— Не бойтесь, я пошутила, — успокоила его Марион. — Можно войти? Мы на минутку.

Сто Су нехотя кивнул. Марион и Фернан пролезли в низкую, тесную каморку, заваленную каким-то непонятным хламом, тряпьём и старыми газетами.

Они уселись на пол перед старым пьяницей, глядевшим на них с явным недоверием.

— Если вы тут живёте уже больше десяти лет, — начала Марион, — то, наверно, много чего видели и слышали?..

— Ничегошеньки! — возразил клошар. — Здесь было самое тихое и спокойное место в Лювиньи — ни тебе соседей, ни легавых, никого! И взбрело же в голову этому Боллаэру купить целый парк и поселить тут свою семейку! Теперь я и спать толком не сплю, только вполглаза… Так-то они соседи ничего, тихие, но я уже не чувствую себя здесь дома…

— Ну надо же! — сочувственно откликнулась Марион.

— Да, — продолжал жаловаться Сто Су, — заявились посреди ночи три недели назад на здоровом таком красном грузовике, и давай мебель выгружать, и чемоданы, и тюфяки, и уж не знаю чего! Боллаэр этот, а с ним братья Пирс, английцы из гаража, и ещё два шофёра. И пошёл тарарам до самого утра — сгружают, в дом таскают… А я всю ночь глаз не сомкнул и носу высунуть не смел. Ну, они-то думали, кругом никого, тут же все дома нежилые — и в разговорах не стеснялись…

— А о чём они говорили? — спросил Фернан.

— Да так, о том о сём, — уклончиво ответил Сто Су. — Я выпивши был, не больно-то помню…

Он замолчал, хмуро глядя на незваных гостей.

В этом взгляде Марион прочла, что он знает куда больше, чем говорит, и даже догадывается, какой вопрос ему сейчас зададут.

— Кто этот мальчик в парке? — спросила она напрямик.

Молчание. Старый попрошайка отводил глаза. У него язык не поворачивался выдать тайну, которая была трагедией его собрата.

— Сын слепого, — выговорил он наконец.

Марион и Фернан рассчитывали догнать слепого перед вторым перекрёстком Винтовой улицы. Но там его не оказалось. Не было видно его высокой чёрной фигуры и на том отрезке улицы Вольных Стрелков, который вёл к пустырям Малого Лювиньи. Марион это показалось странным.

— Куда ж он подевался? — забеспокоилась она. — До дома месье Тео он ещё не успел бы дойти…

Это исчезновение тут же связалось у неё со словами Сто Су и с драматической сценой, разыгравшейся в забытом тупике. Слепой тогда ничего не сказал, но лицо у него словно окаменело, он уходил обречённо, как человек, которого лишили последней надежды.

— Автострада… — прошептал Фернан.

Дети испуганно переглянулись — слова тут были не нужны. Со всех ног они помчались к проспекту Нового Квартала. Слепого дети увидели ещё издалека: он шёл напрямик через площадь Теодор-Бранк, не обращая внимания на проносящиеся совсем рядом машины. Он бросил поводок Нанара, и растерявшийся пёс беспомощно вертелся вокруг хозяина, хватая его зубами за рукав и пытаясь отвести на тротуар.

Недалеко от площади его путь пересекала Национальная-5, по которой с неумолкаемым ревом нёсся сплошной поток машин. Марион с Фернаном добежали до автострады на какие-то секунды позже слепого.

Тот уже шагнул наперерез мчащимся машинам. Первая, взвизгнув тормозами, резко вильнула и чудом не задела его. Дети бросились вперёд, схватили слепого за руки и чуть ли не из-под колёс тяжёлого грузовика оттащили на обочину.

Несчастный дрожал всем телом.

— Пойдёмте домой, — еле выговорила Марион, с трудом переводя дух. — Ваши друзья ждут вас, беспокоятся…

Он беспрекословно позволил себя увести — видимо, самый страшный момент миновал. По другую сторону шоссе кучка зевак с любопытством наблюдала, как двое примерных деток помогают слепому, забредшему на опасный перекрёсток.

— Он не пострадал? — крикнул кто-то.

— Всё в порядке, — ответила Марион, заставив себя мило улыбнуться. — Мы проводим его до дома.

Месье Тео открыл так быстро, словно поджидал их у калитки. Он тоже начинал не на шутку беспокоиться. Слепой со своим псом тут же укрылся в дортуаре, между тем как Марион шёпотом рассказывала месье Тео обо всём, что произошло.

— Мы с ребятами постараемся его успокоить, — сказал месье Тео, усадив Марион и Фернана на лавочку. — Что касается ребёнка, то я ничего другого и не ожидал. Что ж, теперь людоед знает, что его сына взяли в хорошую семью, что мальчик живёт тут, неподалёку. Это уже большое дело… Этим он и должен удовольствоваться.

Людоед! Уже второй раз Марион слышала это зловещее слово. Она хотела узнать, наконец, всё.

Месье Тео переводил взгляд с девочки на мальчика и обратно.

— Не болтайте только направо и налево о том, что я вам расскажу, — предупредил он, хмуря густые чёрные брови. — В наши дни людоед из старых сказок носит другое имя, не менее страшное для отцов и матерей. Догадываетесь, какое?

— Я знаю, — сказал Фернан, который иногда читал газеты.

— «Киднеппер». Это такой негодяй, который похищает детей, чтобы взять за них выкуп.

— Обычно киднеппинг заканчивается гораздо хуже, — продолжал месье Тео, — потому что полиция в таких случаях шутить не любит. И загнанный в угол киднеппер часто разделывается со своей жертвой.

Марион ушам своим не верила.

— И вот этот слепой — киднеппер?

— Во всяком случае, был им несколько лет назад — ослеп-то он много позже, — сказал месье Тео. — Вы ещё были маленькие и не знаете, а про него во всех газетах писали. Даже и теперь ему приходится скрывать, кто он такой, потому что к похитителям детей отношение как к бешеной собаке. Ну так вот, его поймали, как и многих других, и осудили по всей строгости закона. И тут история осложняется…

— В тюрьме он ослеп? — предположила Марион.

— Не сразу. Но давайте по порядку. Как ни странно, этот человек когда-то был женат, имел ребёнка, жил вполне обыкновенной жизнью, а потом его, как говорится, бес попутал… Судили его по справедливости, дали срок, но не только: его лишили родительских прав. Око за око — он похитил чужого ребёнка, у него отняли его собственного. А мать незадолго до того умерла, так что мальчик остался на попечении у государства. Сидя в тюрьме, наш киднеппер пытался через разных людей разузнать, что сталось с его сыном. Но Опекунский суд в подобных случаях соблюдает строгую секретность, особенно если ребёнка отдали на усыновление…

— А как же тогда получилось, что он узнал про Лювиньи? — спросил Фернан.

— Я как раз к этому подхожу, — сказал месье Тео. — Знаете парня, который последние два года возит почту, Ритон его зовут?

— Мы его в первый же день взяли на заметку, — сказал Фернан. — Каждый вечер около пяти он привозил газеты на автостанцию и передавал какие-то инструкции Амедею и Арахису. После чего Арахис вёл слепого по новому маршруту…

— Так вот, с этого самого Ритона, можно сказать, всё и началось. Он полгода сидел в одной камере с нашим киднеппером. А когда вышел на волю, явился ко мне, как многие другие, и я его пристроил водителем — эта работа как раз по нём. Как видите, про слепого пока и речи нет. Ритон мне про него ничего не говорил, но сохранил с ним связь, передачи иногда посылал. А что в таких передачах бывает? Ну, мыло там, сигареты, колбаса, книжки, свежие газеты… И в один прекрасный день попадается нашему узнику в посылке номер «Лювиньи-Экспресс»… А ну-ка, посмотрим, такое ли у вас хорошее зрение, как было тогда у слепого…

Месье Тео достал из нагрудного кармана пожелтевшую от времени сложенную газету и бережно развернул её на коленях. Марион и Фернан с любопытством склонились над ней. Добрых полстраницы занимала довольно чёткая фотография, запечатлевшая открытие новой мэрии Лювиньи. Новёхонькое ослепительно белое здание, перед ним украшенная флагами трибуна, на которой выступает с речью мэр месье Мансо в окружении муниципального совета, а на переднем плане — толпа зрителей. Все эти зрители глядят на трибуну и к объективу, соответственно, стоят спиной — все, кроме маленького мальчика лет шести-семи, которого держит за руку женщина в тёмном платье. Ребёнка, видимо, заинтересовал фотограф, он обернулся поглядеть, что тот делает, и лицо его отчётливо запечатлелось на первом плане.