Помощник комиссара скривился:

– Темное дело... – Помолчал, собираясь с мыслями, и снова напустился на инспектора Мейна: – А вам не удалось ничего выведать у жителей Стиклхевна? Не может быть, чтобы они ничего не знали.

Инспектор Мейн пожал плечами:

– Здесь живут рыбаки, сэр, люди простые, скромные. Они знают, что остров купил некий мистер Оним, – только и всего.

– Но должен же был кто-то доставить на остров продовольствие, приготовить дом к приезду гостей.

– Этим занимался Моррис. Некий Айзек Моррис.

– И что же он говорит?

– Ничего, сэр, его нет в живых.

Помощник комиссара насупился:

– Мы что-нибудь знаем об этом Моррисе?

– Знаем, как не знать, сэр. Весьма малопочтенная личность. Года три назад он был замешан в афере Беннито – помните, они тогда взвинтили цены на акции, но доказать, что он в этом участвовал, мы не могли? Причастен он был и к той афере с наркотиками. И опять же мы ничего не смогли доказать. Моррис умел выходить сухим из воды.

– Это он вел переговоры о покупке Негритянского острова?

– Да, сэр, но он не скрывал, что покупает остров для клиента, который желает остаться неизвестным.

– Почему бы вам не покопаться в его финансовых делах, может быть, вы бы что-нибудь и выудили?

Инспектор Мейн улыбнулся:

– Знай вы Морриса, сэр, вам никогда бы не пришла в голову такая мысль. Он умел оперировать цифрами, мог запутать и лучших экспертов страны. Мы хлебнули с ним лиха в деле Беннито. Он и здесь тоже запутал все следы, а найти, кто его нанимал, нам пока не удалось.

Томас Легг вздохнул:

– Моррис приехал в Стиклхевн, договорился обо всех хозяйственных делах. Сказал, что действует от имени мистера Онима. Он же и разъяснил жителям Стиклхевна, что гости мистера Онима заключили пари, обязались прожить на острове неделю. Поэтому, какие бы сигналы они ни подавали, обращать на них внимание не стоит.

Сэр Томас Легг заерзал в кресле.

– И вы хотите меня убедить, Мейн, что местные жители и тут ничего не заподозрили?

Мейн пожал плечами:

– Сэр, вы забываете, что Негритянский остров раньше принадлежал Элмеру Робсону, молодому американскому миллионеру. Чего только он и его гости там не выделывали! У жителей Стиклхевна просто глаза на лоб лезли. Но в конце концов ко всему привыкаешь, и они сжились с мыслью, что на этом острове должно твориться черт-те что. Если поразмыслить, их можно понять.

Сэру Томасу Леггу пришлось согласиться.

– Фред Нарракотт – это он перевез гостей на остров – обронил одну весьма знаменательную фразу. Он сказал, что вид гостей его удивил. «У мистера Робсона собиралась совсем другая публика». И я думаю, именно потому, что это были такие обычные, ничем не приметные люди, он нарушил приказ Морриса и по сигналу SOS отправился им на помощь.

– Когда именно Нарракотт и его люди попали на остров?

– Утром одиннадцатого сигналы SOS заметила группа скаутов. Однако добраться до острова не было никакой возможности. Пристать к острову Нарракотту удалось лишь двенадцатого в полдень. Местные жители утверждают, что до этого никто не мог покинуть остров. После шторма море еще долго не успокаивалось.

– А вплавь никто не мог оттуда улизнуть?

– От острова до берега не меньше полутора километров, вдобавок море было бурное, волны со страшной силой обрушивались на берег. И потом, на прибрежных скалах стояли скауты, рыбаки – они во все глаза следили за островом.

У сэра Томаса Легга вырвался вздох.

– Кстати, как насчет пластинки, которую нашли в доме? Может быть, она нам чем-нибудь поможет?

– Я изучил этот вопрос, сэр, – сказал инспектор Мейн. – Пластинка изготовлена фирмой, поставляющей реквизит для театра и кино. Отправлена А.Н. Ониму, эсквайру, по просьбе Айзека Морриса. Предполагалось, что ее заказали для любительской постановки неопубликованной пьесы. Машинописный текст возвратили вместе с пластинкой.

– Ну а сам текст вам ничего не дал? – спросил сэр Томас Легг.

– Я перехожу к этому пункту, сэр. – Инспектор Мейн откашлялся. – Я, насколько это было возможно, провел самое тщательное расследование тех обвинений, которые содержал текст пластинки. Начал я с Роджерсов – они приехали на остров первыми. Чета Роджерсов была в услужении у некой мисс Брейди. Мисс Брейди скоропостижно скончалась. Лечивший ее врач ничего определенного сказать не мог. Из его слов я сделал вывод, что нет никаких оснований считать, будто Роджерсы ее отравили, скорее они просто допустили небрежность в уходе за больной, иначе говоря, кое-какие поводы для подозрений имеются. Но доказать основательность подобных подозрений практически невозможно.

Далее следует судья Уоргрейв. Его ни в чем не упрекнешь. Он отправил на виселицу Ситона. Но Ситон и в самом деле был виновен, и тут никаких сомнений нет. Исчерпывающие доказательства его вины, правда, обнаружились много лет спустя после казни. Но во время процесса девять из десяти человек считали Ситона невиновным и были убеждены, что судья просто-напросто сводит с ним счеты.

Вера Клейторн, как я выяснил, служила одно время гувернанткой в семье, где утонул маленький мальчик. Но она, похоже, не имела к этому никакого отношения. Более того, она пыталась спасти ребенка – бросилась в воду, и ее унесло в открытое море, так что она сама едва не погибла.

– Продолжайте, Мейн, – вздохнул Легг.

– Перейду к доктору Армстронгу, – сказал Мейн. – Весьма заметная фигура. Кабинет на Харли-стрит. Пользуется репутацией знающего, надежного врача. Ни следа нелегальных операций, ничего похожего, однако он и в самом деле оперировал пациентку по фамилии Клиис, в 1925 году, в Лейтморе – он тогда работал в тамошней больнице. У нее был перитонит, и она скончалась прямо на операционном столе. Может быть, Армстронг и не очень искусно провел операцию: он ведь только начинал оперировать, но от неумелости до преступления далеко. Ясно одно: никаких причин убивать эту женщину у него не было.

Далее – Эмили Брент. Беатриса Тейлор была у нее в услужении. Она забеременела, старая дева вышвырнула ее на улицу, и девушка от отчаяния утопилась. Жестокий поступок, но состава преступления и тут нет.

– В том-то вся штука, – сказал сэр Томас Легг. – Видно, мистера Онима интересовали преступления, за которые невозможно было привлечь к суду.

Мейн невозмутимо перечислял:

– Молодой Марстон был бесшабашным водителем. У него дважды отнимали водительские права, и, по-моему, ему следовало навсегда запретить водить машину. Больше за ним ничего не числится. Джон и Люси Комбс – это ребятишки, которых он задавил неподалеку от Кембриджа. Приятели Марстона дали показания в его пользу, и он отделался штрафом.

Относительно генерала Макартура и вовсе ничего разыскать не удалось. Блестящий послужной список, мужественное поведение на фронте... и все прочее, тому подобное. Артур Ричмонд служил под его началом во Франции, был послан в разведку и убит. Никаких трений между ним и генералом не замечали. Более того, они были добрыми друзьями. Досадные промахи в то время допускали многие – командиры напрасно жертвовали людьми. Не исключено, что речь идет о такого рода промахе.

– Не исключено, – согласился сэр Томас Легг.

– Перейдем к Филиппу Ломбарду. Он был замешан во многих темных делишках, по преимуществу за границей. Раз или два чуть не угодил за решетку. У него репутация человека отчаянного, который ни перед чем не остановится. Из тех, кто может совершить убийство, и не одно, в каком-нибудь богом забытом уголке.

– Теперь перейдем к Блору. – Мейн запнулся. – Должен напомнить, что Блор был нашим коллегой.

Помощник комиссара заерзал в кресле.

– Блор был прохвост! – выкрикнул он.

– Вы в этом уверены, сэр?

– Он всегда был у меня на подозрении. Но он умел выйти сухим из воды. Я убежден, что Блор дал ложные показания по делу Ландора. Результаты следствия меня не удовлетворили. Но никаких доказательств его вины мне обнаружить не удалось. Я поручил Харрису заняться делом Ландора, но и ему ничего не удалось обнаружить. И все равно я остаюсь при своем убеждении: знай мы, как взяться за дело, мы бы доказали вину Блора. Он, безусловно, был мошенником. – Сэр Легг помолчал и сказал: – Так вы говорите, Айзек Моррис умер? Когда он умер?