Алон протянул руку, усевшись поплотнее, и птица, еще раз крикнув, опустилась на этот импровизированный насест. Посвященный поморщился: когти сокола впились в кожаный рукав. Сокол по очереди осмотрел людей, вначале одним золотым глазом, наклонив голову, потом другим. Затем Стальной Коготь снова крикнул, и его страшный изогнутый клюв оказался вдруг подозрительно близко к глазам Эйдрис.

– Мы о нем забыли, – виновато сказала она. – Он сердит на нас.

– Я не забыл, – ответил Алон, обращаясь скорее к соколу, чем к ней. – Я знал, что он нас найдет. Он долго пробыл со мной и может улавливать мои мысли, хотя я и не сокольничий. Эти воины умеют действительно обмениваться мыслями со своими крылатыми друзьями, но птице не нужно находиться рядом, чтобы узнать, где я.

Эйдрис обратилась к соколу, как будто птица могла ее понять.

– Крылатый брат, – сказала она, – прости, что мы не предложили тебе пройти вместе с нами через Врата. Но уверяю тебя, это было не очень приятное путешествие. Несомненно, полет над горами понравился тебе гораздо больше.

– Если он захочет сопровождать нас завтра, ему придется пройти через Врата, – сказал Алон. – Через два континента и океан он за нами последовать не сможет. Ведь это другой конец мира.

– Но сможем ли мы нести его? – спросила девушка, с сомнением поглядывая на острые когти и клюв сокола.

– Да, это будет трудно, – согласился Алон. – Я попытаюсь объяснить ему это вечером – с помощью Дахон. Она может обмениваться мыслями почти с любым существом.

Когда он кончил говорить, сокол захлопал крыльями, и Алон быстрым движением руки помог ему взлететь. Дыхание Монсо замедлилось и успокоилось, и они снова пустились в путь. Стальной Коготь кружил в небе над ними иногда так высоко, что казался черной точкой в синеве.

Теперь склоны стали совсем пологими и поросли густой травой, и Алон пустил кеплианца небыстрой рысью. Они движутся на север, поняла Эйдрис, определив направление движения по солнцу. Она расслабилась, приспособившись к ходу жеребца, легко удерживая равновесие на его мощном крупе, чувствуя ритмичные движения мышц. И вскоре едва не задремала.

Наконец они выехали на грязную дорогу, которой, судя по ее виду, пользовались часто.

– Уже близко, – сказал Алон, и девушка распрямилась. – Я пущу его ненадолго аллюром, так что держись, – предупредил юноша. Он ослабил узду, и Монсо сразу перешел на галоп. Кеплианец, фыркая, пытался освободить голову; шаги его становились все быстрее.

– Спокойней… спокойней, Монсо… – сказал Алон, по копь только еще больше увеличил скорость.

– Ты удержишь его? – воскликнула Эйдрис встревоженно, но ветер отнес ее слова назад.

Эйдрис вцепилась в пояс своего спутника, прижалась головой к его спине и полузакрыла глаза: мелькание местности кружило ей голову. Впервые она скакала на Монсо днем, и скорость полукровки одновременно возбуждала и пугала ее. Она чувствовала, как напрягаются мышцы спины Алона: он пытался сдержать жеребца. Алон негромко разговаривал с Монсо и прилагал все усилия, все свое искусство всадника, чтобы не дать жеребцу окончательно освободиться от контроля.

Наконец скорость бега слегка замедлилась, и Алон снова овладел положением. Он чуть повернул голову.

– Ты еще со мной, сказительница?

– Да, – сумела ответить Эйдрис. – Но когда он так скачет… я пугаюсь.

– Думаешь, я нет? – ответил юноша. – В его природе есть дикость, унаследованная от отца-демона… – Алон и сам тяжело дышал, сдерживая жеребца. – К тому же он чувствует, что мы торопимся.

Безумный бег кеплианца унес их далеко, теперь горы казались неровными силуэтами позади. А впереди расстилались зеленые поля с весенними побегами и разбросанные фермы. Эйдрис считала, что по сравнению с Арвоном Эскор очень слабо заселен, и вид этих ферм ободрил ее. Она вспомнила слова Алона о том, что эти две земли когда-то были одним целым. «Да, это было действительно очень давно», – подумала она. Мысли ее мешались, когда она думала, насколько давно.

Дорога привела их к двум утесам, между которыми оставался узкий проход. Алон еще больше замедлил ход Монсо, и теперь они двигались неторопливым шагом.

Когда путники достигли узкого прохода, Эйдрис увидела на стенах утесов по обе стороны светящиеся символы. Некоторые из них напоминали руны Древнего языка, знакомые ей. Она негромко прошептала одно из этих слов, чувствуя, как ею овладевает ощущение мира и спокойствия. Это была могучая защита против Тьмы.

– Эйтайян… – выдохнула она.

– Да, – ответил Алон, не поворачивая головы. – До того дня, когда Динзил предал Дол, украв Каттею, никто из ее жителей не верил, что к ним может прийти зло. И для них было большим ударом понять, что их защита может быть преодолена.

– Должно быть, Динзил действительно был могучим посвященным, – сказала Эйдрис. Ее сильно встревожили слова спутника.

– Да, – ответил Алон и, очевидно, догадавшись о ее мыслях, добавил: – А теперь Яхне, обладая его силой, тоже может преодолеть защиту Дола.

Утесы кончились, дорога тоже. Последовал некрутой поворот, и Эйдрис увидела перед собой широкую долину.

Она такая зеленая! Обильная травами и цветами, затененными большими деревьями, долина казалась прекрасным сном, и усталой девушке подумалось, что она нашла второй дом. Вид Зеленого Дола словно облегчил тревогу сказительницы, как целитель мазью облегчает боль раны. Эйдрис обнаружила, что в сознании ее возникают слова и целые строчки, ей хотелось выразить красоту и привлекательность этого места в песне.

Всю долину усеивали жилища, хотя их вряд ли можно было назвать «домами», потому что они росли из самой земли, их круглые стены образовывали древесные стволы и густые кусты. А остроконечные крыши были из зеленой листвы. Путники неторопливо двигались по дороге, и из домов начали показываться люди. Многие махали Алону, он отвечал на их приветствия, но не останавливал жеребца, пока они не добрались до самого большого жилища. Здесь Монсо остановился, и тут же отодвинулась дверь, перевитая живыми растениями, и вышел мужчина, а за ним женщина. «Лорд Киллан и госпожа Дахон», – подумала Эйдрис.

На обоих мягкие рубашки и брюки цвета весенней зелени, с поясами и браслетами из светлого золота, усеянного сине-зелеными камнями. Киллан высокий и широкоплечий, у него вид воина, не раз вступавшего в битву. Чем-то он напомнил Эйдрис ее отца Джервона: у него тоже внешность человека, привыкшего приказывать. Внешне он явно принадлежит к Древнему народу, хотя подбородок шире и рот улыбчивый. Эйдрис вспомнила, что отец Киллана Саймон Трегарт – чужеземец, пришедший из какого-то далекого мира через одни из легендарных Врат.

Но когда вперед выступила госпожа Долины Зеленого Безмолвия, глаза девушки удивленно распахнулись. Она взглянула на женщину, мигнула и уставилась откровенно. Никогда ничего подобного она не видела!

Высокая и стройная, в своей зеленой одежде она казалась грациозной, как ива. Глаза Эйдрис не могли оторваться от ее лица. Волосы того же цвета светлого золота, что и браслет… нет, теперь они кажутся цвета расплавленной меди… нет, они черные, как у самой Эйдрис… нет, нет, зеленые, как свежая весенняя листва.

Чем внимательней смотрела сказительница, тем более расплывшимися и изменчивыми казались ей черты внешности женщины. В ней словно множество женщин… и все красавицы.

– Алон! – воскликнула Дахон и протянула обе руки в теплом приветствии. – Добро пожаловать! Ты вернулся к нам!

– Приветствую, госпожа… Киллан, – ответил посвященный. – Хотел бы я, чтобы это было простое дружеское посещение, но, по правде говоря, мы торопимся. У нас очень срочное и важное дело. – Он помог сказительнице спуститься с кеплианца, потом спрыгнул сам. – Но сначала, Дахон, позволь представить мою спутницу, сказительницу Эйдрис.

Леди грациозно и вежливо склонила голову и взяла руку девушки своими обеими руками.

– Добро пожаловать в наш дом, Эйдрис, – тепло сказала она. – Это милорд Киллан. – Когда госпожа Долины Зеленого Безмолвия коснулась руки Эйдрис, черты лица женщины застыли, перестали меняться, лицо стало овальным, глаза серыми, волосы черными. Теперь она, как и лорд Киллан, явно принадлежала к Древнему Народу.