Все печальные события своей жизни – потери, промахи и неудачи Лизка с находкой далёкого детства не связывала. Все так живут, ни у кого гладко не бывает. Разве что везунчики где-то по миру и ходят, но их раз, два и обчёлся. Жизнь, как жизнь, не лучше и не хуже, чем у других. Только бабушка, жившая до самой смерти вместе с Лизой, всё вспоминала крест. А Лизка отмахивалась, не верила она во всю эту суеверную чепуху.

«Если бы, да кабы…» – любила говорить бабушка.

Чего гадать, когда Лизка теперь точно знала: у её мужа есть другая женщина – молоденькая девчонка, почти ровесница её Варьки. И это было ещё страшнее. Глядя на себя в зеркало, она видела уставшую расплывшуюся тётку, с тусклыми неухоженными волосами, погасшими глазами, неопределённого возраста после сорока. Где уж ей тягаться с хрупкой и эфемерной молодостью.

     Он сказал, что уходит. Что другая женщина - любовь всей его жизни. Лизка не понимала: это с ней происходит, или сон такой ужасный снится? Почему она тогда никак не просыпается? Девчонки, ещё недавно так обожаемые им дочки – Варя его тоже отцом звала, ревели в голос, выдёргивали у него вещи из рук. Но муж с пустыми мёртвыми глазами и отсутствующим лицом продолжал заталкивать по сумкам свои пожитки. И ушёл в новую жизнь и любовь. Мир её, такой прочный и понятный, рухнул в одночасье. И Лиза не знала, что ей теперь делать среди одних обломков. Он же говорил, что красивее и желаннее её никогда никого не будет. Он вставал чуть свет по праздникам и в День её рождения и бежал за цветами, чтоб положить их ей ещё сонной в кровать. Он плакал от счастья, когда родилась Кристя, и впервые напился на радостях. Он был всё для неё и девчонок – защита, надежда, опора. Что произошло с ним? Может он с ума сошёл? Может это шутка, и он никуда и не ушёл, а сейчас вернётся, закружит по дому её и дочек в бесшабашном и весёлом танце и скажет, что просто проверял, как им нужен.

 «Господи, это я с ума сошла. Кто же так шутит? Он ушёл, ушёл! Он бросил нас ради этой сучки! Будь ты проклята! Ненавижу!» – думала Лиза в бессильной злобе, кусая губы и орошая ночами подушку слезами, чтобы только не увидели дочки.

Она почти перестала спать. Мысли метались в голове, стучали отбойными молотками: «Вернуть его любой ценой. Надо поговорить, объяснить, что мы пропадём без него. Господи! Что же делать? Я не могу без него, просто не могу».

И так по кругу, без конца. Она, как робот ходила на работу, лишь бы отсидеть положенное время. Лизе было тяжело разговаривать с людьми. Они прерывали её мысленный монолог с воображаемым мужем. А тот не звонил, не интересовался, как они живут. Ему, наверное, было хорошо в новой жизни.

     На работе сослуживцы утро начинали с чтения газет. Лизу совершенно не интересовали события, происходившие в мире. Всё замкнулось на её личной трагедии, и куда катится этот шарик, ей было абсолютно наплевать. Как желтая бульварная газетка оказалась у неё в руках, трудно сказать. Женщине в глаза сразу бросилось: «Верну мужа! Отворот, снятие порчи, приворот навсегда! Быстро и эффективно!»

«Навсегда. Быстро и эффективно…» – прошептала Лиза и пошла звонить.

Вежливый безликий голос ответил ей, что ясновидящая очень занята, но сможет принять её на следующей неделе. Только с собой надо не забыть привезти фотографии и деньги.

« Много?» – дрожавшим голосом спросила Лиза.

 Названная сумма повергла её в ужас. Она была равна её месячной зарплате. Но разве есть цена счастью?

«Да чёрт с ними, с деньгами. Перезайму, как-нибудь выкручусь, лишь бы помогло!» – уговаривала сама себя Лизавета всю неделю до посещения ясновидящей, показавшуюся ей бесконечной.

     В назначенный день Лиза приехала по указанному адресу на полтора часа раньше времени. Она слонялась по улице из конца в конец и курила одну сигарету за другой. Было страшно. Она не знала почему, но страх сжимал сердце холодными пальцами. Прорицательница поразила её воображение. Она рассказала всё: про Лизу и отношения с мужем, про молоденькую соперницу и про то, что с детства на Лизу порчу наложили. Но она может ей помочь – проклятье снимет и на молоденькую похитительницу мужей переложит. И станет всё в шоколаде – совет да любовь. Только задания, которые она Лизавете даст, обязательно выполнить надо, а нарушишь что, или не доделаешь, не случится чуда. Лизка со всеми условиями согласилась, лишь бы любимого мужа вернуть. Как заворожённая, она взяла из рук провидицы воском запечатанную бумагу. А та наставляла: «Дома откроешь и прочтёшь, чтоб не видел никто. И сама не показывай никому».

     Лиза домой, как на крыльях, летела.

« Будет знать гадина, как мужей чужих уводить. Я отмучилась своё. Твой черёд пришёл, воровка бессердечная!» – стучало в голове. – За зло только злом наказывать. Поделом ты получишь. И мне тебя будет нисколько не жаль. Ненавижу так, что убила бы…»

И тут же первое сомнение закралось в пылавшую праведным гневом душу.

«Убила? – призадумалась Лизка. – Нет, никого бы я убить не смогла. А боль причинить? Она же девчонка ещё, сопливая совсем. Да, с мужем моим в постели кувыркаться – взрослая, а отвечать за это – девчонка? А как же мои девочки, с сердцем разбитым? Наказать мерзавку!»

Но сомнение уже пустило корни в её сознании.

     Лизавета прилежно читала заклинание каждое утро и каждый вечер в течение недели, постоянно перед началом сверяясь с часами, чтоб не опоздать ни на секунду. И обязательно в открытое настежь окно. А в промежутках искала, звонила, расспрашивала. Одно из условий вещуньи было – поставить свечи к тринадцати иконам в установленный день. Лиза и предположить не могла, что в Москве более четырёхсот храмов, соборов, монастырей и часовен. Разве обойдёшь их за день? Их и за полгода не обойти, не объехать. Женщина была в отчаянии. Да и служители Божьи, услышав вопрос Лизы об определённой иконе, сразу понимали, в чём дело. Заводили разговор о грехе и молитве. Лизавета злилась, бросала трубку и набирала следующий номер. К назначенному дню она знала, где находятся все требуемые, кроме одной - чудотворной иконы Никейской Богоматери. Раньше Лизавета и подумать не могла, что число чудотворных образов Матери Божией более трёхсот шестидесяти. А одна старушка по телефону ей вот что сказала: «Икон Богородицы, что звёзд на небе. Подойди к любой, дочка, попроси о милости и заступничестве. Не греши. Лукавый тебя искушает. Ищи веру в себе».

     Ох, и крутило Лизку, и корёжило. Отчаянье, злоба, бессилие и сомнение. Обошла она в день икс церкви, свечи всем иконам, кроме одной, поставила. А вечером позвонила в офис ясновидящей, и велено ей было опять с деньгами прийти, раз задание не выполнила.

Вдруг из темноты, с другой стороны появляется её дядька – покойный уже давным-давно, и протягивает ей тот самый крест, что в куче мусора Лиза нашла. Старик шипит по-змеиному: «Отдай его, девка, сопернице своей, и будет тебе счастье великое».

А изо рта его раздвоенный язык виднеется. Всё ближе и ближе рука старика, да и не рука вовсе, а лапа когтистая, держащая крест, к Лизке подбирается. У дядьки глаза красным огнём горят, завораживают. Голос Богородицы всё тише и тише звучит, а змеиное шипение усиливается. Рука Лизаветы, словно против воли поднимается, чтобы взять крест. Но в последнюю секунду она резко бьёт по безобразной лапе с криком: «Нет». Крест выбит и летит прямиком в дыру в половицах. Только из пролома того отблески огня вырываются. Старикашка с шипением исчезает.

«Преисподняя…» – передёрнулась от ужаса Лизка и проснулась вся в поту, с бешено галопирующим сердцем.

     Для себя она всё уже решила. Прошлёпав босиком на кухню, она закурила сигарету и сожгла в пепельнице бумажки, что дала ясновидящая, а пепел в окно развеяла. Хватанула сто грамм коньячка и вернулась в постель.