— Что бы это ни было, Шэрэн, мне это не нравится. Пойдемте. Я провожу вас.

Они медленно направились к дороге. До самого ее дома они не разговаривали — в этом не было необходимости. В какой — то степени Шэрэн устраивала его. И вот уже в постели, ожидая, когда начнет действовать слабенькое лекарство, он удивился себе, своему отказу; ведь он не позволил ей пожертвовать своей честностью ради проекта. Он думал о ее освещенной луной стройной фигурке, о юных грудях под тонкой блузкой. Он улыбнулся при воспоминании о своих отговорках, об отказе принять такой дар. Они оба ощущали, что подходят друг другу, но не совсем. А «не совсем» было недостаточно для любого из них.

Рол Кинсон понял, что восемь прошедших лет доказали правоту Федры. Никому не забыть свои первые сны, те первые три сна, по одному на каждый чужой мир, помеченный на шкале в изголовьи кабины для грез.

Федра родила его ребенка к концу первого года его грез.

Иногда он наблюдал за детьми во время игр и ему хотелось бы узнать, который из них его сын. Но напрасно он искал хоть какие — нибудь признаки сходства. И он часто удивлялся своему любопытству, которого, кажется, никто из других грезящих не испытывал.

Да, первые грезы незабываемы. Даже по прошествии восьми лет он помнил каждое мгновение второго сна.

Во втором сне у него уже была дерзкая уверенность при осуществлении контакта, дерзкая самоуверенность, рожденная опытом первого сна. Ему не терпелось повидать второй мир. И в своей нетерпеливости он ухватился за первое же попавшееся сознание, втиснулся всей силой своего интеллекта, продиктованной крайним любопытством.

И сразу же обнаружил себя в чужом теле, корчащемся под ослепительно горячим светом на твердой поверхности, Но овладеть мускулами и чувствами захваченного тела он не смог. Все, что он видел, раскалывалось на куски. Рол попытался было ослабить свое проникновение, но мозг носителя не перехватывал власти над телом. Мозг которого он коснулся, оказался разбитым, неуправляемым, посылающим судорожные команды неподчиняющимся мышцам. Сначала Рол было подумал, что он поселился в уже разрушенный мозг, но потом заподозрил, что причиной разрушения мозга носителя могло быть его бесконтрольное вторжение, осуществленное на полную мощность. Рол приложил все силы, чтобы овладеть ситуацией, и выскользнул из тела, заставив себя приблизиться к другому телу.

Он осторожно скользнул в новый мозг, ни в коей мере не перехватывая контроль, а только ожидая, наблюдая и прислушиваясь, но проник достаточно глубоко, чтобы понимать язык нового тела. Новым носителем оказался мускулистый человек в синей форменной одежде. Он говорил:

— Отодвиньтесь! Эй, вы! Дайте парню воздуха! Люди, дайте ему прийти в себя.

Подошел второй человек в такой же синей форме.

— Что тут у тебя, Эл?

— С типом припадок, или что — то вроде. Я послал за скорой помощью. Эй, вы, там! Я слышал, что вы доктор? Взгляните на парня, будьте любезны.

Человек в сером костюме нагнулся и втиснул корчившемуся на тротуаре человеку карандаш между зубов. Затем поднял голову и взглянул на полицейского.

— Скорее всего, он эпилептик. Лучше вызовите скорую помощь.

— Спасибо, док. Я уже вызвал.

Глазами человека по имени Эл и считавшего себя полицейским, Рол с любопытством наблюдал, как подъехал металлический экипаж, издавая по дороге пронзительные звуки. Развернувшись, машина перекатилась через бордюр тротуара. Человек в белом осмотрел больного на тротуаре, перенес его на носилки и задвинул их в экипаж. Вскоре вой машины замер вдали.

Из кармана форменного пиджака Эл вынул небольшую коробочку, нажал кнопку и заговорил, приблизив коробочку к губам. Он доложил о происшедшем и в конце доклада сообщил:

— Я что — то неважно себя чувствую. Что — то вроде головной боли. Если станет хуже, я позвоню и попрошу освобождения.

Он положил переговорное устройство в карман, а Рол глазами Эла посмотрел на широкую улицу, забитую торопящимися людьми и незнакомыми машинами на колесах, управляемыми другими людьми. По сложению и цвету кожи эти люди были похожи на людей первого мира. Но одежда была другой. В поисках определяющих слов Рол порылся в сознании Эла и выяснил, что эта часть города называется Сиракьюс и входит в большую зону, называемую штат Нью — Йорк. Улица называлась Саус Сейнлайнэ.

Еще Рол узнал, что у Эла ноют ноги, что ему хочется пить, и что его «жена» поехала в гости в какое — то отдаленное место. Он ощутил, что «жена» — это сексуальный партнер, но в этом понятии содержалось что — то большее. Кроме спаривания, под ним подразумевалась и совместная жизнь, общие горести и радости, и проживание в особой необщественной структуре, называемой «дом». Вскоре, в случайных мыслях Эла, Рол обнаружил еще одно знакомое понятие. Эл думал о «деньгах» и Рол догадался, что они представляют собой нечто вроде тех удивительных и явно бесполезных кусочков металла, которые вкладывали ему в руку, когда он продавал воду в первом мире. Он узнал, что Элу давали деньги взамен за его службу полицейским, а деньги расходовались на приобретение пищи, одежды и содержание «дома». Рол внушил Элу мысль о том, что он больше никогда ни от кого не получит денег, и был ошеломлен мощью волны страха, последовавшей за этим предположением.

Он поглядел глазами Эла в окно магазина, пытаясь угадать возможное назначение предметов, которых он ни разу не видел в учебных классах самых верхних уровней. Если Эл переводил взгляд на что — либо самостоятельно, Рол мог понимать мысли, получать название предмета и узнавать, для чего он нужен. Тонкий прут с металлической катушкой на одном конце использовался для обмана существа, жившего под водой и называвшегося «морской окунь». Когда крючок впивается в плоть «окуня», при помощи вращения катушки его поднимают в лодку и позже съедают. Увидев мысленное изображение окуня в сознании Эла, Рол подумал о поедании окуня и его затошнило. Если Рол заставлял Эла смотреть на что — либо силой, шок и страх оттого, что он делает нечто противоречащее своим целям и сознанию, был так велик, что мозг застывал и Рол ничего не мог узнать.

Рол провел в городе десять часов, обучаясь более искусно отделяться от одного носителя и переноситься к другому, тренируясь виртуозно овладевать чужими телами, от полного захвата контроля до степени, при которой он мог покоиться в уголочке сознания носителя, наблюдать, вслушиваться, понимать, и все это при том, что носитель не осознавал его присутствия. Рол пил пиво, смотрел движущиеся картинки, управлял автомобилем, грузовиком, мотоциклом, смотрел телевизор, печатал буквы, мыл окна, вломился в запертый автомобиль и украл кинокамеру, примерял свадебный наряд в примерочной, сверлил зубы, совокуплялся, подметал тротуар, варил мясо, играл мячом. Он узнал, что в детское сознание нужно вторгаться медленно и осторожно, как в тесное помещение с хрупкими предметами, но освоившись, там можно найти волшебные вещи, яркие мечты и желания. Он узнал, что сознание у стариков расплывчато и туманно, разве что некоторые из старых воспоминаний еще ясные и отчетливые. Он наловчился подсовывать в мозг носителя нужную мысль так тонко, что об этом можно было узнать только по ответным действиям тела. Внутри же мозга связь сознаний, по сути, превращалась в странную беседу, в которой сознание носителя полагало, что разговаривает само с собой. По большей части, мысли посещаемых Ролом людей были похожи на мечты о том, к чему они стремились, и представляли ощущения и изображения желанных удовольствий, которых они не имели. Удовольствий от обладания деньгами, властью и удовлетворения голода плоти. В основном он попадал в сознание напуганных, неуверенных ни в ком и ни в чем, несплоченных людей. Глубоко внутри в них тлели сильные порывы, как у людей первого мира, но из — за господствовавшей в их обществе механической подчиненности законам, у них не было путей высвобождения этих порывов. Побуждения, не успев вспыхнуть в их мозгах, тут же затухали. Этих людей не пожирали львы, но их снедали собственные машины и сооружения. Все они жили под тиранией «денег», что казалось Ролу таким же жестоким угнетением, как гнет власти Арада Старшего, — и таким же бессмысленным.