Мужчина, а уже понятно было, что это Анисимов, что-то неразборчиво ответил.

— Пойми, родной мой, когда я вижу твою Аню и твоих прелестных дочурок, я готова порвать с тобой в ту же минуту! Но стоит тебе позвонить… И я готова все на свете бросить и бежать за тобой, куда покажешь… И потом, эти ребята, твоя охрана, твой водитель. Они славные, и я знаю, что ничего никому не скажут, но они же люди! Они все видят и все понимают! Знаешь, это в Риме патрицианки раздевались при рабах, как если бы это были животные… Но я не могу так больше! Они везде с тобой, они не оставляют тебя даже на минуту!

— И все равно я не могу без тебя.

— Петенька, ты уже не принадлежишь себе! Ты не имеешь на это права, понимаешь? Как ни горько это сознавать… — Она обняла его за шею и поцеловала.

— Думаю, достаточно, — сказал Григорий Иванович, искоса следивший за реакцией гостя. — Ты их узнал?

— Петр Анисимов и… — пробормотал Любезнов. — Постойте! Это Замятина Оля с КТВ?

— Ну? И что теперь скажешь, что посоветуешь?

— А что я скажу… Не завидую я им, — ответил редактор «Свежих новостей». — Ты ж, Гриша, что тот бульдог, вцепишься — клещами не оттащишь. А что я тебе посоветую… Пока не знаю. Могу только попросить: пожалел бы ты их, а? Ну хотя бы ради дела! Зачем жизнь ломать? Ведь полетит у него все: карьера, семья… В кои-то веки в России появился настоящий управленец, не совок, не бывший коммунист, который крест нацепил и по церквям бегает, образа целует…

— Кстати, анекдот насчет бывшего коммуниста хочешь послушать? — вдруг перебил его Забельский. — Крещеный еврей приходит в баню. Ему говорят: ты бы, Добрыня Абрамович, крест снял или плавки надел.

Колобов хмыкнул.

— Страну пожалей, Гриша, — вздохнул Любезнов.

— Тяжело с вами, с интеллигенцией, — качнул головой Забельский. — Вам бы все истерики нагнетать. С чего ты взял, что я собираюсь это немедленно обнародовать? Правильно сказал Ильич про русскую интеллигенцию: не мозг нации, а это самое… Хотя у самого после смерти вместо мозгов кисель обнаружили.

— Не надо лишних слов, я все понял, — перебил Любезнов. — Так что я должен сделать, чтобы типография заработала?

Денис Грязнов позвонил Екатерине Сивцовой домой рано утром.

— Здравствуйте, я друг Олега Бородина, — представился он. — Не спрашивайте, где я взял ваш телефон. Я работаю в частном сыскном агентстве «Глория»… Только, пожалуйста, не бросайте трубку. Я не могу говорить об этом по телефону, поэтому нам надо встретиться.

— Кому надо? — подозрительно спросила она. — Вам?

— Вам! Это неотложное дело, — сказал Денис. — Честное слово, я не стал бы вас тревожить, но ваши коллеги наверняка вас уже вычислили. И вам угрожает серьезная опасность. Не могли бы вы прямо сейчас приехать ко мне в агентство… Вы лучше меня понимаете: наш разговор не телефонный.

— Прямо не знаю… Он говорил про вас, Бородин этот… А это точно вы?

— Хотите, я дам вам свой рабочий телефон ко мне в агентство? — спросил Денис. — Я сейчас положу трубку, а вы мне сразу перезвоните. Идет?

— Прямо не знаю. Мне сейчас к сестре ехать на Весеннюю, а оттуда мы с ней идем к племяннице в восемьдесят первую больницу. Так мы с ней договорились. А Полечка, племянница, то есть, нас там ожидает…

— Лучше бы нам сделать так, — решил Денис. — Я приеду к вам и провожу в больницу, а потом поговорим. Это в интересах вашей же безопасности…

— Господи… Да мне уже выходить скоро из дома! Некогда мне вас дожидаться. И кому я нужна?

— Только пожалуйста, — взмолился Денис. — Прошу вас! Никаких такси, никаких частников, кто бы вас ни подсаживал, ни предлагал, ни распахивал перед вами дверцу…

— Ой, да что вы! Я сроду ими не пользуюсь. И я же везде там на людях буду. Кому я нужна, в самом деле? Поеду на метро, там на автобусе, потом опять автобусом. И назад так же. И потом к вам приеду. Это часам к двум получится, не раньше.

— Ну смотрите. Потом созвонимся…. — Денис положил трубку, взглянул на часы. — Значит, так… В два часа обещали быть, — сказал он вслух.

…Сивцова положила трубку и задумалась. Потом взглянула на себя в зеркало, махнула рукой, стала собираться. Выйдя на улицу, пока шла к метро, несколько раз обернулась. И, стоя на платформе, отошла подальше от края, когда состав стал приближаться. Огляделась. И только когда вагон стал закрываться, с неожиданным проворством вскочила туда, так что дверь зажала сумочку.

Там она снова огляделась. Поди знай, кого тут подозревать… Все в сторону смотрят. Те, про кого подумала, выходили, как правило, раньше. Постепенно она успокоилась. Делать им там в прокуратуре нечего, что ли? Но когда шла на пересадку, все равно оглядывалась. Нет, никто сзади не пристраивался, никто из тех, про кого подумала, следом за ней не шел.

Окончательно успокоилась, выйдя из метро «Речной вокзал». И садилась в автобус, думая о другом: что купить племяннице. Вроде зефир в шоколаде просила. Подошла к ларьку возле железнодорожной платформы, купила коробку зефира, прошла к мосту, стала подниматься наверх вместе с толпой, спешившей на электричку от Москвы.

Сивцова шла среди потока людей, когда сзади послышался топот и мужская брань. Она оглянулась. Несколько рослых подростков бежали, грубо всех расталкивая, и она отошла, прижалась к перилам, а они вдруг с ходу толкнули на нее какую-то молодую женщину и старика.

Екатерина сначала почувствовала резкую боль в пояснице, прижатой к металлическим перилам, вскрикнула, а боль вдруг стала меньше, а ее голова запрокинулась, и она сначала увидела над собой небо, потом ржавую, пыльную землю, стремительно приближавшуюся к ней, и последнее, о ком она подумала, была племянница, которую она не увидит.

…Грязнов ждал ее около часа, метался по своему кабинету и ругал себя последними словами. После случившегося с Никодимовым ждать можно было всего.

Потом, не выдержав, позвонил ей домой. Там никто не поднимал трубку. Позвонил ее сестре. Тоже без ответа. Что за черт… Он набрал номер восемьдесят первой больницы, куда сестры собирались идти, чтобы навестить племянницу. Больница большая, отделений много, племянниц еще больше. Но как ее фамилия, где, в какой палате она лежит… Услышав гудок, он положил трубку. Еще пошлют куда подальше, и правильно сделают. Возможно, что-то с ней случилось. Значит, надо ехать искать. Нет, все-таки звонить. Только куда? В «скорую», в морги? Есть, кажется, единый информационный центр, куда можно обратиться в поисках пропавших.

Он набрался наглости и позвонил Зое, помощнику Турецкого. Все-таки одно дело делаем…

— Зоя, это я, Денис….

— Какой еще Денис?

— Извините… Ну тот самый, рыжий такой, наглый, помните, без спросу в кабинет Александра Борисыча пролез?

— Ах этот, — засмеялась она, и он представил ее себе — молодую, стильную, с просветленным от смеха лицом. — Александра Борисовича сейчас нет на месте, но, может, я вам помогу? Так чего вы хотели, Денис?

— Зоенька, то есть Зоя Александровна, — поправился он. — Сделайте доброе дело. Позвоните в «скорую» или куда там еще… Словом, пропала Сивцова Екатерина Павловна, не знаю, не помню, какого года рождения, но могу дать адрес, где она прописана. Меня спрашивают: а кто я ей, а вам, прокурорам, скажут сразу.

— Сделаем так. Скажите ваш телефон, и я, как найду, сразу вам перезвоню.

Пока Зоя искала, он снова метался по кабинету, не находя себе места.

Потом позвонил Турецкий:

— Что, Сивцова так и не появилась?

— Нет, — вздохнул Денис.

Турецкий замолчал. Ну же, взмолился про себя Денис, Александр Борисыч, сделай милость, отругай, скажи, наконец: я же тебе говорил, я же предупреждал. Все-таки важнейший свидетель… Таких бы беречь как зеницу ока. Скажи, не молчи!

— Зоя ее ищет, — сказал Турецкий. — Когда найдет, сразу тебе скажет. Оставайся на телефоне.

Олег вот тоже куда-то пропал, хотел напомнить Денис, но Турецкий уже положил трубку. Грязнов тоже положил свою, и тут же раздался звонок. Он резко схватил трубку и с облегчением услышал голос Олега Бородина.