Но самой большой проблемой был наш менеджер. В конце концов, до нас дошло, что нас разводят. Хотя в теории Миэн и должен был высылать нам пособие; неважно, что и когда его просили, но все это мы не контролировали. Каждый из нас должен был иметь собственный банковский счет, но нам его никто не открыл. Нужно было пойти в контору и там попросить, ну, скажем, «штуку». Он отвечал: «хорошо» и чек приходил к нам по почте. Но спустя какое-то время, банк перестал принимать чеки.

Поэтому мы его уволили. А потом началась вся эта судебная хрень, один процесс сменял другой. Когда шла работа над продолжением «Sabbath Bloody Sabbath» — мы назвали его «Sabotage», в честь махинаций Миэна — иски складывали прямо на микшерский пульт. Именно тогда мы пришли к выводу, что адвокаты — это такие же кровососы, как и менеджеры. Заставят вернуть каждую копейку, которую потратили на вас, посчитают даже скрепки. И с огромной радостью будут жить в судах, лишь бы кто-то оплачивал их счета. Им по барабану: выиграют ли дело лет через пятьдесят или нет, такая уж у них натура.

Работал на нас один адвокатишка. Как же я его ненавидел! На дух его не переносил, такой был жмот. Однажды, когда мы записывали «Sabotage» в «Morgan Studios», пришел и говорит:

— Джентельмены, ставлю всем пиво!

Я подумал: «Ни фига себе! Парень достал бумажник».

Но в конце встречи, достает записную книжку и начинает подсчитывать выпитое, чтобы выставить нам счет.

— Хорошо, Оззи, ты выпил два пива. Это в сумме дает шестьдесят пенсов — говорит он. — Тони, ты заказал одно и…

— Ты что, бля, прикалываешься, а? — недоумеваю я.

Конечно же, это не был прикол. Такие уж они, эти адвокаты. Смажут тебе поначалу очко вазелином, а потом воткнут туда кулак целиком.

Поэтому на «Sabotage» чувствуется раздражение. Есть на этой пластинке и немного мощных номеров. «Supertzar» — один из них. Помню день, когда мы его записывали. Вхожу в «Morgan Studios», а там хор в полном составе — человек сорок и восьмидесятишестилетняя арфистка. Шум создают такой, будто сам Господь Бог творил музыкальное сопровождение к концу света. Я даже не пытался пробиться с вокалом.

Предметом особой гордости на этом альбоме является «The Writ». Большую часть текста я написал сам, что напоминало визит к психиатру. Излил в нем всю злость на Миэна. Но знаете что? Хоть он и развёл нас как лохов, далеко в этой жизни не зашел. Вы только посмотрите на него: выглядит как жирная, пьяная развалина. Но я не чувствую к нему ненависти. Ненависть не приводит ни к чему хорошему. Было и прошло, я не желаю ему зла. Я все еще здесь, как видите. Карьера не закончена. Спрашивается: зачем еще кого-то ненавидеть? И без меня полно ненависти на свете. По крайней мере, из этой истории получилась неплохая песня.

Кроме «The Writ», в то время похвастаться мне было особо нечем.

Ну, разве что, будучи в кислотном угаре, я угрожал оружием Биллу в Bulrush Cottage. Пистолет был не заряжен, но Билл об этом не знал, а я ему ничего не говорил. Тогда он перенес это стоически, ведь мы никогда этот случай больше не обсуждали, а значит, это было нечто серьезное.

Тогда меня конкретно плющило после кислоты. Однажды, мы вместе с техниками закатились в Fields Farm — в старый дом, который снимал Билл — и, по какой-то непонятной причине, хотели нажраться. В ту ночь атмосфера была ужасно зловещей, какой-то малец утонул в озере неподалеку, где плавал на каноэ. Легавые переворачивали все вверх дном, прочесывали озеро в поисках тела, искали наркотики. Другими словами, не самый подходящий момент для кислотного трипа. Но нас это не остановило. Помню, как вышел в поле и встретил двух лошадей. Вдруг, одна говорит другой:

— Офигеть, этот парень умеет говорить.

Я струхнул не на шутку.

К тому же, я ударил Телму, что было, наверное, самым отвратительным поступком в моей жизни. Я распустил руки и бедная женщина была напугана до смерти. Дело усугублялось еще и тем, что у нас недавно родился второй ребенок, маленький Луис. Знаете ли, Телма натерпелась со мной и я об этом очень жалею. Больше всего на свете я хотел бы вернуть все назад. Но, конечно, невозможно избежать жестокости, неважно какой, и мне нести этот крест до конца дней. Мои родители часто дрались и я, наверно, подумал, что это нормально. Но это ни коим образом меня не оправдывает. Однажды вечером, когда был нафарширован водярой и таблетками, я так сильно ударил Телму, что поставил ей фингал под глазом. На следующий день мы должны были встретиться с ее отцом, в моих мозгах промелькнуло: «Твою мать, теперь он меня отмудохает по полной программе». А он сказал только:

— Ну и кто выиграл? Ты или она?

Самое печальное то, что я только на трезвую голову осознавал, как отвратительно себя веду. Поверьте, теперь я все понимаю.

И вот в обстановке такого блядства, мы решили записать новый альбом. В этот раз забрали аппарат и техников в Америку, где зарезервировали время в «Criteria Studios» в Майами. Пластинку назвали «Technical Ecstasy», хотя не скажу, что я был восхищен названием на все сто. Запись пластинок к тому времени для нас становилась банально дорогим удовольствием. «Black Sabbath» был записан за один день. «Sabotage» отнял у нас около четырех тысяч лет. С «Technical Ecstasy» мы так не возились, хотя расходы во Флориде были астрономическими.

Когда продажи наших альбомов падали, фирма грамзаписи не интересовалась нами, так как раньше; из американской налоговой пришло требование на миллион долларов, не хватало денег на оплату адвокатов и у нас не было менеджера. Какое-то время Билл отвечал на звонки. Хуже всего было то, что мы утратили из виду наши ориентиры. И дело тут вовсе не в музыкальных экспериментах. Это было нечто большее: мы утратили свой былой дух. Только недавно на обложке «Sabbath Bloody Sabbath» был парень, которого атакуют демоны, а тут, ни с того ни с сего, видим двух роботов, трахающихся на эскалаторе. Так выглядела обложка «Technical Ecstasy».

Не могу сказать, что альбом получился плохим, нет. Например, Билл написал классный текст к «It's Alright», который мне очень нравится. И он даже спел его. У Билла отличный голос и я охотно передал ему микрофон. Но меня это перестало интересовать и я начал задумываться над сольной карьерой. Даже заготовил футболку с надписью BLIZZARD OF OZZ. А тем временем в студии, Тони без устали повторял, что мы должны звучать как «Foreigner», или, мы должны звучать как «Queen». Но мне казалось странным то, что группы, для которых мы были источником вдохновения, теперь должны стать ориентиром для нас. К тому же, я погряз в наркоте и алкоголе, нес околесицу, порождал проблемы и вел себя как конченый дебил.

Во время записи во Флориде я допился до такой степени, что вернувшись домой, попал в дурдом Св. Джорджа в Стаффорде. Когда-то это место называлось «Окружным приютом для умалишенных», но название сменили, чтобы психам стало немного легче. В этом огромном здании викторианской эпохи было темно и понуро, будто там собирались снимать научно-фантастический фильм. Только я переступил порог этого заведения, как доктор огорошил меня вопросом:

— Вы мастурбируете, мистер Осборн?

А я ему в ответ:

— Я здесь, чтобы подлечить голову, а не член.

Надолго я там не задержался. Поверьте мне, у врачей на дурке гораздо больше тараканов в башке, чем у их пациентов.

А потом Телма купила мне цыплят.

Наверно подумала, что благодаря этому сможет вернуть меня к нормальной жизни. Это помогло на каких-то пять минут. Но они мне быстро надоели, особенно, когда я понял, что, по мнению Телмы, должен буду кормить эту срань и убирать за ними дерьмо. Я начал искать повод, чтобы от них избавиться.

— Телма! — говорю однажды утром, когда они меня достали. — Где ты купила этих куриц? Они какие-то неправильные.

— Что значит — неправильные?

— Они не несутся.

— Может и будут нестись, Джон, если ты начнешь их кормить. К тому же, они так напуганы, бедняжки.

— С чего ты взяла?