— О чем вы будете говорить, обо мне? — прямо спросил мальчик. — Я, бабушка, тебя не просил… Зачем ты все ходишь и просишь? Зачем?

— А я не хожу и не прошу. Откуда ты взял такое? — спокойно возразила Анна Васильевна. — Уймись-ка, дружок.

— Коля… — тихо окликнула мальчика Лена. — Очень хорошо, что ты пришел. Вот мы сейчас вместе и подумаем, как тебе дальше жить. Ведь нужно, нужно над этим крепко подумать. Согласен?

— Мы с вами, Елена Михайловна, уже разговаривали, — хмуро сказал Быстров. — И классная руководительница тоже со мной разговаривала. Целых три раза, И наш директор Валентин Александрович тоже. — Коля мрачно усмехнулся и уныло махнул рукой. — И на совет отряда меня еще весной вызывали, и на сборе уже прорабатывали — все было!

— И даже в суд на тебя заявление подали, — с интересом глядя на мальчика, сказал Алексей.

— И это… — Коля хотел что-то добавить, но раздумал и только с ожесточением передернул плечами — мне, мол, теперь все равно.

— А ты не заносись, парень, — сказал Алексей. — Все разговаривали. Всё было. Значит, мало разговаривали, плохо разговаривали, если ты ничего не понял.

— Вот и вы тоже… — тихо произнес Коля.

— Вот и я тоже, — кивнул Алексей, — поговорить с тобой решил.

— Так ведь и с вами мы уже разговаривали, — усмехнулся мальчик. — Помните, во дворе.

— Нет, брат, — сказал Алексей, — с тобой у нас разговор только начинается… — Он взял со стола портрет моряка: — Твой отец?

— Мой. Погиб он.

— Герой Советского Союза, — сказала Лена.

— Советский моряк, отдавший жизнь за Родину, герой… — с уважением произнес Алексей и снова вспомнил о своем отце.

«Вот и еще один сын солдата, — подумал он. — А не потому ли так заинтересовала меня история этого мальчика, что в его судьбе есть много общего с моей собственной?..»

И тут же решил ни в чем не давать поблажки этому упрямому парню, который сразу и крепко пришелся ему по сердцу.

— А сын? — строго сказал он. — Похоже на то, что сын задался целью опозорить славное имя своего отца.

— Вы моего отца не задевайте! — вспыхнул мальчик.

— Я-то его не задеваю, Коля.

— А я!.. — вдруг крикнул Коля. — Я не могу здесь больше жить! Я все равно убегу! Я…

Голос мальчика осекся. В комнату, удивленно оглядываясь, быстро вошла Лидия Андреевна.

— Что тут у вас? — Она кинулась к сыну, положила свою мягкую руку ему на голову. — Что с тобой, Коленька?

Но сын отстранился от матери, лицо его приняло замкнутое выражение, недобрым огоньком загорелись устремленные на дверь глаза.

В дверях стоял отчим. Даже сейчас, едва лишь войдя в комнату, первыми своими собранными движениями, поворотом головы, взглядом — всем своим обликом он сразу же как бы спешил заявить присутствующим о самом в себе главном: перед вами-де человек порядочный, корректный, воспитанный, человек, привыкший к уважению и приязни.

— Лида… — сказал Титов с укоризной в голосе. — Ну, успокойся… А тебе, Коля, надо наконец научиться себя сдерживать. — Он подошел к Лене. — Здравствуйте, Елена Михайловна, — любезно поклонился он девушке. — Вижу, вижу, задал вам наш Николай работу…

— Я не ваш! — крикнул Коля. — Не ваш!

— Коля! — умоляюще посмотрела на него мать. — Коленька…

— Вот, вот так мы и живем, — ни к кому не обращаясь, громко и с осуждением сказала Анна Васильевна. — Так и живем — в мире да дружбе.

— Но что же делать? Что же делать? — быстро спросил Титов. — Николай, — сказал он торжественно, с надеждой глядя на пасынка, — пойми же ты меня…

Мальчик не стал его слушать. Высвободившись из рук матери, он пошел к дверям.

Титов хотел удержать его, но Коля захлопнул за собой дверь.

— Враг… Мальчик видит во мне врага… — удрученно произнес Дмитрий Алексеевич, и, возможно, только теперь со всей серьезностью дошла до его сознания эта печальная истина: «Мальчик видит во мне врага…»

— А как это случилось? — спросил Алексей. — Как могло случиться такое в вашей семье? — Он протянул руку шагнувшему к нему навстречу Титову: — Кузнецов. Народный судья.

— Так, — устало сказал Титов. — Вот и суд, вот уже и суд. — Заметным усилием он заставил себя выпрямиться и, снова суховатый, подтянутый, представился Кузнецову: — Дмитрий Алексеевич Титов. — Помолчав, он подошел к жене, стал рядом с нею, потом, точно обращаясь с вопросом к самому себе, повторил слова Кузнецова: — Да, так как же могло такое случиться? — И раздельно: — Как же… могло… — И вдруг растерянно: — Не знаю, не знаю! Я пытался заменить мальчику отца. Мне казалось, что мой жизненный опыт поможет мне найти с ним общий язык, но…

— Простите, Дмитрий Алексеевич, но этого-то и не произошло, — сказала Лена. — Думаю, что где-то на первых же шагах ваших отношений с сыном… Ведь он же сын для вас?

— Сын? Да, я хотел бы, чтобы это было так.

— Так вот, на первых же шагах вы чем-то оттолкнули от себя мальчика.

— Но чем, чем?

— Насколько я могу судить… — Лена в замешательстве взглянула на мать Николая.

— Говорите, Елена Михайловна, говорите, — тихо произнесла та.

— Хорошо, я скажу, Лидия Андреевна. Очень трудно касаться всего этого мне, человеку постороннему, но не сказать еще трудней. — Лена поднялась с дивана, и в маленькой комнате теперь стояли уже все, кроме старой бабушки, стояли прямо, в напряженных позах всерьез взволнованных людей. — Сдается мне, Дмитрий Алексеевич, — продолжала Лена, — что вы не сумели стать великодушным, широким в своих отношениях с Колей. Вы не сумели понять значения для мальчика всего, что связано у него с именем отца. А главная цель его жизни, как мне думается, — это стремление подражать отцу, это мечта стать таким же, как он. Ну, а вы? Вы от чистого сердца — убеждена, что от чистого сердца, — предложили мальчику взамен погибшего отца себя. Понять вас можно: это так по-мужски — не суметь увидеть, что Коля далеко еще не принял вас, что он ежечасно, ежеминутно сравнивает вас с тем, настоящим своим отцом; это так по-мужски — замкнуться в своем эгоистическом желании стать первым в семье, куда только лишь пришел, постараться забыть о своем предшественнике… Но Коля не забыл отца. Не мог забыть, как не мог простить вам того, что вы толкали его на это…

Последние слова Лены прозвучали так горячо, так убедительно, что Титов невольно для себя протестующе протянул вперед руку.

«Ну и ну!» — только головой покачал Алексей, удивленно глядя на Лену.

— Пионервожатая в роли знатока мужской психологии! — громко сказал он, пытаясь хоть какой-нибудь шуткой разрядить гнетущую атмосферу, вызванную словами Лены.

Никто не поддержал его шутки.

— Вспомни, Дмитрий, — с укором сказала мужу Лидия Андреевна, — ты всегда старался не замечать увлечения Коли морем, кораблями. Ты почему-то решил, что он станет таким же инженером, как и ты. Но почему, почему? Разве у мальчика не могло быть своих стремлений? Разве память об отце, о родном отце, не могла подсказать ему свой путь в жизни?..

— Что же это?.. — глухо произнес Титов. — Да ведь это настоящий суд…

— Нет, это еще не суд! — крикнула Лидия Андреевна. — Но суд будет! И я сама, сама во всем виновата! Я не должна была выходить замуж! Не должна была!

— А слезы, слезы-то зачем теперь лить? — обнимая дочь, сурово сказала Анна Васильевна. — Слезами делу не поможешь. Не ты одна — все мы виноватые, всем и ответ держать.

Алексей переглянулся с Леной, и та незаметно показала ему глазами на дверь.

Смущенная и подавленная, Лена горько раскаивалась сейчас за свою несдержанность, за все те резкие слова, которые наговорила Титову.

«Девчонка! Дура! Да какое же я имею право вмешиваться в их жизнь!» — ругала она себя.

— Простите меня! — схватив Лидию Андреевну за руку, пробормотала Лена. — И пойдемте! Пойдемте! — метнулась она к дверям, увлекая за собой Алексея.

Речной трамвай, отойдя от причала, врезался своим носом в светящуюся водную гладь, отчего тысячи отражений береговых огней заколебались, запрыгали по воде.