Пирс направился к выходу. Месье Боллаэр остановил его.
— Кстати, — он нахмурился, — они во что-то играли или как? Что они, собственно, делали?
— Я почём знаю? — сказал Пирс, вообще не любивший детей. — Дурью маялись, как все эти щенки.
Объявление Крикэ
Ровно в четыре унылая школа на улице Пио распахнула двери, и оттуда с воплями и хохотом вылетели на волю её питомцы. Погода была прекрасная. Яркое солнце и быстрые тени пробегающих облаков с самого утра немилосердно искушали любителей вольных похождений. Габи и его товарищи, против обыкновения, тут же разбежались в разные стороны, предоставив малышу Бонбону действовать на свой страх и риск.
Волшебные слова, слетевшие накануне с уст Марион, представили Бонбону улицу в новом свете — теперь это был изменчивый мир чудес, полный захватывающих возможностей. Охота началась! Секунд пять он оглядывался и — чего далеко ходить! — случай не замедлил представиться: на противоположном тротуаре как раз показалась тощая личность в обмотках и драной шубе — клошар Сто Су. Бонбон пристроился за ним на безопасном расстоянии, не сомневаясь, что несчастный побирушка с минуты на минуту как-нибудь да проявит свою странность.
Друг за другом они медленно двигались к Рыночной площади по Парижской улице — главной артерии Дувиньи. В этих многолюдных угодьях клошар за какие-нибудь двадцать минут раз десять получил по сто су и раз десять был обруган, — таков, вероятно, был его обычный улов. Бонбон блаженствовал; он пресерьёзно вёл счёт подачкам и ругательствам и не переставал дивиться лёгкости, с какой его поднадзорный загребал денежки. Дойдя до площади, Сто Су, как заранее мог бы предсказать даже малыш Бонбон, пересёк её по диагонали и скрылся в кафе «Паризь е н». Бонбону пришлось прождать добрых полчаса, злясь на болтливость пьяницы, из-за которой тот так надолго застрял в своём раю.
Из кафе Сто Су вышел в ореоле блаженства, так и сиявшем вокруг его лысого лба. Бонбон присмотрелся и нашёл, что вид у него определённо куда более странный, чем до захода на «водопой». Возможно, чудес уже недолго оставалось ждать.
Он проследовал за клошаром по всему Вокзальному проспекту, держась от него настолько близко, насколько позволяла нетвёрдая походка объекта. Сто Су по пути насшибал ещё немного денег, а перед самой площадью Теодор-Бранк неожиданно резко повернулся. Старый нищий и мальчик столкнулись нос к носу.
— Гони сто су! — сердито потребовал клошар.
— А вам зачем? — не давая отвлечь себя от расследования, спросил Бонбон.
Подобная наивность умилила попрошайку; он улыбнулся и наклонился к белокурой головёнке.
— Сынок, — торжественно изрёк он, — вот поживёшь с моё, наберёшься жизненного опыта, тогда узнаешь, что сто су, да ещё сто су, да ещё сто су составляют пятнадцать франков, а на эту скромную сумму человек, погрязший в несчастьях, вполне может найти утешение в стаканчике красненького.
— Не похоже, чтоб это принесло вам реальную пользу, — заметил Бонбон, критически разглядывая его обмотки и рваные башмаки.
Сто Су оставил дерзость без внимания.
— Ты почему за мной таскаешься вот уже битый час? — строго спросил он.
— Так вы заметили? — расстроился Бонбон.
— Я всё замечаю. А ты как думал? За то время, что я утюжу здешние улицы, будь они прокляты, у меня третий глаз на затылке вырос. Жизнь у меня такая: только и смотри, чтоб не замели… Ты-то чего за мной шпионишь, маленький паршивец?
— По-моему, вы странный, — признался Бонбон с подкупающей откровенностью. — Вот я и жду…
— Чего ждёшь? — забеспокоился клошар.
— Как чего! Жду, когда появится «Кадиллак».
— Какой ещё «Кадиллак»? — прогнусавил растерявшийся Сто Су.
— Синий с белым «Кадиллак», который повезёт вас в «Ритц», — с усмешкой объяснил Бонбон. — Вы же понимаете, не хотелось бы пропустить такое зрелище.
Багровое, обросшее бородой лицо клошара от изумления полиловело.
— Это ещё кто из нас странный, — выдавил он, попятившись шага на два — подальше от этого дьявольского ребёнка.
Он затравленно оглянулся, развернулся на каблуках и спотыкающейся походкой устремился к вокзалу, бормоча себе в усы:
— Чур меня, чур меня, чур меня…
Бонбон был бы не прочь последить за ним ещё, но время поджимало: его ждали в другом месте. В задумчивости прошёл он по длинной Железнодорожной улице, свернул на улицу Рамбле и припустил к карьеру Вильмари, решив про себя, что Сто Су точно что-то скрывает.
Остальные уже собрались; не хватало только Бонбона и Крикэ Лярикэ.
— И где их, интересно, носит? — изнывал от нетерпения Габи. — Ей-богу, не удивлюсь, если эти сопляки своими расследованиями поставили н а уши весь посёлок…
Компания расположилась на шатких мостках над озерцом мутной от глины воды. Солнце начинало клониться к закату, и лучи его не достигали дна карьера, но водная гладь отражала яркую синеву небес во всём её великолепии.
— Прямо как на море, — вздохнула Берта Гедеон, поправляя свой марлевый тюрбан. — Ещё недели две — и купаться можно…
— Смотрите не утопните, — угрюмо проворчал Зидор. — Прошлый год я только и знал, что вылавливал Бонбона.
— Да ладно, здесь у берега всего-то по колено, — сказала Мели, — годовалого младенца не окунёшь.
В двадцати метрах над ними на краю карьера показалась, наконец, фигурка Бонбона.
— Давай сюда! — не слишком ласково крикнул Габи.
В карьер спускались двумя способами. Девочки обычно пользовались сходнями заброшенной узкоколейки, где под откосом доживали свой век ржавые вагонетки. Мальчики предпочитали головокружительный спуск по естественному жёлобу, пропаханному в почти отвесном склоне задами неизвестных смельчаков. Этот жёлоб в считанные секунды доставлял прямо к водоёму не хуже скоростного лифта, только надо было хорошенько запахиваться, чтоб не загрести полную спину песка. Горка, конечно, была по-своему неплоха, но для наездников покойной лошади без головы этого было маловато.
Бонбон отважно стартовал и в вихре песка торпедой вылетел к ногам товарищей. По их кислым физиономиям он сразу понял, что остальные охотники оказались не добычливее его.
— Что-нибудь попалось? — полюбопытствовал Габи.
— Я следил за Сто Су, — важно заявил Бонбон. — Вид у него был и правда странный…
— И что было?
— Я к нему и так и сяк, но всё без толку. Не созрел он ещё. Этот неожиданный вывод хоть немного да развеселил собрание. Старшие признались в своих неудачах. Купившись на обманчивую загадочность, Габи, Зидор и Испанец Жуан погнались за дичью, на самом деле ничуть не более интересной, чем пьяница-клошар с Рыночной площади. За два часа прилежной слежки они, как ни печально, убедились, что ни старый папаша Зиг о н, собиратель бутылок, ни месье Галл и , сапожник с улицы Маленьких Бедняков, ни почтальон Жив-не-помёр не скрывают никаких страшных тайн. Их неприметное существование оказалось непроходимо скучным, и уцепиться тут воображению было абсолютно не за что.
Мели Бабен остановила свой выбор на инкассаторе банка Лалу э тти, высунувшись из-за угла тупика, куда тот свернул, застала его за подглядыванием в вентиляционное окошко пекарни Машер е ля. Она дала нескромному инкассатору уйти и сменила его у маленького экрана. Наклонившись, она увидела супругов Машерель, которые в полумраке пекарни сосредоточенно старались вырвать друг у друга хлебный лоток. Это было забавно, однако супружеская ссора ни на шаг не продвинула Мели в её поисках чего-нибудь необычного.
Лентяй Татав рассудил, что за преступными тайнами проще всего обратиться к первоисточнику; он подкараулил инспектора Син э на выходе из комиссариата и некоторое время, оставаясь незамеченным, «вёл» находящегося при исполнении полицейского, что уже само по себе было немалым достижением. Слежка бесславно завершилась в скромном кафе на улице Казим и р-Бомп э н, где какие-то три дядьки без особого увлечения играли в бел о т [3]. Синэ понаблюдал за партией через плечо ближайшего игрока, а потом учтиво выразил желание вступить в игру четвёртым.