– Толпа в час пик, – сказал Крис. – Странно, что тут тоже так бывает. Интересно, куда они все ездят на работу.

– Прямо зомби, – сказала я.

Почти все они были мужчины, почти все – в деловых костюмах. Примерно половина из них строем двинулась в ворота на дальнем конце стоянки. Было слышно, как они шагают – «топ-шлеп, топ-шлеп, топ-шлеп» – по дороге в Кренбери. Другая половина – также ничего кругом не замечая – разошлась по машинам на стоянке. Кругом в одну секунду стало тесно от проезжающих огней и шумно от гудков.

– Зомби, усталые после работы, – сказала я. – Мужья миссис Ктототам, – сказал Крис. – Миссис Ктототам высосали у них души, а потом отправили в виде зомби зарабатывать деньги.

– А мистеры Ктототамы ничего и не заметили, – подхватила я. – Они уже сто лет как зомби, и никто ни о чем не подозревает.

К этому времени со стоянки уже выехали все машины; «хрусть, хрусть» – проезжали они мимо нас по щебенке, вспыхивая нам в лицо фарами. Одна машина, другая… Меня это загипнотизировало, пока очередная прохрустевшая мимо машина не оказалась синей, с одной фарой тусклее другой и вмятинами в знакомых местах.

– Эй! – закричала я. Вцепилась в забор – даже руки заболели. – Крис, это была…

– Нет, не была, – отрезал Крис. Он тоже вцепился в забор. – Номер не тот. Я тоже сначала решил, что это наша машина, но это не она, Мидж. Честно.

Когда речь идет о цифрах, Крису можно верить. Он всегда оказывается прав.

– Похожа на нашу – просто жуть, – прошептала я.

– Ага, прямо дрожь пробирает, – согласился Крис. – Я даже подумал, неужели ее высушили и починили дверь и кому-то продали – на секунду подумал, пока не поглядел на номер.

К этому времени все машины уже уехали, носильщик в огромных сапогах шаркал перед вокзалом – судя по всему, запирал его на ночь. Мы перелезли через забор и нога за ногу вышли через ворота стоянки.

– Давай маме ничего не скажем, – предложила я.

– Не скажем, конечно, – кивнул Крис. – Про клонов и зомби – сколько угодно, а про машину – нет.

В конце концов мы не рассказали маме почти ничего. Нам крепко досталось: обоим – за то, что явились так поздно, а мне – за измазанную одежду. Тетушку Марию моя одежда вывела из себя.

– Как неосмотрительно, дорогая. Я же не могу взять тебя на собрание в таком виде.

– Я думал, это ваше собрание было днем, – сказал Крис.

Мама на него зашикала. Ее трясло. Миссис Ктототам проторчали тут весь день, устроили свой Кружок Целительниц, жрали торт, будто голодные волчицы, а потом тетушка Мария провозгласила, что в Зале собраний Кренбери в семь тридцать будет собрание и она туда пойдет. Вот почему я смогла написать такой большой кусок автобиографии. Я впала в немилость и была оставлена дома, поскольку порвала свою единственную юбку и вся перемазалась в грязи. Быть в немилости мне нравится. Еще есть немножко торта. Тетушка Мария применила ко мне свой негромкий скорбный тон, а потом сказала Крису, что вместо меня должен пойти он. Мама один-единственный раз поглядела Крису в лицо – и опять принесла себя в жертву: сказала, что пойдет с тетушкой Марией.

Зачем тетушке Марии понадобилась мама, ума не приложу. Когда приблизился час икс, явились Элейн с мужем и притащили пресловутое кресло-каталку. Мистер Элейн – которого зовут Ларри – ниже Элейн ростом, и я, кажется, видела его в веренице зомби, приехавших на поезде. В общем, он бледный, изможденный, зомбиподобный – и делает все, что скажет Элейн. Они вдвоем разложили широкое сверкающее кресло в кухне и водрузили в него тетушку Марию. Крису пришлось пойти просмеяться. Он говорит, тетушка Мария была вылитая папесса.

Когда настал час икс минус один, тетушка Мария заставила маму облачить ее в огромное бордовое пальто, вокруг ворота у которого пришита дохлая лиса. Голова у лисы совсем как настоящая, с красными стеклянными глазами, и она испортила мне весь ужин (тетушка Мария поужинала перед уходом на тот случай, если они вернутся очень поздно). И еще тетушка Мария надела шляпку – высокую, узкую, с бордовыми перьями. Восседала в кресле-каталке, будто на троне. И отрывисто отдавала приказы:

– Бетти, мой зонтик, не забудьте мои перчатки. Ларри, помните про коврик в передней. Осторожно, ступеньки.

А Элейн всегда отвечала вместо Ларри:

– Не беспокойтесь. Зонтик у Ларри в руке. Ларри может спуститься по ступенькам с завязанными глазами.

Сам Ларри ни разу ничего и не сказал. Только глядел на нас с Крисом, как будто мы ему не нравимся. Потом они с мамой и Элейн спустили тетушку Марию по крыльцу – бум, бум, бум – и покатили по улице, словно королеву с небольшой свитой.

Собрание было по поводу кренберийского приюта. Оказалось, дом, где мы видели миссис Ктототам и клонов, – это кренберийский приют. Вот скучища. Теперь весь день показался ужасно скучным – ведь дети всего-навсего сироты, а не экспериментальные клоны. Мама говорит, собрание тоже было очень скучное. Я только что спросила у нее, как все прошло, и она ответила:

– Не знаю, лапонька. Я почти все проспала – но, по-моему, они там голосовали, делать пристройку к приюту или нет. Помнится, один унылый старикан по имени Натаниэль Фелпс был категорически против. Нудил, нудил, а потом тетушка Мария вдруг как стукнет по полу зонтиком да как заорет – конечно, мы выстроим для бедных сироток новую игровую комнату! Похоже, это все и решило.

По-моему, тетушка Мария – тайная королева Крен бери, не то чтобы «некоронованная королева», а скорее «шляпоносная». Хорошо, что я не сирота в здешнем приюте.

Серого кота мы теперь прикармливаем. Из-за этого произошли поразительные события, и еще мы познакомились с мисс Фелпс – той самой, которая что-то «сказала». Крис говорит, призрак является каждую ночь. Но все по порядку.

Сначала – призрак. Я спрашиваю про него Криса каждое утро. Крис смеется и отвечает:

– Бедный старина Абель Сильвер! Я к нему уже привык.

Вчера я спросила, почему Крис не хочет спать на диване внизу. У него усталый вид. Представляю себе, как бы я себя чувствовала, если бы меня каждую ночь будил призрак. Но Крис говорит, призрак ему нравится.

– Роется на полках, и все. Он же не делает мне ничего плохого!

После этого на подоконнике снова возник тот кот. Пришел, прижал к стеклу дурацкую плоскую морду и отчаянно замяукал. Крис сказал, вылитый пекинес.

Тетушка Мария стучала в пол наверху и орала, что ей поджарили неправильный тост, а мама летела по комнате к лестнице, чтобы разобраться. Однако, увидев кота, она остановилась.

– Бедняжка! – сказала она. – Нет, Крис, не пекинес. Что-то он мне напоминает… кого-то… эта морда… – Тут наверху снова застучали и заорали. Мама крикнула: «Иду-иду!» – и как раз выходила из комнаты, когда Крис изобразил тетушку Марию.

– Этот кот охотится на моих пти-и-чек! – заорал он. Подпрыгнул и замахал на кота руками – ну точно тетушка Мария.

Кот уставился на него. Было видно, что он ужасно обиделся. А потом убежал.

Мы с мамой хором сказали:

– Вот зачем было это делать, а?!

Пока я жарила еще тосты для тетушки Марии, Крис попросил прощения и сказал, что почему-то не мог удержаться. И что кот сам напросился. Я-то Криса понимаю. Но мама ужасно возмутилась. После этого мы одели тетушку Марию – а на это теперь уходит уйма времени, поскольку мама пытается заставить тетушку Марию сделать хоть что-нибудь самостоятельно. Она говорит:

– Тетушка, ну перестаньте, какой артрит! Попробуйте застегнуть крючки.

Тетушка Мария притворяется, будто возится с крючками, а потом говорит тихим сокрушенным тоном:

– Я старая женщина.

Мама говорит:

– Да, но вы великолепно сохранились для своих лет! – своим нарочитым бодрым голосом.

Тетушка Мария сияет:

– Спасибо, дорогая! Очень мило с вашей стороны. Вы необычайно преданная сиделка!

В результате не кому-нибудь, а мне приходится застегивать крючки или еще что-нибудь, иначе она до вечера не оденется.