– Ты говоришь правду, – с готовностью согласился юноша. – Стальной Коготь никому не принадлежит, только самому себе. Его хозяин Джонтал был моим другом и партнером. Он… был убит. Вместо того, чтобы присоединиться к хозяину в смерти, как обычно у этих птиц, Стальной Коготь предпочел дожить до дня, когда он отыщет убийцу своего хозяина… и в тот день он страшно отомстит.

– Понятно, – сказала Эйдрис, разглядывая птицу, которая в ответ смотрела на нее горячими золотыми глазами, и в их золотистой глубине виден был разум – не человеческий, но тем не менее разум. – Значит, он странствует с тобой?

– По-своему, – ответил Алон. – Улетает и прилетает, когда захочет. – Он встал рядом с девушкой, так что оба они оказались лицом к птице. – Стальной Коготь, это госпожа Эйдрис, – серьезно сказал он, представляя девушку, как в каком-нибудь благородном обществе, а не на туманном пастбище, усеянном навозом. – Мы с Монсо отвезем ее в Лормт, чтобы помогать ей в пути, поэтому сегодня и завтра она будет нашей спутницей.

Сказительница наклонила голову, как при знакомстве с человеком.

– Рада познакомиться, Стальной Коготь.

На мгновение взгляд яростных глаз встретился с ее взглядом, потом птица пронзительно крикнула. Взмахнув черными крыльями, поднялась с футляра и улетела, почти сразу скрывшись из виду. Эйдрис повернулась к Алону.

– Ну что? Одобрил он мое присутствие?

Спутник улыбнулся ей.

– А как же иначе? Это очень приличное существо.

Девушка снова почувствовала, что краснеет, и понадеялась, что еще недостаточно светло, чтобы Алон это увидел. Смутившись, она ухватилась за первое, что пришло в голову:

– Ты должен был разбудить меня на рассвете. Мы должны спешить, или нас застанут здесь пастухи.

Они быстро собрались, не задерживаясь даже для завтрака, и жевали лепешки в дороге.

Монсо как будто без усилий нес их обоих, хотя Алон заставил его идти гораздо медленней, чем накануне вечером – к большому облегчению Эйдрис. Ход у кеплианца был необыкновенно ровный, и спутник девушки разнообразил скорость с изменением местности. Жеребец переходил от шага к рыси и иногда на галоп. Добравшись до дороги, ведущей к Южному Велдингу, Алон повел коня легким галопом.

Эйдрис поражалась выносливости Монсо Влажная глина дороги бесконечно уходила назад под неустанными ногами кеплианца, как вода вниз по течению. И ко времени остановки на дневную еду они, по подсчетам девушки, покрыли не менее десяти лиг.

Монсо пасся, а девушка, стоя рядом с ним, решилась коснуться его мускулистого черного плеча.

– Поразительный конь! Мало кто мог бы преодолеть такое расстояние, как он сегодня, неся одного всадника, не говоря уже о двоих. – Черный жеребец поднял голову, пучки зеленой травы торчали из его губ. Он шумно подул на девушку, и она засмеялась.

– А я нахожу поразительным, что он так легко принял тебя. – Алон лежал в тени высокой березы на берегу ручья. – До вчерашнего дня он никому, кроме меня, не разрешал прикоснуться к себе… и едва выносил присутствие Хилариона.

Эйдрис подошла к нему и села рядом, наслаждаясь прикосновением к свежей траве.

– Давно он у тебя? Сколько лет Монсо?

– Он родился в год Оборотня, – ответил Алон. – Когда мне было тринадцать.

«Значит, Алон родился в год Гиппогрифа, как и я», – сообразила Эйдрис. И, не подумав, спросила:

– А в каком месяце ты родился, Алон?

Он повернулся на бок, чтобы посмотреть на нее, и выражение его лица неожиданно стало серьезным.

– Не знаю, – ответил он. – И когда я сказал, что мне было тринадцать в году Оборотня, это мое предположение. На самом деле я не знаю.

– Ты сирота? – догадалась она, вспомнив его слова накануне вечером, что свой первый настоящий дом он нашел как приемыш Каттеи и Хилариона.

Он кивнул.

– Я считаю, что мне сейчас девятнадцать, но могу быть и старше. Правду я никогда не узнаю.

Эйдрис вспомнила, какое тепло и любовь окружали ее, когда она росла к Кар Гарудине, в годы, предшествовавшие исчезновению матери. «Может быть, – подумала она, – есть и нечто худшее, чем расти без дара. Гораздо более худшее…»

Ей захотелось попросить Алона рассказать историю его жизни, но она подавила это желание. «Нужно избегать… осложнений. У меня есть долг, и ничто не должно отвлекать меня от него».

– А тебе сколько лет? – негромко спросил Алон.

– Я родилась в месяц Сокола… девятнадцать лет назад, – ответила девушка.

– А почему… – начал он и замолчал, как будто передумал спрашивать. Чуть погодя он поднял голову и улыбнулся. – Вернулся Стальной Коготь… с подношением. Сегодня мы хорошо поужинаем!

Эйдрис села и смотрела, как Алон направляется к ближайшему дереву. На низкой ветке сидел сокол. А на траве под веткой лежал окровавленный комок бело-коричневых перьев. Молодой человек поднял курицу и покачал головой.

– Опять грабишь птичники? Я тебе говорил, что это опасно! А что если бы у фермера оказалось игольное ружье?

Птица наклонила голову и издала звук, который даже Эйдрис показался полным презрения.

– Мы могли бы обойтись кроликами, – настаивал Алон. Внимательней разглядев добычу сокола, он нахмурился. – Неудивительно, что ты так легко ее поймал. Она повидала немало весен.

Сокол принялся чистить перья, не обращая внимания на слова Алона.

Юноша шумно вздохнул, потом посмотрел на Эйдрис и пожал плечами.

– Я мог бы с таким же успехом поговорить с ветром.

Он начал ощипывать курицу. Эйдрис присоединилась к нему.

– Вы действительно разговариваете?

– Не так, как соколы разговаривают со своими друзьями сокольничими, – ответил он. – Стальной Коготь понимает большую часть того, что я говорю, но наш разговор обычно бывает односторонним. Я не могу разговаривать с ним, как Джонтал.

Сказительница посмотрела на сокола, вспоминая слышанные рассказы. Сокольничьи и их птицы неразрывно связаны, и смерть одного партнера почти неизбежно вызывает смерть другого, даже когда он не ранен и не болен. Она слышала, что иногда сокольничьи остаются жить после смерти своих крылатых собратьев, но не знала ни одного случая, чтобы такое пережил сокол.

«Месть… – подумала она. – Алон сказал, что сокол остался жить, чтобы отомстить убийце Джонтала…»У нее на губах вертелся вопрос, знает ли Алон убийцу своего друга, но она снова сдержалась.

«Скоро мы достигнем Лормта, – строго подумала она. – И там расстанемся навсегда. Побереги силы для собственного поиска!»

Позволив Монсо пастись еще с час, Алон снова оседлал полукровку, и они продолжили путь. Несколько раз Эйдрис замечала Стального Когтя, который летел так высоко, что казался черной точкой среди пушистых белых облаков, двигавшихся по весеннему голубому небу.

К тому времени как они достигли развилки, указывающей на путь к Южному Велдингу, солнце уже миновало зенит. Они не стали проезжать через город, а проехали мимо него по пастбищам, усеянным коровами, овцами и лошадьми. Через несколько миль они добрались до отметки, о которой говорил Алон, – ярко-красного глиняного холма, у основания которого вился ручей.

Отворот показался узким и заросшим, но как только они нырнули под низко нависшие ветви, Эйдрис заметила на земле несколько изумрудно-зеленых листьев. Наклонившись, она разглядела множество следов подков на дороге. Здесь прошел целый отряд всадников.

– Посмотри, – сказала она Алону, указывая на землю. – Здесь прошло не меньше семи-восьми лошадей… вероятно, сегодня утром. Есть ли в этой местности разбойники?

– Встречаются, – с беспокойством ответил он. – Но маршал Корис хорошо относится к своим подданным, однако не любит тех, кто живет за счет других. – Алон некоторое время разглядывал утоптанную почву, потом распрямился в седле. Лицо его просветлело. – Гораздо вероятнее, что это отряд из имения какого-нибудь лорда. Они часто едут в Лормт в поисках семейных преданий. Со времени Великой Перемены там побывали представители многих благородных семейств.

– Понятно, – ответила Эйдрис, по-прежнему разглядывая следы. Нет отпечатков колес… нет более легких следов, которые означали бы, что лошади несут носилки. «Это всего лишь означает, что в отряде не было стариков и детей, – напомнила она себе. – Предположение Алона может оказаться верным».