— Знаешь, пожалуй, я сегодня переусердствовала с уборкой, — призналась она. — Нужно было затащить коробку на чердак, а там так жарко.
— Почему же ты не попросила помощи? — Стив говорил об этом как о чем-то само собой разумеющемся. — Женщина не должна таскать тяжести.
— А кто за меня будет это делать? — Дорис независимо дернула плечом. — И к тому же до сих пор я неплохо справлялась сама.
— Несомненно. Но теперь у тебя нет такой необходимости. — Стив поднялся. — Впрочем, если ты хочешь падать от перенапряжения в обмороки, это твой выбор, — сухо закончил он.
Дорис прикусила губу. Как-то глупо получилось. Он ей помог, а она вместо «спасибо» принялась тыкать ему в нос своей независимостью. Мол, и без вас хорошо живем. Вот лежала бы сейчас на этом кафельном полу с разбитой головой, сразу бы понадобилась и помощь, и участие. Ей отчаянно захотелось загладить неловкость, но ни одной светлой мысли о том, как это сделать, не пришло в голову.
— Стив, — произнесла она как можно беззаботнее, — а как там наше вино?
— Я это выясняю. — Он внимательно рассматривал темную бутылку. — Удивительно, но она цела.
— Ты что, бросил ее на пол? — недоверчиво спросила Дорис.
— Ну да, — пожал плечами Стив, — а как бы я иначе тебя ловил. Хорошо, что в коридоре такой мягкий ковер. Печально было бы помыть пол «Шато де Траси» семьдесят пятого года.
Дорис подошла к нему, помешкала мгновение, а потом осторожно прильнула к нему, обняв сзади его спину.
— Спасибо, что поймал меня, — поцеловала сквозь рубашку твердую прямую спину, — спасибо, что принес все эти чудеса. И цветы, и пасту, и вино. После моей выходки в кафе я думала, что ты больше не захочешь меня видеть.
— Ну да. А также слышать и обонять. И осязать.
Последнюю фразу Стив произнес таким многозначительным тоном, что Дорис зарделась и едва ли не отпрыгнула от него.
Он повернулся к ней, вопросительно поднял бровь, насмешливо улыбнулся. Потом сделал широкий жест в сторону веранды.
— Дамы приглашаются к столу.
Дорис поспешно проскользнула вперед, все еще сжимая злополучные бокалы. Больше всего на свете она хотела сейчас оказаться где-нибудь далеко-далеко и чтобы ни одна мысль о мистере Тайлере не вздумала появиться на горизонте ее измученного сознания.
За весь вечер Стив не сделал ни единого намека на желание близости, ни одного напоминания о той безумной ночи. Он был насмешлив и умен. А еще необычайно внимателен к Дорис, к ее интонациям и жестам. Иногда она начинала фразу, замолкала, пытаясь подобрать слова, чтобы точнее выразить свои мысли, а Стив ее заканчивал. И так метко, что Дорис или ошарашено молчала, или от души смеялась его необычным и точным замечаниям. Он был интереснейшим собеседником. Когда Стив начинал говорить, его хотелось слушать, ловя каждое его слово. При этом он умел равно интересно рассказывать и о тонкостях бизнеса, и о традициях народов мира.
— Натадакимас, — говорил он, склоняя голову.
— Что ты сказал? — переспрашивала Дорис, улыбаясь и уже предвкушая какую-нибудь необыкновенную историю.
— Натадакимас, — серьезно повторял Стив. — Я принимаю. Так говорят в Японии перед трапезой. Я готов. Я принимаю эту еду и то, что она несет.
— Это вместо «приятного аппетита»?
— Не совсем. «Приятного аппетита» — это пожелание кому-то, а «натадакимас» — это как волеизъявление, принятие ответственности.
— Стив, тут что-то не так. — Дорис внимательно разглядывала кусочек пиццы, который собиралась отправить в рот. — Я ведь и так несу ответственность за то, что я ем. Я же в своем уме. Зачем же мне еще и говорить об этом.
Стив покачал головой:
— Вместо того чтобы спорить, просто попробуй сделать так.
Дорис непонимающе подняла брови.
— Хорошо, давай по порядку. — Стив подтянул одну из ближайших розовых гроздьев. Цветы зашуршали, несколько круглых лепестков упало на стол. — Посмотри на эту ветку. Какая она? Чем пахнет? Какова на ощупь?
Дорис нерешительно дотронулась до махровой шапочки цветка. Втянула носом воздух. Замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Потом осторожно оторвала один из лепестков и отправила его в рот. Пожевала. И улыбнулась.
Стив внимательно следил за ее манипуляциями, любуясь естественной грацией ее движений. Она так искренне и серьезно подошла к игре, которую он предложил. Удивительная девушка!
— Обязательно говорить о своих ощущениях? — спросила она.
— Нет. Главное, уловить сам механизм познания, принятия мира.
— А теперь проделать то же, только с едой?
Стив кивнул, наполняя бокалы темным густым вином.
— Если хочешь, можешь попробовать вот с этим. Только скажи вначале «я принимаю».
Дорис осторожно взяла бокал. Вдохнула немного терпкий аромат, поймала рубиновой влагой лучик вечернего солнца, закрыла глаза, ощупывая бокал кончиками пальцев.
— Натадакимас, — наконец сказала она, и это слово прозвучало почти как заклинание, обращение к духу виноградной лозы, спящему в ее бокале. Она отпила, раскатала языком по нёбу тонкую каплю, впитывая ее аромат. Сделала еще один глоток.
— Стив, это самое вкусное вино, которое я когда-либо пробовала.
— Я рад, что тебе нравится. Вино и правда неплохое. Но как тебе это «я принимаю»?
— Забавно, — покачала головой Дорис. — Как будто я не просто пью это вино. Понимаешь, словно я его уважаю и благодарна ему. Немного странные мысли по отношению к еде, правда?
— Может, и странные. Только мне иногда хочется сказать «я принимаю» не только еде, но и чему-нибудь другому, тому необычному, что дает мне мир. Я уважаю этот дар и благодарен ему. — Стив улыбнулся и пожал плечами. — Хотя, если честно, желания сказать миру «натадакимас» у меня не было уже давным-давно. — Он пристально посмотрел на Дорис, которая заерзала под его взглядом, и усмехнулся краешком губ.
— Ты удивительный, — наконец проговорила Дорис. — Деловой человек, который всю жизнь занимается тем, что вырывает кусок из-под носа у своих менее расторопных собратьев. Такой современный деловой человек не имеет права быть романтиком и философом. Его же просто сожрут.
— Ну, тебя же не сжирают, — ласково усмехнулся Стив. — А чем романтичная учительница лучше, чем философствующий бизнесмен?
Дорис подняла бокал, выражая этим жестом полное согласие с ним.
— А вообще, если сказать честно, бывает очень приятно после всех этих невообразимых гамбургеров, кофе из пластиковых стаканчиков и картошки фри, в которой от картошки сохранилось только название, сесть за стол, сказать «натадакимас» и медленно, с удовольствием приступить к трапезе. — Стив задумчиво разглядывал вино на свет.
— Знаешь, на что это похоже? — Глаза Дорис блестели. — Как будто я получаю от еды не только калории и физическую силу, но я еще и эмоционально отдыхаю. Восстанавливаю душевное равновесие и прихожу в состояние гармонии с собой и с миром вокруг меня. — Уже закончив фразу, Дорис почувствовала легкий диссонанс между тем, что она говорила, и тем, что происходило в ее душе. Гармония и удивительная теплота, переполнявшие сейчас душу, были связаны совсем не с едой. Мало отношения к этому имели и розовые кусты с их тяжелыми пенными ветвями, и закатная мягкость красок сада. Источником всего, что происходило сейчас с ней, был он. Человек, рядом с которым ей хотелось остаться навсегда.
Дорис подняла рассеянный взгляд, встретилась глазами со Стивом. И прочла в его глазах что-то такое, отчего захотелось или немедленно признаться ему в любви (Мисс Кэмпбел, да очнись же!), или сбежать без оглядки. Понимая, что еще немного таких гляделок — и она наделает непоправимых глупостей, Дорис поспешно поднялась из-за стола. Не глядя на Стива, она принялась собирать посуду.
— Дорис, у меня есть с собой фотографии Алжира из моей последней командировки. Хочешь взглянуть?
— Да. Это любопытно, — рассеянно отозвалась она.
— Хорошо, я сейчас достану ноутбук. — Стив поднялся из-за стола.
— Только, пожалуйста, давай смотреть здесь, — торопливо проговорила Дорис.