Вывернутая наизнанку его куртка оказалась тоже синего цвета. А кепочку сменила синяя бейсболка, похожая на те, которые носила тут вся обслуга.
— За мной, — сказал «служащий» и пошел вдоль ограды.
Впрочем, отошли они недалеко, протиснулись через раздвинутые в стороны прутья ограды — и оказались рядом со стоянкой машин. Ближайшей к ним была грязная, немытая «девятка», вот в нее они и сели.
— Порядок? — спросил Денис, сидевший за рулем.
— Полный, — ответил Филя. И обернулся к Турецкому, избавившемуся наконец и от тесной куртки, и от дурацкой бейсболки. — Билет будем сдавать, Сан Бори- сыч? Все-таки он денег стоит!
— Подошьем к отчету, — ответил Турецкий. — Поехали, пока они тут не чухнулись…
Машина рванула в сторону железнодорожного вокзала.
— Я смотрел, — сказал Денис, — ближайший поезд на Челябинск примерно через минут сорок. Так что, пока доедем, пока то, другое, как раз без затей получается.
— Проходящий — он даже лучше, — вмешался Филипп. — И билет в кассе брать не надо, я прямо с проводником договорюсь. Он за сотню баксов в собственном купе тебя устроит, Борисыч, если только захочешь. Да там, я думаю, вообще полно пустых мест. А тут езды всего ничего, уже ночью будешь на месте. А там прямой самолет на Москву. И в Домодедове тебя Володька Поремский встретит.
— Пока, слава богу, все идет четко и по плану. Но поеду я все-таки, мужики, не в купе, а в плацкартном — от греха. Документы где?
— В багажнике, — ответил Филя и вдруг рассмеялся: — Воображаю, что будет с ментами, когда они наконец обнаружат в самолете твой пустой портфель!
— Ага, — тоже смеясь, ответил Турецкий. — Мы с Володькой газеты рассовали по углам, а две свернули в трубки и поперек вставили, вот его и раздуло, а вынешь, враз похудеет.
— Все правильно, да и черт с ним, с портфелем, старый уже, ни на что больше не пригодный. Шмотье в нем всякое возили…
Отъехав подальше от аэровокзала, Грязнов попросил водителя остановиться у ограждения летного поля, откуда просматривалась вся взлетная полоса. Он даже вышел из машины и стал наблюдать за стоящим вдали самолетом. Никакого движения вокруг него еще не было. Но это ни о чем не говорило. Наверняка шмон они проведут, когда посадка закончится и самолет вырулит на стартовую позицию.
Так и случилось.
Порыв ветра принес отдаленный рев двигателей, самолет покатился, выехал на взлетную полосу, остановился, и тут к нему устремились сразу три милицейских автомобиля с мигалками. Они окружили самолет, и с ходу подъехавший трап присосался к открывшемуся люку. По трапу быстрой цепочкой ринулись наверх фигурки вооруженных людей.
Грязнов сел на свое место и кивнул водителю:
— Поехали, Михаил Евграфович, вашему тезке, с его злым языком, это было бы, пожалуй, в самый раз, а нам уже неинтересно. На базу! Дела ждут…
Телефонный звонок застал Вячеслава Ивановича на подъезде к пансионату, фактически на мосту через Каму.
— Привет, Вячеслав Иванович, — мягко сказал Седлецкий. — У вас там все в порядке?
— В полном, Иван Христофорович, а что? Появились проблемы?
— Улетел… твой товарищ?
— Так точно, уже в пути.
— Да? — без удивления спросил генерал.
— А ты сомневаешься? Иван, зачем же мне тебя обманывать? А пуще — подводить? У нас с тобой честный договор — что сказал, то и сделал. Или на тебя наседают? Так пошли их подальше, как ты это умеешь. А я, видимо, к концу дня, если не возражаешь, подскочу к тебе, как нынче говорят, перетереть парочку вопросов, вот и обсудим ситуацию, лады?
— Что ж, лады, — ответил Седлецкий, но сомнение все-таки прозвучало в его голосе.
Уже из Москвы, то есть в середине дня, позвонил
Поремский и рассказал, посмеиваясь, какой шмон учинили в самолете ворвавшиеся омоновцы.
Ну, во-первых, они с ходу кинулись к тому месту, на которое был продан билет Турецкому. И… замерли в удивлении. На нем сидел посторонний гражданин, поскольку стюардесса при посадке громко предложила пассажирам, ввиду наличия свободных мест, занимать свободные кресла.
А где же тогда тот, который им нужен и должен занимать это место? А его нигде не оказалось!
И стали тогда омоновцы осматривать всех пассажиров, не пропуская никого и невзирая на их пол и возраст, полагая, что хитрец, которого они искали, мог загримироваться и одеться женщиной. При этом они сравнивали лица с фотографиями, которые держали в руках. Когда и здесь ничего не получилось, они, похоже, расстроились.
Поремский был отдаленно похож на Александра Борисовича — недаром Меркулов называл его копией Сани, но только в молодости. Правда, видимо, Константин Дмитриевич имел в виду не столько портретное сходство, сколько общие, и не всегда положительные, с его точки зрения, качества характера. Но все же сейчас рисковать не стоило. Однако желание взглянуть на фотографию, которой помахивал перед своим лицом омоновец, было слишком велико.
— Кого ищете, мужики? — спросил он.
— Да хрен его… — выругался про себя омоновец и показал ему фотографию… Турецкого, естественно. — Не видал такого?
-Нет.->
— А ну-ка свои документы предъяви! — вдруг потребовал он, будто проснулся.
Поремский протянул билет на самолет, заложенный в паспорт. Тот внимательно посмотрел, сравнил фото в документе со своим снимком и нехотя вернул Владимиру.
— Кого хоть ищете-то?
— Рецидивист какой-то, — сквозь зубы процедил омоновец. — Террорист, а маскируется под прокурорского работника.
— Не, не видал.
— Ну, значит, отбой, — сказал тот и пошел к входному люку, поправляя на спине автомат Калашникова.
Грязнов, услышав рассказ Поремского, хохотал как ребенок. А часа два спустя пересказал то, о чем ему доложил следователь, Ивану Христофоровичу Седлецкому. Но сделал это в такой форме, словно забавное происшествие конкретно к генералу никакого отношения не имело, а речь шла о неких дураках, которые так ничему за долгие годы не научились. Это ж надо! Выдать Саню Турецкого за террориста! Это ж каким местом надо было думать!..
Судя по тому, что Седлецкий не обижался на него либо делал вид, что дело действительно его не касается, хотя такого ну никак не могло быть — просто по определению, Грязнов снижал накал своей иронии, сведя всю историю к глупому казусу, о котором и говорить-то неловко.
— А он, значит, отбыл? — вел свою линию Седлецкий.
— Ну а как же! Я сам его и проводил. На поезд. Посадил, по рюмочке взяли — на дорожку, как обычно. Традиция у нас с ним такая. А самолетов он почему-то не любит, боится, что ли…
Но это уж Вячеслав Иванович явно приписал другу свои собственные качества — больше всего на свете Гряз- нов ненавидел именно самолеты, которые имеют обыкновение падать. Да он-то, сам по себе, ладно, пусть падает, но ты ж ничего не можешь сделать, повлиять не в силах на неожиданные повороты судьбы — вот в чем беда.
— А кого ж ты тогда провожал в порту? — спросил вдруг генерал, полностью выдавая себя, — наверное, надоело уже кружить вокруг да около.
— Донесли, да? — рассмеялся Грязнов. — Володьку Поремского проводил. Его Меркулов зачем-то срочно к себе вызвал. Вот Саня и попросил меня помахать ему ручкой… А тебе чего донесли?
— Пустяки, — отмахнулся Седлецкий. — Ну давай, с чем приехал? А то меня через полчаса вызывает губернатор.
— А-а-а! — запоздало «сообразил» Вячеслав Иванович. — Ответ держать? А ты по-нашему его, по-простому, чтоб нос не шибко задирал. Ладно, не хочу тебя задерживать, давай к делу… Речь о прокуроре Керимове… Извини, — снова перебил себя Грязнов и взглянул на генерала с шутливой серьезностью, — а что, Иван, крепко нагорит?
— Да брось ты, — нахмурился тот.
— Ну и слава богу, не бери в голову…
4
Александр Борисович и Владимир Поремский сидели в кабинете Меркулова, когда секретарша Клавдия Сергеевна доложила по телефону, что генеральный прокурор ждет у себя своего заместителя и помощника.