Лёня не прислушался к моей настойчивой просьбе прекратить игру, и мне ничего не оставалось, как гулять по залу. Мысль, что мой муж серьёзный игрок, не шла из головы. Я слышала о подобных персонажах, но не имела с ними дел. Неужели можно тратить свою жизнь на азартные игры?! Это же полное отсутствие меры и потеря контроля над собой.

Я посмотрела на часы и вновь подошла к Лёне:

– Я устала и хочу спать. Прошу тебя, поедем домой.

– Бери такси и отправляйся, – раздражённо бросил мне Леонид.

Нетрудно было догадаться, что сейчас его дела плохи.

– Как я могу оставить тебя одного?

– А что со мной будет? Я в надёжных руках. Не мешай мне играть!

– Лёня, я хочу, чтобы мы поехали вместе.

– А я хочу, чтобы ты ушла и не мозолила мне глаза.

– Во-первых, мне неприятно, что ты разговариваешь со мной таким тоном. Во-вторых, куда я поеду среди ночи?! Меня могут завезти куда угодно. Неужели ты совсем не переживаешь за свою жену?

– А что тут переживать? В этом городе можно ходить одной по парку, и никто тебе ничего не сделает. Назовёшь фамилию деда, и тебя отвезут. Эту виллу любой таксист знает.

По голосу мужа я поняла, что у него окончательно сдают нервы. Я не поехала домой без супруга, запаслась терпением и дождалась момента, когда стали закрывать казино и попросили всех игроков на выход.

– Ты ещё здесь? – удивился Лёня, встав из-за игорного стола.

– Не могу же я одного тебя здесь оставить.

– Я проиграл, – убитым голосом признался он.

– Много?

– Прилично.

– Потому что не можешь вовремя остановиться.

– Ладно, не сгущай краски. Должны же у меня быть хоть какие-то недостатки.

– Я считаю, что в игре нет ничего предосудительного, если она не переросла в манию. У тебя все симптомы игромании. Ты теряешь контроль и не способен прогнозировать последствия. Ты ведь даже если и хочешь прекратить играть, то не можешь. Ты всегда играешь до тех пор, пока не закроется казино?

– Всегда.

– Не хочешь попробовать лечиться?

– Каким образом?

– Ну, например, записаться в группу анонимных игроков.

– Ещё чего не хватало. Я не болен. Я просто люблю играть.

– А это и есть самое настоящее психическое расстройство. Я видела людей, которые сидят в казино, на них страшно смотреть… Некоторые стали банкротами. У них выключены мобильные телефоны, рушатся семьи. Понимаешь, эта зависимость, как алкоголизм. Болезненное пристрастие.

– Анфиса, ты чего, не понимаешь, что я играю не первый год?! Я привык так жить, и уже невозможно что-то менять. Не могу без игры. Это самое огромное удовольствие, которое я получаю в жизни. Я имею полное право тратить деньги.

– Имеешь. Но нужно искать другие источники адреналина. Буду лечить тебя сексом и любовью.

Но Лёня не отреагировал на мои слова. Он был жутко подавлен и, видимо, мысленно ещё оставался в игровом зале. Когда мы добрались до спальни, он выпил добротную порцию коньяка.

– Ни хрена, завтра всё равно отыграюсь, – заявил он и лёг спать.

Я проснулась гораздо раньше мужа и, накинув халат, пошла в бассейн. Поплавав около сорока минут, вылезла, надела халат и стала вытирать голову. Увидев, что ко мне подошла домработница, я вежливо улыбнулась ей и пожелала хорошего дня.

– Анфиса, вас Михаил Андреевич хочет видеть.

Я удивилась и на всякий случай переспросила:

– Он, наверное, хочет видеть нас с Лёней? Муж ещё спит. Если нужно, я могу его разбудить.

– Не стоит. Вас хотят видеть одну. Пойдёмте, я проведу вас к нему в комнату.

Я пошла следом за домработницей. В комнате деда я поздоровалась и села на стоящий рядом с кроватью стул.

– Хотите, открою шторы? – спросила я, чувствуя дискомфорт от тяжёлого спёртого воздуха и нехватки света.

– У меня от света глаза слезятся, – глухо произнёс дед и, натянув на нос очки, принялся меня рассматривать.

– Я могу проветрить вашу комнату.

– Не хочу слышать звуки с улицы и понимать, что подыхаю, а за окном жизнь.

– Ну зачем вы так? За окном поют птицы. Когда болеешь, очень важен правильный настрой организма. Ведь бороться с болезнью можно не только медикаментозно, но и психологически.

– Я не хочу бороться с болезнью. Рак съел меня изнутри. Хочу побыстрее умереть. Ты же знаешь, в Германии самая сильная медицина. Так вот, даже она отобрала у меня надежду. С того самого дня, как это произошло, я постоянно жду смерти. По ночам боль не позволяет мне дышать, и я знаю, что осталось совсем немного. Не буду врать, я очень себя жалею. Когда совсем нет сил, оставшись один, сквозь слёзы, я беседую с Богом. Когда мне чуточку лучше, я разговариваю с ним на повышенных тонах. Обижаюсь на него и спрашиваю: «Почему именно я?!» Ты только не подумай, что я говорю это тебе для того, чтобы ты меня пожалела. Нет, просто хочу открыть тебе банальную истину: ЦЕНИ ЖИЗНЬ.

Я слушала деда и ощущала, как по щекам катятся слёзы.

– Я не могу спать. Вообще не могу, хотя сильно хочу. От этого страшно мучаюсь. Сплю очень редко. Я забыл, что такое сны. Даже если удаётся поспать пару часов, мне никогда и ничего не снится. Я бы мечтал проспать то время, которое мне осталось. У меня есть деньги, но они мне не помогут. И это вечное ожидание смерти… Я бы так хотел умереть во сне с улыбкой на лице, которая выражала бы благодарность Всевышнему за то, что я отмучился. Я не смотрю телевизор, потому что не могу видеть людей. Я им просто завидую. Завидую, потому что они могут жить.

Дед замолчал, попросил, чтобы я напоила его водой, и, заметив, что у меня дрожат руки, спросил:

– Боишься меня?

– Нет. Просто очень волнуюсь.

– Да не бойся, я не заразный, – проигнорировал мои слова насчёт волнения дед. – Я просто умираю… Я как растение, которое с каждым днём вянет и усыхает. Знаешь, я вчера так накричал на домработницу… Чувствую себя таким виноватым. Накричал ни за что. Когда корчусь и глотаю обезболивающее, я всегда говорю вещи, о которых потом жалею. Я уже привык к боли и стойко её переношу. Правда, бывают моменты, когда срываюсь. Вот умру, и мне будет легче.

Я вытерла слёзы и чуть слышно произнесла:

– И всё же давайте я вам покажу солнышко. Оно сегодня такое красивое. Я знаю, вы не можете ни ходить, ни сидеть. Я просто подниму шторы и распахну окошко, хотя бы на пару минут.

– Ну распахни…

Я бросилась к окну, отодвинула шторы, открыла окно, приподняла деда и подложила ему под спину подушки.

– Михаил Андреевич, посидите так пару минут.

– Зови меня просто Миша. Тебе можно. Знаешь, а ты очень странная…

– Почему?

– Потому что меня не боишься.

– Почему я должна вас бояться? У вас же не заразная болезнь?

– В том-то и дело, что все это понимают и боятся. Хотя чему тут можно удивляться? Я сам себя боюсь. Один раз посмотрел в зеркало… а там настоящее чудовище. – Дед прищурился от яркого дневного света. – Знаешь, когда домработница пыталась открыть шторы и хоть немного проветрить помещение, я раздражался. А сейчас мир не вызывает у меня неприязни.

– Мне очень приятно это слышать. Вам нужно почаще смотреть на солнышко, на облака, на небо. А хотите, сегодня ночью я покажу вам звёздное небо?

– Хочу, – не раздумывая, ответил дед.

– А вы хоть немного в созвездиях разбираетесь?

– Немного.

– Хотите, я вам их покажу?

– Хочу.

– А хотите, я к вам каждый день буду с утра приходить и показывать солнышко?

– Хочу. Тебе не так часто нужно будет ко мне заходить. День, два… Я чувствую, что угасаю и теряю последние силы.

– Я вчера была в церкви и ставила свечку за ваше здоровье.

– Мечтаю побывать в церкви, но это нереально.

– Почему?

– Я же лежачий. Жаль, что мне не хватает силы встать. Врачи только руками разводят. Вместе со мной только Бог и боль. Я часто молюсь, разговариваю с Богом, прошу забрать меня побыстрее. Ко мне приходил батюшка, я исповедовался. Знаешь, захотелось сбросить с себя груз. Мне стало как-то легче. Почувствовал себя более готовым уйти на тот свет.