Литмир - Электронная Библиотека

Троллейбусы и трамваи не ходили в Ленинграде блокадной зимой. Добираться домой пешком было тяжело, и Танин папа часто ночевал на заводе. Но в этот вечер папа пришёл домой. Он сказал:

— В городе два дня не выдают хлеба. Я беспокоился, как вы тут?

— Так же, как и все, — ответила мама.

А Таня молчала. Плохого ей говорить папе не хотелось, а что она могла сказать хорошего, если целых два дня у них с мамой не было ни крошки во рту. Да и говорить-то ей было трудно, от слабости всё время хотелось спать.

— Хлеб будет ночью, — сказал папа. — Его уже пекут и завозят в булочные. Я вам его получу.

Папа взял карточки и ушёл. Потянулся тёмный и длинный вечер. Мама затопила печурку, поставила греться чайник и сказала Тане:

— Мороз большой, немецкие самолёты сегодня летать не будут, поспи до папиного прихода. — Она потеплей укутала Таню, и та закрыла глаза.

Но спать в этот вечер Таня не смогла. Сначала ей очень хотелось есть и всё время мерещилась большая горбушка чёрного хлеба, чуть подгоревшая и густо посыпанная крупной солью. Потом Таня стала думать о папе. Кончился вечер, наступила ночь, а его всё нет и нет. Где же он и почему не возвращается?

Таня знала, что папа работает на оборонном заводе, который фашисты бомбят и обстреливают чуть ли не каждый день. Но там папа не один. Там вместе с ним его друзья, его товарищи.

А сейчас… Темно в комнате, но ещё темнее за окном, там настоящая чернота. И в этой черноте папа бродит один и ищет булочную, где уже есть хлеб, чтобы получить его и накормить маму и Таню. Он может попасть под обстрел… На него могут напасть диверсанты… И ведь он очень устал, потому что целый день работал в холодном цеху и на обед ел пустой дрожжевой суп…

Зачем они его отпустили? Зачем дали ему уйти?

И Таня заплакала. Она плакала горько, но очень тихо, глубоко зарывшись в подушку. Ведь рядом была мама, она тоже прислушивалась к каждому шороху, тоже волновалась о папе, и не хотелось ещё больше огорчать её.

…Папа вошёл без стука, у него был свой ключ. Он вошёл очень тихо и положил на стол хлеб.

— Третий час ночи, — сказала мама и зажгла коптилку.

— А на улице народу, как днём, и хлеб будут выдавать всю ночь. Разбудим Таню? — спросил папа.

— Право не знаю, что дороже, сон или хлеб, — ответила мама. Но Таня уже сидела на постели.

— Папа! — сказала она. — Папа всего нам дороже! — и потянулась к отцу.

— А почему у тебя подушка мокрая? — удивился он.

— Это ничего, я переверну её на другой бок, и она будет сухая. А вы дайте мне кусочек ночного хлеба, если можно, горбушку, — попросила Таня.

Кирюшка - i_014.jpg

Хлебные крошки

Кирюшка - i_015.jpg

В магазине было холодно и очень темно, только на прилавке у продавщицы мигала коптилка. Продавщица отпускала хлеб.

У прилавка с одной стороны тянулась очередь. Люди подходили, протягивали карточки и получали кусочек хлеба, маленький, но тяжёлый и влажный, потому что муки в нём было совсем мало, а больше воды и хлопкового жмыха, который ленинградцы называли «дурандой».

А у другой стороны прилавка кучкой столпились дети. Даже при слабом свете коптилки было видно, какие у них худые, измождённые лица. Шубки не облегали ребят, а висели на них, как на палочках. Головы их поверх шапок были закутаны тёплыми платками и шарфами. Ноги — в бурках и валенках, и только на руках не было варежек: руки были заняты делом.

Как только у продавщицы, разрезавшей буханку, падала на прилавок хлебная крошка, чей-нибудь тоненький озябший палец торопливо, но деликатно скользил по прилавку, поддевал крошку и бережно нёс её в рот.

Кирюшка - i_016.jpg

Два пальца на прилавке не встречались: ребята соблюдали очередь.

Продавщица не бранилась, не покрикивала на детей, не говорила: «Не мешайте работать! Уйдите!». Она молча делала своё дело: отпускала людям их блокадный паёк. Люди брали хлеб и отходили.

А кучка ленинградских ребят тихо стояла у другой стороны прилавка, и каждый терпеливо ждал своей крошки.

Новогодний подарок

Кирюшка - i_017.jpg

Накануне Нового года приехал с фронта боец и привёз Вовке в подарок от папы два больших куска сахару.

Один кусок мама расколола на мелкие кусочки, чтобы пить чай, а другой велела Вовке отнести Гале. Она сказала:

— Галка твоя прямо в ниточку вытянулась. Одни глаза у нее на лице остались, так похудела. Пусть хоть чайку сладкого попьёт.

Галя сперва обрадовалась, а потом застеснялась:

— Не возьму! У самих ничего нет, а сахар раздариваете. Подумаешь, богачи! — сказала она.

— Нет, возьмёшь! — сердито прикрикнул на неё Вовка. — У нас ещё один есть. А станешь ломаться, я его в печку брошу!

— В печку сахар бросать! — возмутилась Галя. Взяла в руки белый, чуть синеватый кусок рафинаду, полюбовалась им, погладила его и положила на стол.

— Ладно. Вечером, когда мама вернётся, устроим с нею пир, — сказала она Вовке. Тот успокоился и вскоре ушёл.

А Галя принялась за уборку. Ведь завтра наступит Новый год, и надо привести в порядок комнату, чтобы в ней чувствовался праздник. Кончив убирать, ваяла карточки и отправилась в булочную за хлебом.

На лестнице сидела и отдыхала Таня.

— Я в аптеку ходила, — сказала она. — У Вальки жар, насморк… Купила ему сушёной малины, да не знаю, будет ли он пить. Он ведь у нас капризный, любит, чтоб сладко, а посластить нечем…

Таня отдохнула и стала подниматься выше. А Галя зашла в булочную, ваяла хлеб, посмотрела, как на улице падает снег, и пошла домой.

По дороге она думала о Вальке. Да разве он капризный! Он просто очень голодный и больной. До войны его авали во дворе «Товарищ Клюквин», такой он был кругленький и румяный. А теперь лицо у него — с кулачок, а шейка такая худенькая, что посмотришь — и хочется плакать. А тут ещё и простуда на него навалилась. Непременно надо напоить его малиновым чаем.

Дома Галя нашла сахарные щипцы и отколола от своего куска четвертушку. «Нам с мамой хватит и даже ещё останется», — подумала она. И пошла к Вальке.

Там уже топилась печка и грелся чайник. Вместе с Таней они заварили целый пакетик сушёной малины, положили сахар, и Валька с удовольствием выпил полную кружку. Потом они потеплей его укрыли, и он уснул.

Дома Галя застала Серёжу Лаврикова. На столе стояла маленькая, пушистая, зелёная ёлочка.

— Это мне один боец подарил, — объяснил Серёжка. — Он ехал на машине, остановился и говорит: «Эй, дружок, получай ёлку, и желаю тебе счастья на Новый год!» Я ёлку взял, тоже поздравил его и пожелал скорее разбить фашистов.

Кирюшка - i_018.jpg

— Будешь её убирать? — спросила Галя.

— Ага. Для Катюши и Славика. Они же самые маленькие. У тебя ёлочные игрушки есть?

— Найдутся, — ответила Галя.

Они сняли со шкафа большую коробку, открыли её и залюбовались: в белой вате лежали жёлтые, красные и голубые стеклянные шары, а под ними хлопушки, золотой и серебряный «дождик». Нашлось даже несколько бенгальских огней и в подсвечниках разноцветные свечи.

— Красота! — ликовал Серёжка. — Мы им такую ёлку устроим, что они запляшут. Кира Леночку принесёт. Жаль только, что ни пряников, ни яблок, ни конфет — ничего сладкого нету.

— Вон чего захотел! — усмехнулась Галя. И вдруг обрадовалась. — Будут конфеты! Будут! Я сейчас сделаю.

Она снова взяла Вовкин сахар и отщипнула от него три кусочка, стараясь, чтобы они были одинаковые, завернула каждый в серебряную бумагу, сделала бахрому и перевязала разноцветными нитками.

4
{"b":"154410","o":1}