– Узнаю, – отвечает. – Ты Дима, его друг. Я тебя просила прийти.

– Вот, – говорю, – я и пришел. Только «друг» – это громко сказано. Хороший приятель. Близкий. А друзья у него – стихи да гитара…

– А жена? – спрашивает.

Я только плечами пожал.

– А пёс, – говорю, – его знает, друг она ему или не друг. Печальница, страдалица, нянька – это да. А друг ли – тут и не поймешь…

Помолчали.

– Как ты думаешь, – спрашивает, – он может меня полюбить?

– Не знаю, – жму плечами. – Все в этом мире бывает. Может и такое случиться. Наверное. Маловероятно, конечно. Но может. Ага. Только тебе-то это зачем?! У тебя и так есть его песни и стихи, они – лучшее, что у него в этой дурацкой жизни имеется. А вот на фиг в нагрузку к этой красоте вечно обдолбанный алкаш с дурным и злобным характером – тебе самой решать. Но попробовать, конечно, можно. Хоть шанс и невелик…

– Ты правда так думаешь? – спрашивает.

– А мне-то зачем тебе врать?! – удивляюсь. – У него в койке место и куда более страшным особям находилось. Только суета это все…

Помолчали.

– У тебя выпить что-нибудь есть? – спрашивает.

– Есть, – говорю. – Коньяк. У старшего по твоему спасению выпросил. Правда, предупреждаю честно, коньяк – говно. Но лучше, чем совсем ничего. Это уж, извини, – по-любому…

– Дай, – просит.

– Ага, – фыркаю. – Ща, разбежался. Ты сейчас руку от перил оторвешь – и булькнешь вниз, вместе с бутылкой. Во мне весело будет…

Помолчала.

Подумала.

– Я, – говорит, – в принципе, могу и к тебе слезть, если ты мне одну вещь пообещаешь.

– Пообещаю, – жму плечами, – если смогу выполнить. Я ж тоже, знаешь ли, не фокусник. А врать – не хочу…

– Сможешь, – улыбается. – Просто передай ему, что есть человек, который его очень любит и будет любить всегда. Хорошо?

– Хорошо, – вздыхаю. – Я даже вас познакомить могу, чтоб ты ему это сама сказала. На первом же концерте в любом клубе. Протащу тебя в гримерку – и все дела. Скажу, что со мной. Поверят.

– Не нужно, – смеется. – Ты прав, у меня есть его стихи и песни. А свой телефон оставишь?

– Оставлю, – говорю. – Только учти – я тоже женат.

– Какая фигня, – вздыхает. – Мне не для этого нужно. Давай руку…

Дал я ей руку, она, осторожно опираясь, перелезла через перила на карниз.

Я откупорил бутылку, мы с ней сделали по глотку и потихоньку направились в сторону выхода. На середине пути она вдруг остановилась и с силой сжала мою руку своими ледяными ладошками.

– Правда, передашь? – смотрит прямо в глаза.

Настойчивая какая.

– Обязательно, – отвечаю. – А мой телефон у своих бодигардов всегда найдешь. Если позвонишь – отвечу обязательно. Больше того – буду рад твоему звонку…

– Почему? – спрашивает.

Молчу.

Соображаю.

– Потому что ты, по-моему, очень хорошая девчонка, – вздыхаю наконец. – Не без придури, конечно. Но нормальных людей без придури я в последнее время что-то как-то особо и не встречал…

– Спасибо тебе, – улыбается. – Я обязательно позвоню…

Как только мы сошли с карниза, меня от нее, разумеется, оттерли.

Ее накрыли теплым пледом и куда-то повели, а я уселся на приступочку и достал из кармана бутылку коньяка.

Там еще где-то две трети оставалось, на мое счастье.

Что мы там с ней отпили-то?

Так.

По глоточку…

Пальцы ощутимо дрожали.

Сделал глоток.

Закурил.

Вдруг слышу:

– Со мной не поделишься?!

Оглянулся – точно он.

Полковник Воронин.

Собственной, блин, персоной.

Сидит рядышком со мной, а на лбу, над переносицей – крупные капли пота. Не в каждой парной так пробивает.

Я, в принципе, во всей Москве только пару-тройку таких парилок знаю…

Отхлебнул глоток побольше, протянул ему бутылку.

Посидели.

Он протянул руку.

– Меня, – говорит, – Петей зовут…

– Дима, – пожимаю.

– Да я в курсе, – усмехается.

Еще по глотку сделали.

Опять закурили.

Я – одну от другой.

Кажется, отпускает потихоньку…

– Вот ты можешь мне объяснить, Дим, – вздыхает, – почему так в этой поганой жизни происходит? Не буду тебе втолковывать, что я за эти полтора часа пережил. И тебя спрашивать не буду. Потому что – без толку. Но вот зачем нам это, объясни! Что тебе, что мне…

– По разным, – жму плечами, – видимо, причинам…

– Видимо, по разным, – соглашается. – Пошли, что ли?

– Пошли, – киваю. – Я здесь недалеко один кабачок приличный знаю. И работает круглосуточно…

– Круглосуточно? – спрашивает. – Это хорошо. А кормят там как?

– Нормально, – говорю, – кормят. Только тебе-то какая разница? Лично я сейчас и тушенки бы с картошкой с удовольствием навернул. Да и просто корочкой бородинского обошелся. Лишь бы водка похолоднее была…

– Ну, – смеется, – водка-то будет. Обязательно…

Она мне потом, кстати, так и не позвонила.

И я так думаю – может, оно и к лучшему.

Слишком уж разные миры.

Не то чтобы мой был лучше или хуже – просто разные.

Где-то так…

– Сержант! – слышу.

И голос, вроде, знакомый.

Нет, не меня.

Точно не меня.

Какой я, к чертям собачьим, сержант?

– Да куда ты? Старшой, погоди!

А вот это – точно меня.

Оборачиваюсь.

Мужик.

Куртка вроде «аляски», синие джинсы, коричневые ботинки на толстой черной подошве, бейсболка утепленная.

Такая, с ушами, знаете?

Вроде как – лысоватый.

И – фикса золотая на месте правого переднего зуба.

Вот по ней и признал…

– Капитан? – говорю, – Горелов? Леший?! Тебя ж убили двадцать лет назад!

– Точно убили? – смеется.

– Точнее, – говорю, – не бывает. Стасик Кудапшин сам тебе глаза закрывал. Старлей. Он и настоял, чтоб тебя не пропавшим без вести записали. Бился, в штаб несколько раз ходил. Доказал. Погиб он потом…

– Знаю, – морщится. – Хорошим парнем был Стас. Жалко его…

– А ты?.. – спрашиваю.

– А я, – смеется, – живой был тогда. Даже не раненый. Только в часть мне возвращаться – ну, никак нельзя было…

– Почему? – удивляюсь.

– А прокурорскую проверку не помнишь, что ли? – делает круглые глаза. – Нам тогда со Стасиком лет по семь светило. Каждому. Мы ж местным столько всего со склада продали… Хотели потом сжечь, война бы все списала. А тут – эти волки из Москвы. Ну, и кинули монету, на кого валить…

– Тебе выпало, значит? – усмехаюсь криво.

– Мне, – вздыхает. – Ладно, дело прошлое. Пойдем, выпьем куда-нибудь, повспоминаем…

Морду бы тебе «повспоминать», думаю.

Понятно, что вы местным толкали.

Не масло с продскладов.

Да ладно.

Двадцать лет прошло…

– Пойдем, – говорю, – тут бар неподалеку неплохой есть…

Пришли, сели.

Он куртку на вешалку повесил, бейсболку свою дурацкую снял.

Точно, вижу, – совсем облысел капитан.

Жаль.

Я тоже не помолодел, к сожалению…

– Что пить будешь? – спрашиваю.

Он помялся.

– Знаешь, – говорит, – я за последние годы к бурбону как-то привык. В Москве он имеется?

– Как говна, – хмыкаю. – А ты что, недавно прилетел?

– Угу, – отвечает. – Если совсем честно – только что с самолета. Вещи в отель загрузил, да и двинул пройтись. Поностальгировать, так, кажется, называется, да? А тут вижу – ты из машины выходишь. Важный такой. Ты в правительстве работаешь, да?

– Почему, – удивляюсь, – в правительстве? Хрена я там потерял? Бизнес у меня свой. Рекламное агентство. Не самое большое, конечно, но и не самое маленькое.

– Да ладно, – смеется, – скромничать. Простые люди на таких «БМВ» не ездят…

Тут я на него чуть повнимательнее посмотрел.

– Ты, – говорю, – Леший, либо совсем слепой, либо – совсем дурак. Ты на улицы московские посмотри! Если бы все, кто по ним на «бэхах», «меринах» и прочих «аудехах» гоняет, в правительстве работали, то здание этого самого правительства в пределах Садового кольца бы не уместилось…