Совы запрыгали на своих насестах, обрадовавшись этим словам. Одна их них даже принялась клевать связку ключей, и они забренчали.

Джейсон улыбнулся:

– Они похожи на сов из Дома с зеркальной крышей.

– Что ты сказал? – спросил Бальтазар.

– Ничего, – вмешалась Джулия. – Так или иначе, мы считаем, что…

– Я видел таких же сов, как ваши, в доме одного друга, – всё-таки пояснил Джейсон, рассердившись, что сестра всё время перебивает его. – Вернее, это не столько наш друг, сколько друг того человека, которого мы ищем. Это часовщик по имени Питер Дедалус.

Бальтазар нахмурился:

– Человечек очень низкого роста… с двумя железными ободками возле глаз… Вроде вот этих? – Он пошарил на столе и извлёк из груды ключей круглые очки, точно такие, какие носил часовщик из Килморской бухты.

– Очки Питера Дедалуса! – с волнением сказал Джейсон.

Ответ Бальтазара прогремел так оглушительно, что ребята даже попятились.

– Да что вы говорите! – вскричал гигант. – Вы знаете брата Петра! С ума сойти можно! Да вы только посмотрите, что мы с ним придумали… – Он подхватил со стола тонкую, чем-то смазанную цепочку, пропустил её в прорезь головки одного из ключей и дёрнул, отчего ключ сначала упал на середину стола, а потом взлетел в снопе искр и вылетел из помещения наружу.

Изумлению ребят не было предела.

Бальтазар усмехнулся:

– Ему достаточно нескольких мгновений, чтобы набрать скорость, после чего… вот видите – он возвращается!

И действительно, ключ вновь появился под потолком в переплетении цепей, похожем на паутину, отчего они зазвенели. Тут же пришли в движение какие-то механизмы, и ключ, пробравшись между цепями, спокойно повис на одном из гвоздей на стене.

– Автоматический распределитель ключей, который изобрёл брат Пётр! – прогремел Бальтазар. – И который старательно изготовил Бальтазар, Чёрный Висячий Замок.

Джейсон и Джулия обменялись выразительными взглядами. Бесспорно, это непонятное хитроумное устройство мог создать только Питер – и никто иной.

Видя, какой оборот принимает разговор, Дагоберто радостно потёр руки, а Бальтазар, напротив, вдруг помрачнел и указал на небольшой сейф возле стола.

– Подождите-ка, а может, вы пришли сюда, – заговорил он, – чтобы получить последний взнос?

Близнецы переглянулись.

– Последний взнос? – удивился Джейсон.

– Нет, нет! Ничего такого мы не собираемся делать… – добавила Джулия.

Бальтазар явно повеселел:

– А… вот и хорошо! Ну, так как поживает старина Питер? И ещё… Подождите… Как звали его друга, ну, того, что носил смешную шапку с белым якорем?

– И с повязкой на глазу? – прибавил Джейсон, имея в виду Леонардо Минаксо.

Бальтазар покачал головой:

– Нет, насколько я помню, у него не было никакой повязки на глазу. Но так много времени прошло с тех пор, как мы виделись, что вы вполне могли бы оказаться их детьми! А вот, вспомнил! Улисс! Да, его звали Улисс. Может, и его знаете?

На рамочке имелась позолоченная этикетка. И на ней надпись: «Урсус Марриет». На снимке широко улыбался молодой человек, аккуратно причёсанный, в обычном пиджаке, с простым галстуком и в тёмных брюках.

Такой костюм как нельзя лучше подходил для праздника по случаю назначения директором школы в Килморской бухте.

Глядя на снимок и надпись под ним, Урсус Марриет вздохнул – уж очень тяжёлое и необычное у него имя.

«Я не хотел, конечно, чтобы мой сын стал каким-нибудь Джоном Смитом, как множество других… – вспомнил он слова отца. – Я не сомневался, что он станет важной фигурой».

А для того, чтобы стать важной фигурой, необходимо иметь особое имя, непохожее на другие.

Шестидесятилетний Урсус Марриет откинулся на спинку кожаного кресла и, повертев в пальцах остро отточенный карандаш, окинул взглядом другие выцветшие снимки, лежавшие на письменном столе и висевшие на стенах.

Вот его кабинет, какой и должен быть у важной фигуры. Вот его имя на дипломе в рамке, начертанное красивым готическим шрифтом.

Как давно это было? Десять лет назад? Двенадцать? Двадцать?

Он уже и не помнил. Урсус грустно улыбнулся и бросил карандаш на стол. Потом, хрустнув всеми суставами, сильно потянулся, зевнул, прикрыв рот рукой, и почувствовал не только усталость, но и удовлетворение.

Сегодня он провёл в школе весь день, решив наконец навести порядок в картотеке с личными делами преподавателей и учебными программами. Перебирая бумаги и пыльные папки, он даже не заметил, как наступил вечер. И теперь, когда уже стемнело, собрался покинуть свой кабинет и отправиться поужинать в тратторию «Находчивый путешественник».

А потом?

Потом он мог бы позвонить доктору Боуэну и, может быть, перекинуться с ним в карты. Или отправиться домой, чтобы отдохнуть. Если, конечно, можно отдохнуть в этом огромном, словно казарма, доме, где он жил один.

При мысли обо всех этих комнатах с закрытыми ставнями и коридорах, которые его мать велела выложить бежевым мрамором, где эхом отдавались его шаги, о гудящих трубах в ванной, где из-за недостатка давления нельзя принять нормальный душ, у него сразу же портилось настроение.

Вот потому-то Урсус Марриет и любил задерживаться в своём кабинете дольше положенного времени.

Он отодвинулся вместе с креслом, взгляд его упал на верхний ящик письменного стола. Директор школы достал оттуда коробку с нарисованным на крышке скарабеем, в которую сложил вещи, отобранные у близнецов Кавенант.

Он посмотрел на вещи с грустным любопытством, задержал взгляд на полуобгоревшей фотографии и с удивлением подумал: «Откуда у этого одиннадцатилетнего мальчика оказался в кармане такой снимок?»

На нём он узнал часовщика Питера Дедалуса и гиганта Леонардо Минаксо, ещё до того случая с акулой.

Возможно, стоял рядом с ним ещё кто-то, но край снимка обгорел.

– Питер и Леонардо… – проговорил директор. – Мои старые школьные товарищи!

Он поднёс снимок к лампе, и тут его заинтересовала одна деталь. Желая рассмотреть ее получше, он достал большую лупу и принялся изучать Леонардо Минаксо, то приближая, то удаляя лупу, чтобы добиться чёткости.

С улыбающегося лица смотрителя маяка он передвинул лупу на его шею, потом на грудь. И остановился.

На правом плече Леонардо он увидел чью-то руку. Но она принадлежала не Питеру Дедалусу, а какому-то третьему человеку, который стоял с другого бока и приобнимал смотрителя маяка.

Урсус Марриет взял ножницы и пинцет и принялся расправлять и разглаживать обгорелый край снимка, надеясь увидеть ещё что-нибудь. В директоре школы словно пробудился инстинкт следователя, ведь когда-то в молодости он мечтал стать детективом.

Осторожно расправляя обгоревший край фотографии, он разглядел часть головы человека, который ростом был явно ниже Леонардо Минаксо, но заметно выше Питера Дедалуса.

– Вот так, – проговорил Урсус Марриет, сделав это совершенно бесполезное открытие. – Вот и господин номер три!

В голове у него зазвенел невидимый колокольчик тревоги, отчего Урсус Марриет невольно припомнил другой снимок, который случайно встречался ему в последние годы.

Дело в том, что кабинет директора школы со временем превратился в хранилище наследия одного старого фотографа из Килморской бухты – очень талантливого человека по имени Уолтер Гетц, который оставил весь свой фотоархив школе в надежде, что когда-нибудь его снимки займут достойное место в каком-нибудь музее.

– Но возможно ли такое? – задался вопросом Урсус Марриет, вставая из-за стола.

Он прошёл в смежную комнату, где находился поистине огромный деревянный стеллаж – картотека высотой в два метра и шириной в шесть.

Но директор школы на память знал содержание всех ящичков в этом стеллаже и сразу же прошёл к тому, где хранился архив школьных классов самых давних выпусков.