В этот день Коле Быстрову так и не удалось хорошенько опробовать новый симагинский мотоциклет. Едва успел он сесть в седло и тронуться с места, как Симагин остановил его. Шофер снова был чем-то встревожен.

— Погоди-ка, — сказал он и, ссадив недоумевающего мальчика, подкатил мотоциклет поближе к дверям клуба.

Там только что кончилось собрание. Его участники, оживленно переговариваясь между собой, стали выходить во двор.

Симагин, делая вид, что чинит что-то в своей машине, остановился за столбом неподалеку от клубных дверей.

— Вот, понимаешь, — сказал он Коле и ткнул пальцем в мотор, — перебои дает, надо проверить. — Но, сказав это, он даже не взглянул на мотор. Все его внимание было сейчас направлено на появившихся во дворе Кузнецова и Орешникову. — Не о тебе ли разговор? — шепнул Симагин мальчику, давая понять, что если он и встревожен чем, так это только его же, Колиными, делами.

Насторожился и Николай: рядом с судьей и пионервожатой он увидел свою бабушку и Настю, которая шла нога в ногу с Кузнецовым, а несколько поодаль от них шли домоуправ и какой-то незнакомый, сердитый на вид старик.

— Да, наверно, обо мне разговор, — сказал Коля. — Жалуются…

— Давай-ка послушаем, — предложил Симагин, не спуская глаз с Кузнецова и его спутников.

— Алексей Николаевич, Леночка, — говорила в это время Анна Васильевна, — зашли бы вы ко мне. Уж так мне нужно с вами поговорить, уж так нужно!..

— Прямо сейчас? — спросил Алексей.

— Хорошо бы, — кивнула Анна Васильевна. — Дома никого нет, вот бы и поговорили. — Она вышла вперед и открыла перед Кузнецовым и Леной дверь на лестницу. — Отсюда, с черного хода, и поднимемся.

Внимательно посмотрев в печальное лицо старухи, Алексей вспомнил свою недавнюю размолвку с матерью и догадался, что Анна Васильевна и есть та самая женщина, о которой хотела поговорить с ним мать.

«Чем же я ей сейчас могу помочь?» — подумал он, но, не желая огорчать и без того подавленную горем женщину, с готовностью шагнул к дверям.

— Папа, — обернулась Лена, ожидая, когда отец и домоуправ подойдут поближе, — я ненадолго задержусь.

— Хорошо, хорошо, — отозвался старик Орешников. — Иди. И у меня тут тоже знакомый нашелся. — Он глянул на домоуправа. — Вот и живем мы с Князевым чуть ли не на одной улице и знаем друг друга давно, а встречаемся редко.

— Занятой мы с вами народ, Михаил Афанасьевич, — почтительно заметил домоуправ.

— Это я-то занятой? — усмехнулся Орешников. — Нет, брат, я вроде тебя — отдыхающий.

— «Отдыхающий» вроде меня? Это как же понимать прикажете? — обиделся Князев.

— Ну, я пенсионер, а ты лодырям пример — вот так и понимай, — насмешливо сказал старик. — Вон дворик-то какой выходил — любо-дорого посмотреть! — Орешников потянул домоуправа за рукав. — Пойдем-ка, брат, к тебе в контору да побеседуем, — сказал он, увлекая Князева за собой. — Есть дело.

Придерживая дверь, Кузнецов пропустил вперед Анну Васильевну и Лену.

— До свиданья, Настя, — сказал он девочке, которая собралась идти вслед за ним. — Будет и у нас с тобой еще разговор. Обязательно.

Он вошел в дом, а Настя, решив, должно быть, что ей надо ждать, уселась на ступеньку подъезда.

— Куда это твоя бабка их потащила? — с раздражением спросил Симагин Колю, когда за Кузнецовым захлопнулась дверь.

— Не знаю… — протянул мальчик.

— Ну-ка! — повелительно сказал Симагин. — Слетай за ними — посмотри, куда они пошли.

— А как же мотоциклет?

— Иди, говорят! — подтолкнув мальчика, приказал Симагин. — Я тебя буду в гараже ждать.

Коля нехотя отошел от машины и побрел к подъезду.

— Быстрей! — крикнул Симагин.

Мальчик вздрогнул от этого окрика и побежал.

— Зачем же так спешить? — негромко спросил Колю следователь Беляев, который по-прежнему сидел, покуривая, на скамейке в садике.

Коля оглянулся, узнал в Беляеве того самого гражданина, что недавно беседовал с ним и Симагиным возле гаража, но ничего не ответил ему и побежал дальше.

— Колька! — встретила его на ступеньках подъезда радостным восклицанием Настя. — Ты куда?

Коля не ответил и своей приятельнице. Махнув рукой, он пробежал мимо нее.

— Ну и трудный же ты парень! — вздохнула Настя, глядя на захлопнувшуюся за ее другом дверь.

«Трудным парнем» обозвал как-то Колю при Насте Сашок. Ребята тогда долго спорили с Колей и отошли в сторонку от Насти, чтобы она не мешала им своими замечаниями. Но Настя все равно отлично все слышала. Сашок говорил, что Коля неправ, обижаясь на ребят за всякую малость, что так просто невозможно жить.

«Как струна живешь, — говорил Сашок. — Я понимаю, тебе трудно, но и так тоже нельзя».

«Ничего ты не понимаешь! — отвечал Коля. — Тебе-то хорошо живется, вот ты и рассуждаешь…»

Тут Коля не стал больше слушать, что говорил ему Сашок, и ушел домой.

Настя не очень-то поняла из разговора ребят, почему это Коля жил как струна, а вот то, что он трудный парень, с этим она была совершенно согласна.

Но каким бы трудным Коля ни был, он был ее другом. Он всегда вступался за Настю, если кто хотел ее обидеть. Он не задавался тем, что был намного старше ее, и всегда разговаривал с ней, как с равной. И еще Коля дружил с Настиным отцом и очень уважал его за то, что он не какой-нибудь там простой отец, а военный.

«Как и мой, — говорил Насте Коля. — Только мой погиб».

«Жаль, что папка в командировке, — подумала Настя. — Он бы Кольку выручил… Вот что, напишу-ка я ему письмо!»

И тут же, на ступеньках подъезда, начала сочинять письмо к отцу:

«Дорогой папочка, с нашим Колькой случилась беда, Знаешь, он подрался и…»

— Что, убежал твой друг? — добродушно посмеиваясь, спросил, подходя к Насте, Беляев. — А ну-ка, сядем, Настенька, вот тут на ступеньку. Есть у меня к тебе один вопрос…

Беляев сел рядом с девочкой.

— Вы меня знаете? — в изумлении посмотрела на него Настя.

— Знаю, знаю, Настенька! А как же! — кивнул тот, неожиданно быстрым движением руки извлекая из кармана пиджака маленькую красную ленточку. — Твоя?..

— Вот мы и пришли, — отмыкая перед Леной и Алексеем дверь квартиры, сказала Анна Васильевна. — Проходите, пожалуйста.

Она повела их по длинному, широкому коридору, в который выходило несколько дверей, завешенных разными по цвету портьерами. В высокой полукруглой прихожей стояла тумбочка с телефоном — непременная принадлежность таких вот больших, обычно на несколько семейств, квартир.

— Мы тут не одни живем, — сказала Анна Васильевна. — Кроме нас, еще два семейства да инженер Луняков. Этот одинокий. Живем дружно, по-соседски. А ведь в иных-то коммунальных квартирах и шум и свара.

— Наш дом прежде заселяли московские богатеи, — пояснил Лене Алексей. — Вот этакая квартирища комнат на десять занималась одной семьей, а иной раз и одним каким-нибудь праздным барином.

— Сюда, сюда, — проведя Лену и Алексея через комнату дочери, остановилась Анна Васильевна на пороге следующей комнаты. — Это наша с Николаем. Садитесь, пожалуйста.

Лена села рядом с Анной Васильевной на диван, а Алексей, осматриваясь, подошел к маленькому письменному столу, над которым во всю ширину стены висела карта западного и восточного полушарий. На столе, отражаясь в настольном стекле, стояла мастерски сделанная модель военного катера, лежали компас, большая морская раковина, а в самом центре была установлена фотография статного молодого человека — бравого, веселого, в форме военного моряка.

— Отец? — спросил Алексей у Анны Васильевны.

— Отец! — появляясь в дверях, сказал Коля. С трудом переводя дыхание, он тревожно глядел на бабушку, не понимая, зачем привела она сюда судью и пионервожатую.

— Ты-то откуда взялся? — с досадой спросила Анна Васильевна. — То домой не заманишь, а то вот он — бегом прибежал! — Старуха неодобрительно смотрела на внука. — И поговорить не дадут! — пробормотала она. — Сейчас, глядишь, мать заявится, а там и зять припожалует… Ну, ступай, ступай, Коля. Дай нам поговорить.