Пробило четыре часа, и все вокруг Кэтрин застыло. Ветер утих; животные в поле и даже серый арабский жеребец неподвижно наблюдали, как угасает свет и наступает вечер. Закатное солнце позолотило большой фасад дома с его величественными окнами и классическими статуями на крыше. Это был час, в который она впервые сюда приехала. В своем жалком платье. С тривиальными и потерянными в тот вечер украшениями. Труит стоял на платформе в черном пальто с меховым воротником. Падал снег. Выскочивший на дорогу олень, испуганные лошади. Сейчас все ждали окончания зимы и начала весны.

Она поводила ногой и глянула вниз: трава сделалась зеленой. Куда бы она ни обращала свой взор, пространство зеленело и блестело в золотом свете. Зеленое чудо мира появлялось там, куда ступала ее нога. Воздух наполнился ароматами розмарина и шалфея, растения между пальмами и тисом сплелись в узы любви. Лиловые цветы на длинных побегах лаванды замерли, словно прислушиваясь. Все стихло.

Клумбы вдоль старой кирпичной стены были еще бурыми и спутанными, но стоило ей к ним приблизиться, как земля у подола зазеленела, старые кусты роз поднялись и расправились. Землю на клумбах вспарывали крошечные головки подснежников и крокусов, белые, желтые и пурпурные. Она заметила чемерицу, а потом и нарциссы — поэтичный Актеон и бледно-желтый король Альфред. На память ей приходили названия растений — результат долгого чтения в библиотеке, где она отдыхала от напряженных встреч с Тони.

Антонио был слишком сладким десертом, но она бежала к нему с того момента, как встретила его почти мальчиком. В нем была смесь красоты и наглости, нежности и очарования, стоившая ему так дорого и теперь навеки упокоенная, похороненная под черной землей. Кэтрин плакала, представляя, как ему сейчас холодно. Антонио не был виноват. Да и вообще, мало что в мире происходит по чьей-то вине.

Цвела сирень, лиловая и белая, воздух источал ее запах, тихо покачивались тяжелые гроздья. Поражали воображение скульптурные головки ирисов — голубые, желтые, коричневые и индиго.

Из-под земли выстрелили тюльпаны — азиатские цветы многочисленных расцветок и форм. Лепестки одних были пятнистыми, других — остроконечными, алыми с синей сердцевиной, были здесь и желтые, и белые, и розовые, и зеленые. Некоторые разновидности встречались лишь однажды.

Появились наперстянки, тотчас свесили со стеблей колокольчики. Распустились кусты пионов, роса блестела на махровых соцветиях, розовых и белых, величиной с блюдце.

Кэтрин повела рукой над хостами, гвоздиками и лобулярией, над восхитительными китайскими лилиями чудесных оттенков. Воздух пьянил умопомрачительным ароматом.

Блестящие листья на кустах роз увенчались бутонами и цветами. Старинные розы со старинными именами: «Мадам Харди», роскошные белые махровые цветы, серебристо-розовая «Ноблес», «Олд вельвет» цвета крови — крови Антонио, бархатная «Клифтон», белая, как его рубашка, — смесь чистоты и насилия. Перед Кэтрин распустилась прекрасная роза «Фантен- Латур», старинные французские розы «Пеллисон», «Анри Мартин», «Леда» с алыми отметинами на краях белых лепестков.

Ни звука, тишина и безмолвие.

Вьющиеся розы опутали выпрямившиеся шпалеры и сплелись с лиловыми и белыми клематисами.

Статуи встали на место — классические изваяния с греховными изгибами, покрытые мхом и патиной лет. В четырех углах сада притаились гротесковые фигуры животных, охранявших вход и выход.

До сих пор Кэтрин не видела ничего столь прекрасного. Тайный сад заставил ее разрыдаться от красоты всего живого. Она умрет, а ему еще долго цвести. То и дело одна из роз обрушивала водопад лепестков; они красиво кружились в золотом свете, а потом падали на землю под растения, обвившие стену. Землю покрыл цветочный ковер, наполнявший воздух сладким перечным запахом, и даже ее платье успело им пропитаться.

Сад был великолепен. Он появился сам собой и рос там, куда она ступала, куда обращала взор. Она наполнит цветами все вазы в доме, чтобы украсить будни. Труит спросит у нее названия растений, и она расскажет их историю. Сообщит, что тюльпаны привезли из Малой Азии. Опишет вечера у султана и черепах с зажженными свечками. Составит букеты, возьмет их в город и подарит невестам, принесет на их свадьбы стефанотисы, белые розы и лилии, еще влажные от росы.

Золотистый свет стал бледно-желтым, а затем серо-голубым; цветы засияли еще ярче. Казалось, каждый лепесток светится изнутри. Ее маленький сад был полон ароматов и радости, с которой не мог сравниться никакой Сент-Луис. Каждое растение было шедевром доброты.

Почти стемнело; некоторые цветы исчезли в сумерках, белые и алые розы, казалось, усилили запах. Над кирпичной стеной поднялась первая звезда. Она стала ярче, к ней присоединились другие, более бледные звезды; настал вечер.

— Кэтрин, — раздалось в воздухе.

Труит стоял на ступенях. На нем был черный костюм, в котором он ходил на похороны, и черная траурная лента на рукаве.

Услышав свое имя, Кэтрин повернулась к освещенному дому; подол ее платья прошелестел по земле. Сад исчез, остались клумбы со старыми увядшими стеблями, обнаженные ветки, шипы на голых, кустах роз, спутанные высохшие лозы. Сад ждал, он ждал уже двадцать лет.

Теперь она была лишь простой честной женщиной в разрушенном саду. В саду, жаждавшем весны.

— Кэтрин.

Она направилась к мужу. Впервые она боялась его, боялась гнева, боли и разочарования, боялась собственного стыда. Жизнь потрачена зря. Фантазии развеялись. Антонио умер.

Такое случалось.

— Я знал, — произнес Ральф.

Эти слова отчетливо прозвучали в темноте. Она видела лишь его силуэт, лица было не разглядеть.

— Я всегда знал.

— Что знал?

— То, о чем говорил Антонио. Твою историю. Кем ты была. Ты обманывала меня. Я выяснил, кто ты. Мэллой и Фиск прислали письмо, которое я сжег. Это личное и ничего не значит. Но я узнал о тебе все, прежде чем ты вернулась из Сент-Луиса.

Сад ждал. Как мог Ральф простить такое? Как он мог все это терпеть? Многое зависело сейчас от Кэтрин, от ее слов, и она тянула — так долго, как могла. Ей все еще чудился сладкий запах бурбонской розы.

— У меня будет ребенок.

Ральф долго молчал, пока она не задрожала от внезапного озноба и поправилась:

— У нас будет ребенок.

В темноте Кэтрин почувствовала, как замерло его усталое лицо. Он протянул к ней руку. Позади него в окнах стали зажигаться огни, один за другим.

— Ну хорошо, — ответил он. — Замечательно. Тебе лучше пойти в дом.

В последний раз она взглянула на сад. Внезапно похолодало, но это был холод весеннего вечера, не таящий угрозы. Совсем стемнело. «Еще есть время, — подумала Кэтрин, — Не все умерло. Жизнь продолжается». Она взяла протянутую руку Ральфа и направилась к золотистому дому.

Такое случается.

«Портреты, которые вы видите, — это портреты людей, живших когда-то». Так все начинается. И никогда не прекратится.

Идеей я загорелся в 1973 году. Огонь в моем сердце и голове был вызван блестящей книгой Майкла Леси «Смертельная поездка в Висконсин». Коллаж из слов и фотографий нарисовал кинематографический портрет городка в Висконсине конца девятнадцатого столетия. До того момента я воображал себе города как разврат и промышленное сумасшествие, а сельскую Америку — спящую в невинности, с честными и трудолюбивыми людьми. Оказалось, что это не так. Леси открыл ящик Пандоры и показал темную опустошенную душу сельской жизни.

Портрет, который он написал, не давал мне покоя, оказал глубокое влияние на структуру и происхождение моего романа «Верная жена». Действие романа происходит на родине Леси — в замерзшем Висконсине, зимой. На этом мрачном фоне я показал запутанные отношения троих людей.

Выражаю глубокую благодарность Майклу Леси за описания ужасной жизни тех, кто сходит с ума от наступающих на них бездушных машин. Читайте книгу Леси. Она не оставит вас равнодушными. Меня она совершенно преобразила. Такое случается.