— Роза не позвонила.

— А почему тебя это удивляет? — триумфально закончила Вивьен.

Эди огляделась. Страницы с ролью рассыпались, на одной старательно вылизывался кот.

— Мне пора, — сообщила она сестре.

— Ты же…

— Некогда болтать, — прервала Эди. — Мне еще учить роль.

Мейв разбирала счета, готовя для Рассела ежеквартальную декларацию по НДС. Накануне сдачи декларации она вписывала данные по всем квитанциям, накладным и прочим бумагам в черные гроссбухи и, воюя с престарелым компьютером или роясь в разъезжающихся кипах бумаги, не умещающихся на слишком узком столе, поминала добрым словом времена бесхитростных рукописных бухгалтерских отчетов, с простыми и понятными колонками «приход» и «расход», с четко вписанными внизу, красными чернилами, суммами «итого», внушающими удовлетворение. Современный бизнес не просто усложнился: в нем стало всего больше — больше бумаг, больше проверок, больше дубликатов, больше вариантов на выбор. Порой Мейв думала, что выбор — гораздо более вероятная причина нынешней вездесущей депрессии, чем стресс. В своем крайнем проявлении возможность выбора способна просто-напросто свести с ума.

Как обычно, дверь в кабинет Рассела была приоткрыта. Сам он отсутствовал — отправился на встречу с представителями телекомпании, получившими выгодный контракте крупным банком и теперь в поте лица ищущими и актеров, и голоса для озвучки. Мейв легко могла представить его на встрече — слегка встрепанного, особенно в окружении черных футболок и деловых костюмов, но умеющего разбираться в людях и знающего толк в деле, которым он занимался еще в те времена, когда конкурентов и на свете не было. Если Рассел не принадлежал к числу агентов, то и долетающих в Лос-Анджелес и проводящих выходные на собственной вилле, то лишь потому, что не желал этого.

«Амбиции у меня умеренные, — признался он Мейв, когда давным-давно впервые встретился с ней на собеседовании. — Просто мне нравится заниматься делом. Когда растешь на Севере, со временем либо проникаешься трудовой этикой, в атмосфере которой воспитывался, либо протестуешь против нее. То, что вы видите, мисс О’Лири, — это мой маленький бунт».

Так или иначе, с деловых встреч он никогда не возвращался с нулевым результатом. Собираясь на них, он прихватывал с собой несколько снимков, пару кассет с записями и предлагал их, заметив вскользь «Возможно, это вас заинтересует» тем же тоном, которым убеждал клиентов взяться за хорошо оплачиваемую и при этом почти не требующую актерских навыков работу. Клиенты нехотя соглашались, а затем в изнеможении падали на плетеный диван в приемной Мейв и стонали:

— Я же сказал, что больше не желаю играть газонокосилку. Я пообещал себе: больше никаких мультяшных медвежат. Я поклялся, что больше никогда не озвучу чайный пакетик! Никогда! Ни за что!

Много лет назад Мейв заготовила табличку и повесила ее на монитор компьютера со стороны, обращенной к дивану. Табличка, гласившая: «Деньги есть деньги», — пробыла в употреблении так долго, что пообтрепалась по краям. Она предназначалась, чтобы избавить Мейв от повторения одних и тех же уговоров, но, конечно, каждому клиенту приходилось раз за разом втолковывать: что плохого в озвучке ролика строительной компании, если это поможет оплачивать счета — до тех пор пока звездная роль не станет свершившимся фактом, а не просто мечтой?

Мейв встала из-за стола и отправилась в кабинет Рассела за мелкими квитанциями, которые он хранил в старой кожаной шкатулке для воротничков на заставленных всякой всячиной полках над столом. Шкатулка для воротничков принадлежала его деду, чьи инициалы, совпадающие с инициалами Рассела, искусно вытесненные на коже под застежкой, все еще были видны. Что сказал бы Рассел Бойд, порой гадала Мейв, как отнесся бы этот трудолюбивый и богобоязненный производитель бочек для рыбы, поставлявший их судам, которые рыбачили у северного побережья, в окрестностях Халла, если бы узнал, какую несерьезную, легкомысленную работу выбрал его внук? Что подумал бы, увидев фотографии в рамках, подписанные самыми известными клиентами Рассела, все эти лица, приоткрытые губы, глаза с поволокой, жеманство и манерность? Мейв сняла с полки шкатулку и открыла ее. Бумаг в ней почти не было. Рассел умел жить, но, похоже, такси считал излишней роскошью.

В приемной раздался уличный звонок. Мейв убрала шкатулку и нажала кнопку на домофоне.

— «Рассел Бойд ассошиэйтс».

— Это Эди, — послышалось в динамике.

— Поднимайтесь, — предложила Мейв. — Его пока нет, но должен подойти.

Она отперла дверь, а спустя несколько секунд услышала, как та скрипнула и захлопнулась за Эди. Стоя на пороге приемной, Мейв слушала, как приближаются быстрые и легкие шаги. Эди была в джинсах, зеленой куртке и кепке вроде тех, которые, насколько помнила Мейв, носили в шестидесятые — в стиле «девчонка-сорванец», с большим козырьком.

— С ролью вас! Поздравляю! — воскликнула Мейв, едва Эди ступила на лестничную площадку.

Эди похлопала ее по руке. Они были знакомы двадцать пять лет, и за это время ни разу не поцеловались. Мейв считала, что Эди не из тех, кто лезет целоваться ко всем подряд, и к актерам, и ко всем прочим. Так или иначе, чувство такта и понятие о приличиях заставляло обеих вести себя дружески, но сдержанно.

— Отличная роль, — кивнула Эди, слегка задыхаясь после подъема по крутой лестнице, — я в восторге. Неудивительно, что Ибсен перебрался в Италию. Там же дышать нечем, в этой Норвегии. — Она заглянула в кабинет Рассела. — А где он?

— На встрече с «Дейдрим продакшн», с минуты на минуту должен вернуться. Хотите пока выпить кофе?

Эди задумалась:

— Не знаю, удобно ли…

— Да я целыми днями его варю, — прервала Мейв. — На здешних посетителей, которые тянутся один за другим, не напасешься. Всем подавай заботу и сочувствие, а я отвечаю и за то, и за другое.

Эди подошла к окну в кабинете Рассела и спросила почти небрежно:

— Роза сюда не заходила?

— В последнее время — нет, — ответила Мейв. — Была месяц назад. Похоже, ростом она пошла не в вас.

Эди пожала плечами:

— Все дети выше меня. А мне приходится покупать обувь в Чайнатауне.

— Это от нынешнего питания, — сказала Мейв. — В нем все дело. Во времена моего ирландского детства у нас, в графстве Слайго, и троих ребятишек не хватило бы, чтобы слепить одного нынешнего.

Снова хлопнула входная дверь.

— А вот и он, — объявила Мейв. — Хлопать дверью — это у вас семейное. Больше никто в этом доме не хлопает дверью так, как он.

Эди сняла кепку и бросила ее на стол Рассела, затем уселась в его вращающееся кресло и откинулась на спинку.

— Если хотите увести его, — предупредила Мейв, — пусть подождет: мне надо, чтобы он перед уходом подписал пару бумаг.

Эди покачала головой:

— Я только поговорить.

Шаги Рассела послышались на лестничной площадке, затем в приемной.

Наконец в дверях кабинета возник он сам.

— A-а! — воскликнул он и улыбнулся. — Какой приятный сюрприз!

Эди смотрела на него молча.

— Как прошла встреча? — спросила Мейв.

Рассел смотрел на Эди.

— Неплохо, — ответил он, — неплохо. Почву прощупал, может, и перепадет кусок-другой.

Он положил на стул старую холщовую сумку, в которой носил бумаги, прошел к столу и наклонился, чтобы поцеловать Эди.

— Ну, здравствуй.

— Я позвонила бы, но мне не сиделось дома, — призналась она.

— Неплохо, — снова повторил Рассел и присел на край стола. — Иначе ты бы сюда не заглянула.

Мейв направилась к себе.

— Прикрыть дверь?

Рассел оглянулся.

— Ничего, не беспокойтесь.

— Да, пожалуйста, — попросила Эди, перебив его.

Он повернулся к ней:

— Что-то случилось?

Эди дождалась, когда Мейв с преувеличенной осторожностью закроет дверь, и призналась:

— Сегодня меня озадачил

— Чем?

Она поднесла руку к глазам ногтями вверх, словно изучая кутикулы.