– Рассказывайте, Андрей Васильевич, рассказывайте по порядку, – Александр Павлович улыбнулся. – Во-первых, что у вас случилось вчера?

– Посыльный, ваше величество, явился посыльный от генерала Вилсона, и пока камердинер докладывал, неизвестный проник в дом и убил посланника от англичанина. Я думаю, несчастный мог что-то добавить к некоторым имеющимся у меня сведениям.

– А что же полиция? – спросил Александр Павлович.

– Расследование ведется. Но пока, насколько известно мне, результатов нет. Ни имени убитого господина, ни где он проживал, – пока ничего неизвестно.

– Что ж, жаль человека, но расследование – дело времени. Думаю, в ведомстве Вязмитинова догадаются послать запрос Вилсону, и тот прольет свет на случившееся. А теперь, граф, слушаю вас внимательнейшим образом, – государь император чуть-чуть наклонился в мою сторону.

– Ваше величество, я имею устные донесения, – начал я. – Одно из них касательно французского шпиона. Сведения представляются мне крайне важными. Уверен, вчерашнее убийство как-то связано с ними. Все остальное – сведения о шведском кронпринце,.. – здесь я позволил себе усмехнуться и продолжил. – Жане Батисте Бернадотте.

– Карл XIV Юхан Бернадотт, – с улыбкой произнес государь. – У меня голова занята предстоящими переговорами с ним. Давайте с него и начнем.

Я кивнул.

– Англичане крайне заинтересованы в том, чтобы русско-шведский союзный договор был подписан, – сказал я. – Швеция не сможет сохранять нейтралитет. Бернадотт должен занять чью-то сторону – России или Наполеона. Он до сих пор избегал подписания договора, что отражает его колебания. Но сейчас наступил момент, когда он не может более откладывать решение. У нас есть достоверные сведения, что Бернадотт принял нашу сторону. Лондон выплатил семьсот тысяч фунтов…

– Да, я знаю, – прервал меня государь.

– В действительности, – продолжил я. – Британский кабинет выделил миллион, а семьсот тысяч – это та сумма, что дошла до кронпринца.

Александр Павлович повел бровями, побуждая меня к дальнейшей откровенности.

– Триста тысяч фунтов поделили между собою камергер его высочества Веттерштедт и гофмаршал Адлеркрейц. Они прибудут в Або в свите кронпринца и будут сообщать графу Румянцеву о малейших нюансах в настроении Бернадотта, они подскажут, если что-то пойдет не так…

– Что-то пойдет не так, – задумчивым голосом повторил государь.

– Маловероятно, но вдруг в последний момент кронпринц изменит решение, – пояснил я. – Как я знаю, ваше величество, вы пригласили участвовать в переговорах лорда Кэткарта. Блестящий ход! Лорд Кэткарт одним своим присутствием напомнит Адлеркрейцу и Веттерштедту, что триста тысяч фунтов стерлингов, утаенные от Бернадотта, должны придать ему, Бернадотту, твердости.

– Если эти проходимцы обманывают своего государя, то что стоит им обмануть англичан? – с сарказмом промолвил Александр Павлович.

– С этической точки зрения – ничего, – подтвердил я сомнения императора. – Но есть и финансовая сторона дела. Англичане держат векселя, выписанные Веттерштедтом и Адлеркрейцом. И они будут предъявлены незамедлительно, если вдруг кронпринц решит, что союз с Наполеоном для него выгоднее, чем с Россией. В случае же подписания русско-шведского договора англичане обещали уничтожить векселя.

– Хорошо, – с улыбкой промолвил государь.

– Впрочем, ваше величество, – продолжил я, – полагаю, что в этой части наши рассуждения носят гипотетический характер. Я уверен в том, что Жан Батист Бернадотт принял окончательное решение встать на сторону России. Осмелюсь утверждать, ваше величество, намерение шведского кронпринца настолько твердое, что не изменится ни при каких обстоятельствах. Таким образом, теперь речь не идет о том, подпишет или не подпишет Бернадотт союзный договор – он непременно подпишет, – а речь идет о том, как добиться от него еще больших уступок и не дать ничего взамен.

– Не слишком ли излишняя ваша уверенность? – спросил император.

– Осмелюсь повторить, ваше величество, я уверен, Бернадотт не изменит решения, – стоял на своем я.

– Но откуда у вас такая уверенность? – строгим тоном спросил государь.

– Ваше величество, я много думал о характере и складе личности Жана Батиста Бернадотта, сопоставлял с теми сведениями, которые получали о нем по дипломатической и секретной линиям, и пришел к выводу: наступил момент, когда Бернадотт решился окончательно порвать с Наполеоном, а при необходимости выступить против французского императора.

Государь вышел из-за стола, я поднялся и вытянулся в струнку. Император сделал несколько шагов по кабинету и недовольным голосом произнес:

– Так вы полагаете, что император должен руководствоваться тем, что вы себе измыслили о характере шведского кронпринца?

Я не успел ответить, как Александр Павлович продолжил с сомнением в голосе:

– Впрочем изложите свою точку зрения. Будет любопытно послушать.

Он вернулся за стол и жестом разрешил мне сесть. Откинувшись на спинку кресла, император вытянул вперед руку и принялся выбивать беззвучную дробь по столешнице.

Душевный трепет охватил меня. Что, если и впрямь мои соображения о характере шведского кронпринца – всего лишь плоды воображения, не имеющие ничего общего с настоящим Бернадоттом? Я смутился, но вдруг словно со стороны услышал собственный голос:

– Ваше величество, Бернадотт – единственный из маршалов Наполеона, который не обязан Наполеону своим возвышением. Он получил полковничьи эполеты в августе 1793 года. Через год он получает высший чин французской революционной армии – чин дивизионного генерала. Он из тех генералов, которые считали Наполеона «паркетным» генералом. Бернадотт необыкновенно энергичен, владеет непревзойденной силой убеждения и при этом тщеславен сверх всякой меры. Он прославился как бесстрашный солдат и мудрый полководец. Полководец, который сперва думал о жизни своих солдат, а потом уже о победе! И солдаты боготворили его. Брось он клич, и его армия безоговорочно пошла бы за ним. И оглядываясь назад, он не вспоминает о тех, кто оказался в опале или – хуже того – был казнен. Он думает о том, что, будь у него в нужный момент чуточку больше дерзости, он бы занял в истории то место, которое занял Наполеон. В течение длительного времени его терзает жгучая обида на судьбу, а за этой обидой скрывается обида на себя самого, он не может простить себе того, что упустил свой шанс, упустил шанс самому взойти на французский трон. Он вынужден признать, что из-за собственной промашки на всю жизнь остался на вторых ролях, при том, что Наполеон терпеть его не мог и всегда отодвигал на третьестепенные роли. Военная карьера Бернадотта представлялась ему драмой, и эта драма усугубляется перипетиями в личной жизни. По иронии судьбы Бернадотт женится на Дезире Клари, красавице, первым мужчиной которой был Наполеон.

Александр Павлович усмехнулся и наклонился в мою сторону. На несколько мгновений я прервался, но государь не проронил ни слова, и я продолжил:

– И вдруг случилось невероятное! Судьба предоставила Бернадотту еще один шанс. Сын юриста и фермерши становится наследным принцем шведского короля! Но и тут новая обида. Когда во Франции стало известно об избрании Бернадотта преемником бездетного Карла XIII, Наполеон объявил решение шведского риксдага своей победой. Мало того, Наполеон объявил, что Бернадотт, став кронпринцем Швеции, поспособствует распространению его, Наполеона, славы.

Александр Павлович покачал головой и промолвил с укоризной:

– Андрей Васильевич, ближе к делу. Ближе к делу, прошу вас.

– Я перехожу к сути, ваше величество. Самым горячим желанием Бернадотта является желание отделаться от тени влияния Наполеона. Но он понимает, что должен действовать наверняка. Когда Наполеон начал войну против России, Бернадотт испугался того, что французские войска в считанные дни дойдут до Балтийского моря, а оттуда рукой подать до Швеции. В этой ситуации Бернадотт не решался выступить против французского императора, а напротив – склонялся к союзу с Францией, поскольку тень Наполеона все же меньшее зло, чем вторжение армии Наполеона. Бернадотт никогда не сомневался, что Россия одержит победу в этой войне. Но он опасался, что Наполеон успеет дойти до Балтики и вторгнуться в шведские пределы в случае, если Швеция не поддержит его. Позднее Наполеона изгнали бы за пределы России, а в Швеции он бы так и остался.