Грамматика, и только она, ответит вам на этот вопрос: ответит словами Ломоносова: «…свойство нашего российского языка убегает от скучной буквы И… во множественном числе многих существительных вместо И выговаривают и пишут А: облака, острова, леса… вместо облаки, островы, лесы…»

Процесс этот, наблюдавшийся Ломоносовым 200 лет назад [59], продолжается и поныне, захватывая всё большее и большее число существительных».

В художественной литературе советского периода эта тенденция перехода окончаний -ы, -и в -а, -я встречается довольно часто:

…А Глеб всматривался в артель и радостно кивал шлемом: – А-а… Бондаря… Кузнецы… Электрики… Слесаря… Братва! (Гладков, Цемент, 20).

Умирали разведчики… минометчики, пекаря, летчики, медсестры. (Эренбург, Буря, 252).

Особенно же богат подобными формами язык Шолохова, где они наблюдаются не только в мужском роде, но и женском:

Церква закрывают… (Поднятая целина, 26).

Как их, враженят, разбирать, ежели они почти все одинаковые. Их и матеря будут путать… (Там же, 81).

У вас кровя заржавели от делов [60]. (Там же, 227).

Тенденция эта оказалась настолько сильной, что эти формы проникли и в поэзию:

Хоть бы секунду, секунду хотя бы

Открыть клапана? [61]застоявшихся бурь…

(Сельвинский, Улялаевщина, 9)

Тройка, гей, безалаберных коней

Вниз пущусь на степя с обрыва я.

(Сельвинский, Цыганская)

Но вот формы «скатертя?», «парохода?», «шинеля?» и пресловутые «средства?», «прибыля?» звучат совсем одиозно, хотя и встречаются довольно часто в живой речи.

Академик С. Обнорский в своей статье «Правильности и неправильности современного русского литературного языка» (стр. 240) замечает, что:

«Очень многие примеры с формами на -а?… обязаны своим происхождением профессиональной речи, типически свойственны ей и не могут быть нормализованы для общего литературного языка».

Это не мешает акад. Обнорскому признавать закономерность утверждения в литературном языке таких форм, как «шелка?», «доктора?», «директора?». Им же признается факультативность употребления одного из двух вариантов старых слов:

е?гери – егеря?,

то?поли – тополя?,

что иногда объясняется и инстинктивной склонностью языка семантически использовать разницу ударений:

хле?бы – хлеба?,

то?рмозы – тормоза?.

В. Гофман, говоря о небольшой книге Михаила Презента «Заметки редактора», 1933 («Язык литературы», стр. 68), отмечает:

«Возмущает М. Презента (это коренной номер пуристов) и формы: редактора? вместо редакторы, адреса? вместо адресы и т. п… А между тем, такие формы – закономернейшее и распространеннейшее явление в русском литературном языке еще дореволюционной эпохи. В стилистической грамматике строгого В.Чернышева («Правильность и чистота русской речи», изд. 3-е, сокращ., 1915 г., § 144, стр. 86-87) читаем: «В современном литературном русском языке следующие формы существительных мужского рода в именительном (и винительном) падеже множественного числа имеют окончания а, я вместо ы, и: адреса, редактора, профессора и т. д. и т. п. – идет длинный перечень слов».

Вторя Презенту, Е. Галкина-Федорук в книге «Современный русский язык» (стр. 19) категорически утверждает, что «…просторечными считаются формы множественного числа имени существительного на а вместо ы, например: договора, выговора вместо договоры, выговоры».

Ударение на последнем слоге (в профессиональных арго) укоренилось даже в именах существительных единственного (!) числа – «искра?» [62], «магнето?». С другой стороны, иногда, наоборот, ударение передвигается к началу: «шофе?р» у значительного числа говорящих превратилось в «шо?фер». То же наблюдаем и в слове «до?быча» (напр., угля на Донбассе), получившем официальное признание, как проникший в широкий обиход производственный термин.

Понижение культурного уровня русской интеллигенции, – естественной законодательницы орфоэпии, – в первые два десятилетия Революции, произошло вследствие того, что социальные низы стремительно поднялись вверх. Они стали утверждать в общем разговорном языке просторечные ударения, особенно в словах иностранного происхождения: «мага?зин», «ква?ртал», «по?ртфель», тот же «шо?фер» и т. д. Передвижение ударения можно отметить и в исконно русских словах: «подошва?», «мелько?м», «петля?» (наблюдавшееся, правда, но далеко не столь распространенное в дореволюционные годы). Интересно отметить, что если в первом случае ударение покидало последний слог, перемещаясь поближе к началу слова, то в исконно русских словах часто наблюдался обратный процесс – передвижение ударения на последний слог.

Конечно, далеко не всегда можно было проследить закономерность подобного явления при засорении речи безграмотными ударениями, принявшими буквально массовый характер, о чем, например, рассказывает Р. Березов в своей статье «О курьезах и капризах языка в Советском Союзе». (Новое Русское Слово, Нью-Йорк, 3 июля 1949):

«В канун 1 мая и 7 ноября в клуб писателей присылали докладчика из отдела печати ЦК. Обычно это был какой-нибудь красный профессор из «Института красной профессуры». Слушая докладчика, я записывал его ударения. Однажды я записал 53 ошибки «профессора». В. Викторов в статье «Язык великого народа» (Комсомольская Правда, 16 окт. 1937) отмечает:

«Добрая половина комсомольских работников по сей день говорит «выбора?», а не «вы?боры», «Наркомзём», а не «Наркомзем», «сельско?е хозяйство», а не «се?льское хозяйство» и т. д. и т. п.».

Употребление неправильных ударений приняло такой массовый и катастрофический характер, что А. Ефимов, автор вышедшей тиражом в 75.000 книги «О языке пропагандиста» (Моск. рабочий, 1951), оказался вынужденным снабдить свою работу «Словарем правильного произношения» наиболее употребительных слов [63].

Можно указать и на случай, запомнившийся авторам. В 1939 году, в период повышения грамотности студентов (!), аспирант-филолог Киевского университета Р. начал свою вступительную лекцию русского языка на историческом факультете следующей многообещающей фразой:

– Хотя многи?е из вас не умеют грамотно писать, но я научу вас.

В добавление к вышесказанному можно упомянуть, что перемещение ударения не ограничилось именами существительными, так оно распространилось и на имена прилагательные:

заво?дский – заводско?й,

пла?новый – планово?й.

Насколько ударение в современном русском языке является одним из наиболее неотстоявшихся моментов, можно судить по тому, что некоторые прилагательные имеют параллельную трехвариантность:

фла?нговый – фланго?вый – флангово?й.

Как видим, с переходом ударения на последний слог изменилась и огласовка ударенного окончания.

Здесь следует указать на то. что в области орфоэпических устремлений некоторое время после Революции господствовала тенденция утвердить в прилагательных мужского рода окончание «-ой» даже в словах с неконечным ударением (ру?сской, вели?кой и т. п.), что явилось влиянием московского говора. Но это явление не распространилось на литературу, а ограничилось практикой (да и то недолговременной) московского радиовещания.

В литературном, как разговорном так и письменном языке сохранилась орфоэпическая (соответствующая и современной орфографии) традиция Петербурга-Ленинграда [64].

Интересное и, пожалуй, справедливое объяснение этому находим у видного английского «русиста» W. K. Matthews (The Structure and Development of Russian, p. 170):

«…Уничтожение значительной части среднего класса и дворянства и наплыв в обе столицы множества говорящих на разнообразных диалектах, равно как и рост грамотности, – всё это привело к упадку московского «стандарта» русского языка и утверждению консервативного правописания-произношения в большей гармонии с ленинградским «стандартом». (Перевод наш. – Ф.).