– Я не согласна, – сказала Аврис. – Ты сама была еще ребенком.

– Слишком гордым ребенком. Я не обладала способностями других, не признавала своих ошибок, не позвала вовремя на помощь, – упрямо возразила Эйдрис.

– Но это не может быть концом твоей истории, – сказала Аврис, раздавливая пальцами скорлупу желудя. – Ты сказала, что твой отец заболел.

– Это произошло, когда мне исполнилось тринадцать, – ответила Эйдрис, устало кивая. – В хорошую погоду мы по-прежнему искали, переезжали от деревни к деревне, расспрашивали всех Мудрых Женщин и предсказателей, пытались уловить хотя бы слух… Искали людей, способных к гаданию. – Она уловила вопросительный взгляд Арвис и объяснила: – Ну, тех, кто может видеть прошлое, будущее или предметы на далеком расстоянии.

– Я слышала о таких людях, – согласилась Арвис. – Как это делают в твоей стране?

– Смотрят в чашку, полную жидкости – воды, молока, чернил…

– И подействовало?

– Не больше остального, – устало сказала Эйдрис, опираясь подбородком на поднятые колени. – Арвон обширная земля, но мы обыскали ее всю на неделю пути верхом в каждом направлении. Однажды даже решились забраться в Серые Башни и спросили у предводителя оборотней Хирона, не слышал ли он чего-нибудь об Элис.

Сказительница вздрогнула при этом воспоминании.

– Позволь заверить тебя, что в Арвоне мало кто решится приблизиться к мрачным стенам этой крепости, не говоря уже о том, чтобы войти в ворота. И особенно расспрашивать о волшебнице. Оборотни ненавидят женщин Силы.

– Почему?

– Только они знают причину этого предрассудка. – Эйдрис невидящим взглядом смотрела на стволы дубов, на дорогу, по которой они пришли. – Но отец расспрашивал их, и они отвечали. Даже оборотни, с их необычными способностями и Силой, живущие на грани Тьмы и Света, между людьми и животными, – даже они ничего не смогли сказать о судьбе моей матери.

Сказительница снова замолчала, подавленная воспоминаниями.

– Похоже, жизнь у тебя была нелегкая, – заметила наконец Аврис.

Эйдрис пожала плечами.

– Вероятно, но тогда мне так не казалось. Отец учил меня всему, когда мы были вместе, как раньше учил вместе с мамой… фехтованию, преданиям прошлого, подготовке к бою и руководству им. Как охотиться, рыбачить, как жить плодами земли. Если бы не причина нашего поиска, это были бы счастливые дни. Мы спали под открытым небом, я каждый день ездила верхом на своей кобыле…

Эйдрис сухо улыбнулась.

– Зимой, когда мы были вынуждены оставаться в Кар Гарудине, я возвращалась к урокам. И послушно училась, но заключение в четырех стенах никогда не было моим выбором. Я люблю путешествовать. Мне в этом повезло, потому что поневоле пришлось много странствовать.

Улыбка ее исчезла, девушка вздохнула.

– Но вот кончились и путешествия с отцом. Однажды он пришел ко мне. Я как раз играла на ручной арфе (отец как-то отыскал ее в старинной кладовой Кар Гарудина). Джервон был возбужден. Я уже давно его таким оживленным не видела. Он рассказал, что на севере есть Видящий Камень. Говорят, те, кто решится уйти в горы и заглянуть в этот камень, увидят то, что больше всего хотят отыскать. В тот же день мы отправились в путь. Поездка была долгой. Мы миновали несколько деревень, но чем дальше уезжали на север, тем все реже встречались поселения. Местность была возвышенной и там, где не протекали реки и ручьи, очень сухой. Отец сказал, что она похожа на Пустыню Высшего Халлака, землю, из которой родом и он, и моя мать. Наконец показался последний поселок, небольшой городок, расположенный вблизи старинного святилища Гарт-Хауэлл. Сюда приезжают обладающие Силой, чтобы научиться пользоваться своим даром.

– Как наше Место Мудрости.

– Да. Только в Арвоне считается, что не только женщины, но и мужчины могут обладать Силой. В качестве учеников принимают оба пола. Мы спросили, в каком направлении Гарт-Хауэлл, и нам указали на северо-запад. Но стражники у ворот предупредили Джервона, что Камень может быть опасен.

– Но он не послушался предупреждения, – догадалась Аврис.

– Конечно, нет. Мы выехали и два дня спустя добрались до Видящего Камня… большого утеса из осыпающейся охры. Подъехали мы к утесу, и он, казалось, навис над нами, живой и угрожающий. И странно…

– Что странно?

– Вначале я увидела обычный утес, но потом, когда по нему поползли тени, я заметила углубления и выступы… и я поняла, что некогда весь утес представлял собой гигантскую фигуру. Вероятно, женскую, потому что мне показалось, я вижу мощные груди, но лицо… оно было не женское.

– А какое?

– Не знаю, – негромко призналась Эйдрис. – Широкое, слишком широкое для человека. Мне кажется, безгубое. Намек на зубы… как будто она… улыбалась. Я не хотела бы видеть такую улыбку у живого существа, Аврис. Но самая заметная черта этого лица – глаз. Только один. Широкая темная яма над тем местом, где должен находиться нос. Не успела я остановить Вьяр, как отец соскочил с коня и принялся взбираться на утес. Я спешилась, побежала за ним, просила подождать… подождать… Но лицо у него было искажено, как у смертельно раненного, зубы он стиснул. Оттолкнул меня, приказал ждать его… и начал подниматься.

Эйдрис с дрожью перевела дыхание.

– Не знаю, как он отыскивал опоры на этом утесе. Но поднимался, как паук по каменной стене. Казалось, через несколько мгновений он достиг Глаза. Я видела, как он наклонился вперед, его голова и плечи почти исчезли в отверстии. Так продолжалось всего мгновение… – Эйдрис покачала головой. – Он выкрикнул имя моей матери.. – Сказительница глотнула. – … голосом, который я по-прежнему слышу в самых страшных кошмарах. Разжал руки и упал.

– Упал к подножию утеса? – ахнула Аврис.

– Нет. Тело его застряло на карнизе на уровне плеча фигуры. Там он застыл.

– Что же ты сделала?

– Сама взобралась на утес, забила несколько крюков и опустила отца в петле. Я ее соорудила из своего пояса и пояса отца. – Эйдрис отвела взгляд. – У него на голове была шишка, но думаю, не она причина его болезни. Все этот проклятый глаз, остаток древней Силы. Очнувшись, Джервон был уже таким, как сейчас. Разум его повредился. Если перед ним поставить пищу, он ест; если взять за руку и повести, идет; когда его кладут в постель, спит. Никогда не разговаривает, не улыбается… только еле заметно, иногда, когда я играю или пою для него. И такой он уже шесть лет.

– Ужасно! – прошептала Аврис. – О, Эйдрис, я молюсь, чтобы ты нашла в Лормте средство. – Она протянула руку и сжала пальцы сказительницы. – Но не вижу твоей вины в том, что случилось. Подняться на этот утес и в одиночку спустить отца!.. Ты очень храбра, и не просто храбра, сестра.

Сказительница серьезно взглянула на нее.

– Мало что мне это дало, – сказала она. – С тех пор я много раз думала, что лучше бы тогда отцу упасть и разбиться насмерть. Он был гордым и энергичным человеком, способным на многое. И возненавидел бы свое состояние. Видеть его таким день за днем – какая мука!..

Эйдрис покачала головой.

– Со временем я не смогла больше это выносить. Мне нужно было найти способ вылечить его. И скажу тебе, Аврис: я поклялась, что если не найду такой способ, вернусь домой и дам отцу быструю и милосердную смерть.

Долгий и утомительный путь в Кастрин прошел без происшествий. После многих дней ходьбы по дорогам, поиска таверн, в которых можно поесть и переночевать, а если таверн не находилось, ночевок на краю свежевспаханного поля две женщины пришли в Кастрин.

Эйдрис в предрассветной серости разглядывала спящую деревню.

– Она больше, чем я думала, – прошептала она. – Который дом Логара?

– Его отец – местный кузнец, – ответила Аврис. – Вон тот каменный дом, рядом с кузницей. – Она показала.

– Оставайся здесь. Пойду разведаю, – приказала сказительница. – Я думаю, они давно отказались от преследования, но лучше перестараться сейчас, чем потом горевать, верно?

Аврис прикусила губу. Она дрожала от нетерпения. Однако кивнула.