Ублюдок. Пусть физической силы во мне было не больше, чем в котенке, нанести ментальный удар я могла, пусть атака далеко не мой конек, но попробовать стоило. На кончиках пальцев собиралась черная смертоносная энергия, взмах руки, и черный вихрь полетел в него. Колдун играючи отразил мой удар, ответным заставил жалко скорчиться на полу.

— А теперь ты поднимешься и пойдешь за мной.

Я подчинилась. Одно за свои двадцать три года я усвоила верно, женщина мужчине в рукопашке не соперник, во всяком случае, я ни ростом, ни весом не удалась. Глядя с печальной улыбкой на меня, папа всегда говорил: Мара, на тебя раз плюнешь — развалишься. А сейчас и мой вечный козырь в рукаве, моя проклятая колдовская сила была бесполезна.

Поэтому я покорно шла за ним, шла на не твердых ногах, с залитым кровью лицом, надеясь лишь на вампира.

Он вел меня по светлому коридору, голубые стены, скользкий кафель, охристый такой, теплый.… Совсем не подходит к краске на стенах. Странно устроен человеческий мозг, думаю об этом проклятом кафеле, а меня как овечку ведут на заклания. И ни щелочки, ни просвета надежды.

ХИЛЬ!!!

Дверь, и еще один длинный коридор, только по обе стороны двери. Шесть стерильно белых дверей слева, шесть стерильно белых дверей справа. Поиграем в русскую рулетку?

ХИЛЬ!!!

Он отпирает первую слева дверь. Как бессловесный зомби я иду за ним. Надо бороться, сопротивляться… Неужели какой-то сломанный нос лишил меня воли к борьбе? Шаг назад, еще один. Бегу в конец коридора, может быть дверь не заперта. Чудовищный удар сбивает с ног, как тряпичную куклу он поднимает меня снова на ноги, в глазах темно, но я вижу ласковые карие глаза и очаровательную улыбку… Еще удар. Подо мной на дурацком скользком кафеле расползается красная лужица, вместе с кровью выплевываю два зуба… А ведь это только начало.

— Моя принцесса, мне жаль портить такую красоту, но ты не оставляешь мне выбора, — голос подонка был наполнен вселенской печалью.

Грубо подхватив на руки, он занес меня в комнату и усадил на кушетку за толстой стеклянной стеной, тщательно запер дверь.

— А сейчас я кое-что покажу тебе, моя принцесса, — услышала я его приглушенный перегородкой голос.

Он вышел. Оставил меня одну, я с бессильной яростью молотила кулаками по стеклу в надежде его разбить. Безуспешно. Остались лишь кровавые отпечатки от израненных рук. Скукожившись в уголке, я настойчиво звала Хиля. Он должен меня услышать. Должен!!! Если мы могли разговаривать ментально рядом, то и на расстоянии тоже должно получиться. Ну же, я ведь экстрасенс. Сильный. Я смогу!

Отворилась дверь, и он вкатил в помещение операционный стол с привязанной на нем девушкой. Наверно, бедняжка была без сознания, раз не сопротивлялась.

— Кстати, моя принцесса, не надейся на помощь своего мертвого дружка. Он не придет. Я об этом позаботился.

Внутри все оборвалось. Он лжет. Конечно, он лжет. Хиль говорил, что его невозможно убить… Я с дребезжащим ненавистью голосом спросила:

— Что ты с ним сделал, ублюдок?

Деловито раскладывая хирургические инструменты, он ответил:

— Одно маленькое такое заклинаньице, и вампир никогда не найдет тебя. Даже по запаху, — он зашелся истеричным смехом, — Потому что нет у тебя запаха! Нет!

Невозможно. Сердце будто остановилось, конечно, он все врет… врет… я верю… я знаю… мой вампир придет… А Смерть за плечом затаилась, молчит. Что молчишь? Где твои вечные пленники, где неупокоенные духи, молящие меня о помощи? Вот она я вся как есть, без барьеров, без защиты… Услышь меня!

«Мара?», — тихий шепот царапнул мое сознание.

Мое внимание снова привлек он, завязывая жгуты на конечностях девушки. Память услужливо преподнесла страшные воспоминания, бессердечно искалеченные тела…

— Остановись! — закричала я.

Не могу допустить еще одной исковерканной судьбы, не могу…

— Хорошо. Я не трону ее. С одним условием.

Чувствуя недоброе, я спросила:

— Что за условие?

— Ее место займешь ты.

Вот он, мой сон ставший реальностью. Есть ли во мне смелость пожертвовать собой? Превратить свой страшный сон в реальность добровольно?

— Согласна, — как безжизненно это прозвучало, странно, я ведь не сдаюсь, никогда…

Может быть я заслужу кусочек рая потом, после… после ада?

Он счастливо засмеялся:

— Ты первая, кто согласилась. Знаешь, пожалуй, моя принцесса, ты заслужила бонус. Я буду делать это медленно, постепенно… Сначала один пальчик, потом второй… Да что я все говорю, говорю… Скоро сама все узнаешь.

Медленно… Как ни смешно, но это действительно плюс. У меня будет время, нет, у Хиля будет время. Он найдет меня, обязательно найдет. Подумаешь палец, это еще не самое страшное… Как-то неубедительно все это… но я должна во что-то верить. Должна!

Нет, Хиль не придет. Прошло уже шесть дней. Я бы давно потеряла счет времени, если бы не ежедневные «операции».

Пять дней — пять пальцев, сегодня шестой, и он отрезал мне кисть до запястья. Не хотелось смотреть на искалеченную руку, но взгляд сам собой останавливался на культе. Иногда мелькала мысль о самоубийстве, пока я еще могу это сделать, а Смерть за плечом истерично хохотала. Мне было страшно подумать, что с моим лицом, сломанный нос неправильно срастался, и было тяжело дышать. Если… если я все же выберусь из этой переделки, придется где-то искать деньги на пластического хирурга. Глупо, наверно, думать о потерянной красоте, когда на кону стоит жизнь.

Пробиться в сознание Хиля мне так и не удалось. С чего я вообще взяла, что он как сказочный рыцарь бросится спасать принцессу от злобного дракона? Я ему не нужна, это же очевидно. Поиграл в положительного героя и хватит, к чему тратить усилия на поиски жалкой смертной? Найдет себе новую игрушку, красивую, не покалеченную…

А я буду месяцами смотреть в этот дурацкий белый потолок, пока онне наиграется.

Иногда вечерами онпоказывал мне, что будет после. У негобыл целый «гарем», десять изуродованных девушек, лишенные возможности двигаться. Выбирал одну из них и на моих глазах насиловал, тем, кто кричал, зашивал рты. Поэтому я молчала, всегда, упорно не произносила ни слова, не провоцировала на новую жестокость.

Сознание же мое творило шутки еще более жестокие. В голову упорно лезли дни счастливые, беззаботные. И любовь первая призраком маячила перед глазами. Как же я отпустила его? Почему не уберегла наше пылающее стихийное счастье. Правильно, оно было слишком стихийным для меня, слишком диким и необузданным, непредсказуемым и ненадежным. Ушла, не думая, не жалея через полгода после свадьбы, языческой славянской свадьбы в маленьком провинциальном городке на берегу Днепра. Была, конечно, и свадьба, подкрепленная государственным штампом в паспорте…

К чему все это вспоминаю? Лишь себя мучаю.

Легче не думать.

Не чувствовать.

Снова дурман наркоза, наверно хорошо, что он не резал на живую. Я бы не вынесла такой боли. Странно. Шум какой-то… Я так привыкла к тишине, столько дней слыша лишь егоприветливый голос, даже мертвые молчали, невинно убиенные молчали… неужели они тоже егобояться?

— Мара!

Какой знакомый голос… не могу открыть глаза, сил нет….

Просыпаясь, чувствую цветочный аромат, смешанный с запахом медицины. Странно, изверг мне цветочков принес? На могилку? Не хочу открывать глаза, не хочу видеть, что осталось от руки.

Рядом с собой слышу чей-то печальный вздох. Чертовщина! С трудом сбрасывая с себя оковы наркоза, все же открываю глаза. Потолок белый, взгляд падает ниже — в углу, на стуле сидит Хиль с глазами побитой собаки. Ну, что друзья, делаем ставки — сон или не сон?

Я ставлю на сон. Не верю я в реальность. НЕ ВЕРЮ!

Что молчишь, кровосос? Безупречный нюх нас подвел? Или может быть ты должен был меня укусить, чтобы между нами образовалась нерушимая связь, ну, или как там, в книжках пишут?