Возле калитки стояла бабушка Прасковья и обеспокоенно всматривалась в сторону окраины, где находился дом страшной бабки Гыли. Оттуда валили густые клубы чёрного дыма. На фоне синевы туч он принимал причудливые очертания. Зойка зачарованно смотрела, как в вышине дымовые фигуры преобразовывались одна в другую: то китайский мандарин, вот вместо него дракон, потом ворон, затем паук. Девочку зазнобило, и она вспомнила ночной кошмар. Зойка принялась ощупывать лицо и собралась уже бежать в избу к зеркалу.

Тут бабушка, наконец, повернулась к ней и заплакала: «Ой, деточка! Вот несчастье! Слава Богу, ты дома была. Спала крепко и не слышала, какая страшная гроза пронеслась утром! Натворила она бед. Казалось, конец света наступил. От грома дома дрожали, молнии раскалывали небо на части. Одна попала в старый тополь, а под него цыган – подпасок стадо овец загнал, да сам от дождя спрятался. А с ним вместе дочка почтальонки – Любаша. Никто не выжил. Мать девочки обезумела от горя, бегает по деревне, кричит: Гыля – ведьма её прокляла, что за калитку к ней прошла. Только ведь саму Гылю стихия тоже не пощадила. Другой разряд ударил в её избу, и вспыхнула та, как сухая солома. До сих пор тушат. Говорят, старуха выла и кричала жутко. Но вытащить её не удалось, так и сгорела заживо».

Закрыв ладошкой рот, девочка слушала бабушку.

Зойка постоянно сидела в избе. На правой щеке у неё появилось тёмное пятно, совершенно нечувствительное к боли, словно в него вкололи анестезию. Гулять Зойка больше не ходила, со старыми друзьями не встречалась. У девочки как-то резко испортился характер. Она стала угрюмая и нелюдимая, грубила бабушке. Иногда на Зойку накатывали беспричинные вспышки ненависти, и в ярости она могла что-нибудь сломать или разбить.

В один из таких приступов девочка схватила со стола чашку и бросила в сторону бабушки, которая пыталась образумить строптивицу. За спиной старушки стояло старое трюмо с большим зеркалом, и кружка угодила прямо в него. С глухим звуком стекло хрустнуло, и от места столкновения во все стороны поползли кривые трещины.

Бабушка испуганно охнула и укоризненно покачала головой: «Зоя! Что ты творишь? В тебя словно бес вселился. Не подходи к зеркалу и не смотрись в него. Не к добру это!»

Бормоча себе под нос, старуха вышла в сени. Зойка не торопясь приблизилась к разбитой амальгаме. Трещины покрыли поверхность странным узором, словно в зазеркалье сплели паутину. Отражение девочки перекосилось, стало непропорциональным, уродливым. Внезапно пятно на лице шевельнулось и материализовалось в паука, который резво перебежал с одной щеки на другу и исчез, оставив вместо себя уродливую родинку. Облик в зазеркалье зло улыбнулся, и в искажённом отражении девочка узнала помолодевшую на несколько десятков лет бабку Гылю.      

     Маша не испытывала радости от пассивного летнего отдыха. Лежать на шезлонге и подставлять оголённое тело под ультрафиолет солнца – что может быть скучнее такого времяпровождения? Прохладная чистая вода северных рек манила её гораздо больше тёплого киселя любого южного моря. Тем летом девушка опять собиралась на сплав.

Маршрут похода они проложили ещё зимой: сначала встречаются в Архангельске, на вокзале, затем на нанятом микроавтобусе доезжают до местечка, где на высоченном холме остались только руины монастыря, куда когда-то был сослан князь Голицын. Кстати, место это было интересно не только с исторической точки зрения. Над ним определённо витало какое-то проклятье. Некогда в монастыре, ещё не разрушенном, недолго размещалась психиатрическая лечебница, которая вскоре сгорела. При пожаре погибло много людей, и все несчастные – душевнобольные, у которых не хватило ни сил, ни ума выбраться из пламени. Потом здание начали ремонтировать, планируя сделать в нём санаторий, но, слава Богу, пожар на этот раз приключился ещё до его открытия, так что обошлось без человеческих жертв. После осмотра столь мистической достопримечательности, группа должна была на катамаранах начать сплав по реке Пинега. А в точке икс их опять встретит водитель с микроавтобусом и привезёт назад в Архангельск, откуда они поедут на Соловки, конечный пункт их похода.

     Только в поезде она поняла, как волнуется перед предстоящей встречей с новым знакомым. Платформа на вокзале была всего одна, и, выйдя из вагона, Маша сразу увидела весело гомонящую компанию. Друзья встретили её радостными объятьями и вошедшими в последнее время в моду среди молодёжи, ни к чему не обязывающими поцелуями. Потом они с шутками ввалились в привокзальное кафе, которое славилось у местных необыкновенно вкусным разливным пивом.

Маша сидела за столиком спиной к входной двери, однако его появление почувствовала сразу, будто они были настроены на одну энергетическую волну. Константин пришёл не один, а с совсем молоденькой миловидной девушкой, которую Маша вначале приняла за его родную сестру, так они были похожи. Оказалось, внешность обманчива: его спутница была не так уж юна и приходилась ему вовсе не родственницей, а подругой, и отношения между ними, судя по неприязненному взгляду, коим девица буравила Машу, были очень близкими, но не слишком счастливыми. А Константин фонтанировал радостью, и даже слепому бы стало ясно, что парень при виде Маши в реале совершенно потерял голову.

     С высоты открывалась панорама необыкновенной красоты. В мягком сумеречном свете меж зеленью леса тёмной ртутью блестела река. В низинах лениво ворочался туман и создавал фантомные фигуры, которые неспешно заполняли всё большее пространство. Костя  тоже поднялся на холм и не отходил от Маши ни на шаг.

Когда они вернулись к месту, где оставили машину, то обнаружили только выгруженный багаж. Парень не проявил какого-либо беспокойства об отсутствии средства передвижения, наоборот стал ещё жизнерадостнее. Ребятам он объяснил, что встретит их его подруга, а у него появилась возможность пройти с ними по маршруту и, как старожилу, показать наиболее колоритные места. От возбуждения и обилия эмоций молодёжь не чувствовала усталости, так что все горели желанием продолжать движение дальше. Поэтому лагерь разбивать не стали, а спустили на воду катамараны и начали сплав. Костя, конечно, напросился в напарники к Маше.

К её приятному удивлению, он оказался умелым  гребцом и легко один справлялся с лодкой. Течение было достаточно быстрым, но ровным, без порогов, и девушка могла, не отвлекаясь, любоваться пейзажами. После долгого рассвета солнце показалось из-за горизонта и осветило землю нежными лучами, а они доплыли до первой стоянки, поставили палатки, вскипятили воды на газовой горелке, напились крепкого сладкого чая с хлебом и копчёной колбасой и разбрелись по палаткам. Маша не стала возражать, когда Константин пришёл к ней и лёг рядом. С первой минуты их встречи она страстно хотела этого.

Поспать так и не удалось. Они выбрались из палатки и спустились к воде. Скрытые густым ивняком от посторонних глаз, они разделись догола и вошли в реку. Костя постоянно держал Машу за руку, словно боялся, что она вдруг исчезнет. Вода, на удивление, оказалась тёплой, как парное молоко, дно песчаное, словно бархатное, и девушка вдруг подумала, что для счастья надо так мало, когда любишь.

     Ребята беззлобно подтрунивали над парочкой, но Маша на них совсем не обижалась. Она видела, что друзья рады и где-то немного даже завидуют свалившемуся на них чувству. Первое неприятное ощущение Маша испытала, когда доставала чистое бельё из рюкзака. Ей показалось, что вещи сложены совсем не так, как она уложила. А потом обнаружила, что пропала смешная безделушка – куколка Вуду, небольшой брелок, который ей привезла младшая сестра из Турции прошлым летом. Маша даже слегка расстроилась: игрушка хоть и стоила сущие копейки, но была необычная и забавная. Потерять её она никак не могла, но и не подумала, что кто-то из друзей или возлюбленный страдает клептоманией.