тоже.

— А чего еще я не люблю?

Он прикрыл глаза.

— Дай-ка вспомнить…

— Зеленый перец, — подсказала Вивьен. — Ревень. Кориандр.

Он открыл глаза.

— Торт «Баттенберг».

— «Баттенберг»?..

— Да, — подтвердил он.

— Впервые о таком слышу.

— У него на срезе желтые и розовые квадраты, — напомнил Макс. — Как-то раз я купил его в придорожном кафе, по пути в Шотландию. А ты выбросила его из окна машины.

Вивьен довольно усмехнулась:

— Выдумываешь.

— Ничего подобного. Я отчетливо помню, словно это было вчера… Я заказал шампанское.

— Шампанское!

— А что такого? Ведь у нас праздник, верно?

Склонив голову набок, она кокетливо прищурилась:

— Вот как? И что же мы празднуем?

Он подмигнул.

— Маленькое… восстановление отношений, Виви.

— О, так бот оно что! — протянула она.

Официант поставил между ними на стол металлическое ведерко с бутылкой шампанского.

— Боже мой…

— Когда ты в последний раз пила шампанское?

— Даже не помню.

— Ну, тогда давно пора. Пора хоть немного порадоваться жизни, Виви.

Официант неторопливо наполнил высокий бокал из тонкого стеклам церемонно поставил его перед Вивьен. «Вот увидишь, он угостит тебя шампанским, — пообещала Роза, валяясь в спортивном костюме на диване и махая Вивьен на прощание. — Можешь не сомневаться, шикарный будет ужин».

Макс поднял бокал.

— За… — начал он и умолк.

Вивьен ждала.

— За Элиота, — объявил он.

— Да-да, конечно, — слишком оживленно подхватила Вивьен, тоже взяла бокал и чокнулась с Максом. — За Элиота.

— Что слышно насчет Ро?

Вивьен слегка поморщилась.

— Не будем забывать: что годится для австралийского пляжа, не годится для Ричмонда.

— Да ладно тебе, — сказал Макс, — я тебя не узнаю. Не брюзжи, Виви.

Она подняла глаза.

— Вообще-то я с ней ни разу не общалась.

— Я тоже.

— Она осваивает буддизм.

— Буддизм, — повторил Макс. — Бог ты мой.

— И при этом катается на серфе и хлещет пиво…

— Между прочим, могло быть и хуже.

— Но как же, Макс…

— Давай пока оставим эту тему, — предложил он. — На какое-то время.

— Оставим?

— Да, вместе. Ведь он наш сын.

Вивьен пригубила шампанское.

— А этот дайвинг!

— Мне кажется, что волноваться пока рано, — сообщил Макс. — Вот если и в тридцать лет у него не будет других занятий, мы примчимся и устроим ему выволочку.

— А до тридцати лет ты с ним встречаться не собираешься? Макс ответил ей взглядом в упор:

— Мы слетаем к нему в любое время, когда ты будешь готова.

Вивьен улыбнулась своему бокалу.

— О-о…

— Только скажи.

Она откинулась на спинку стула.

Помолчав, она оглядела ресторан и спросила:

— Как там стюардесса?

— Все летает.

— И ты не нашел ей замену? — во внезапном и радостном приливе уверенности продолжала Вивьен.

— Я старался. Изо всех сил.

— Считаешь, я должна знать подробности?

Он склонил голову набок.

— Только если хочешь известись от скуки. Как извелся я. Что будешь есть?

— Угадай.

Он просмотрел меню.

— Авокадо с барабулькой.

— Вот видишь, — сказала она, — ты ничего не забыл.

— Нет, не забыл.

— А ты будешь лесные грибы и цесарку.

— Или утку.

— Ах да, утку. Четыре года не готовила утку.

Макс взглянул на нее поверх меню.

— Пора исправляться.

— Сейчас я готовлю девчоночью еду, — объяснила Вивьен, — рыбу, салаты, макароны. Роза на диете.

— Надеюсь, ты не составляешь ей компанию.

— Вообще-то я подумывала…

— Не смей, — перебил Макс, — тебе ни к чему. Ты… — Он умолк и усмехнулся, а потом спросил: — Что я хотел сказать, Виви?

— Понятия не имею.

— А что ты надеялась услышать?

— Ну перестань, — попросила она.

— Тебе же нравится.

Она вздернула подбородок.

— Уже нет.

— Посмотрим…

— Лучше не надо.

Макс подался к ней, наклонившись над столом.

— А ведь я и вправду собирался кое-что сказать.

— Да?

— Только позднее, но, пожалуй, скажу сейчас.

Он отложил меню и опять наклонился к Вивьен.

— Мы ведь хорошо провели время на прошлой неделе?

— Да…

— И сейчас вид у тебя не самый несчастный…

— Не самый.

— Послушай, — продолжал Макс, — послушай, Виви. Все изменилось, правда? Я урвал свой глоток свободы, у тебя было время разобраться в себе, Элиот вырос и укатил… — Он сделал паузу и посмотрел ей в глаза. — Вот я и подумал, Виви: может, ты дашь мне еще один шанс?

Стоя под душем, Рут слушала Моцарта. Эту запись «Дон Жуана» она включила на полную громкость, чтобы слышать, несмотря на шум воды, и музыка вместе с водой на краткое время взбодрили ее и отвлекли от мыслей. Однажды, когда ей было лет четырнадцать, мать сказала ей, что не годится много думать — этак разучишься просто жить, и в то время Рут сочла, что мать пытается найти оправдание нескончаемым житейским хлопотам. Но теперь ей казалось, что в материнской теории, пожалуй, есть зерно истины и что страсть ее матери к порядку, мелким заботам и всевозможным комитетам была ее способом справиться с невозможностью реализовать весь свой потенциал. Вероятно, она просто приспосабливалась к рамкам дозволенного, лишь бы — вот она, главная причина! — не восстать против тех, кто установил эти рамки, и не задаваться вопросом, почему им принадлежит власть.

Рут закрыла воду и вышла из ванной навстречу лавине звуков. Пусть играет так, решила она, пока кто-нибудь из соседей не начнет жаловаться или не включит так же громко ненавистное ей радио. Она завернулась в полотенце, как в саронг, прошлепала по гладкому светлому полу в гостиную и склонилась над компьютером. Почтовый ящик наверняка пуст, нет сообщений на автоответчике и эсэмэсок в мобильнике. Если они и приходят, то лишь по работе: все ее общение разом прервалось, словно она очутилась за звуконепроницаемой дверью, отрезавшей все звуки вечеринки.