— Какой такой Нанар? — недоумённо спросил он. Несмотря на некоторую рискованность предприятия, Марион понимала весь его комизм.
— Трёхцветная собака, которую я вам отдала для инвалида, — объяснила она со смехом, — крупная собака, которую вы перекрасили в чёрный цвет.
Тут месье Тео приоткрыл калитку и высунул лысую голову:
— Так ты всё-таки заметила? — с обидой сказал он. — А ведь краска отличная…
— Я-то ни при чём, — пояснила Марион, — это Нанар меня узнал. Собаки, они добро помнят.
— Ну что ж, Нанар твой в полном порядке. Но, скажу я тебе, и здоров же он жрать! С такой зверюгой того и гляди по миру пойдёшь.
Он окинул Марион зорким взглядом, оценив по достоинству чистое детское лицо, синее платье и маленькую белую розу.
— Ну, до свидания! — добавил он ворчливо. — И больше сюда не ходи. Тебе в этом квартале не место…
И захлопнул калитку.
— А ещё у меня к вам разговор насчёт слепого! — крикнула Марион, чтобы удержать его.
— Пошла, пошла! Дела слепого тебя не касаются, — сухо отозвался из-за калитки месье Тео.
— Может, и не касаются, но я о них знаю кое-что такое, чего вы не знаете.
Месье Тео приоткрыл калитку и озадаченно уставился на девочку. Лицо у него стало совсем другое. Марион заставила себя улыбнуться, подавляя зашевелившийся в душе страх.
— Ты это о чём? — понизив голос, спросил месье Тео. Прежде чем ответить, Марион огляделась. Улица, залитая уже жарким солнцем, была по-прежнему безлюдна.
— Мои товарищи и я, — сказала она, — мы пришли к выводу, что слепой кого-то ищет в Лювиньи. Это действительно так?
— Так, — скрепя сердце признал месье Тео. — И что дальше?
— Ещё мы обнаружили, что кое-кто в Лювиньи до смерти боится этого слепого. Может быть, это и есть тот, кого он ищет?
Месье Тео шумно засопел и побелел как полотно. Он распахнул калитку и сказал:
— Входи! Не стоит об этом говорить на улице…
Марион вошла, стараясь не улыбаться; она уже была уверена, что победа за ней. Она с любопытством разглядывала владения месье Тео — большой деревенского типа дом, двор, где цвели ирисы и анютины глазки, ухоженный огород и, наконец, загадочный амбар с маленькими зарешёченными окошками, который так заинтриговал Зидора и Жуана.
Месье Тео повёл девочку во двор и усадил на лавочку, врытую у ограды садика.
— Ну, выкладывай, — жёстко приказал он, — и не вздумай морочить мне голову. Увижу, что врёшь, — пожалеешь, что пришла…
Марион рассказала всё с самого начала с мельчайшими подробностями, в которых и заключалось очарование игры для этих жадных до всего таинственного ребятишек.
Первые же её слова немало смутили месье Тео: оказывается, за ним самим, за его людьми и за слепым вот уже больше месяца постоянно наблюдают какие-то сопляки! Марион всё ещё говорила, когда дверь амбара открылась, и подозрительные постояльцы месье Тео вышли на свет: здоровяк Сакко с прилипшим к губе окурком сигары, двое гавриков, которых несколько раз видел Жуан, краснолицый коротышка в потёртой одежде и тощий долговязый малый в шофёрском комбинезоне табачного цвета.
Все были посвящены в дело — месье Тео знаком подозвал их, и они окружили скамейку и тоже стали слушать. У Сакко сперва дух перехватило при виде Марион, сидящей на лавочке бок о бок с одним из авторитетов улицы Вольных Стрелков.
Он, видимо, был помощником или правой рукой месье Тео; Марион заметила, что он достал из кармана блокнот и принялся что-то поспешно записывать, когда она дошла в своём рассказе до гаража Боллаэра, его хозяина и шофёров. Месье Тео напряжённо слушал, уперев руки в колени и не сводя чёрных глаз с двери амбара; время от времени его кустистые брови ползли вверх. Когда Марион окончила свой рассказ, он с серьёзным видом произнёс:
— Ты оказала нам очень большую услугу. Если бы не ты, слепой мог бы до скончания века нарезать круги по этому городишке, и, скорее всего, мы бы отчаялись и бросили это дело… Можно тебе доверить тайну, не разболтаешь?
— Можно, — сказала Марион, — если только речь не идёт о чём-нибудь преступном. В этом случае оставьте свою тайну при себе. Ввязываться в грязные дела я не собираюсь…
Месье Тео скорчил оскорблённую физиономию. Остальные от души расхохотались. Даже толстый Сакко, похоже, признал девочку за свою.
— Успокойся, детка! — сказал месье Тео. — Во-первых, сейчас я тебя сильно удивлю, расставив всё по местам в твоей истории. Ты и твои друзья — ребята ловкие, что и говорить, но вы исходили из в корне неверной предпосылки. Людоед в этой сказке [8]— не тот, на кого вы думаете. Это не бугай Сакко, не кто-нибудь из этих вот обормотов, а также и не месье Тео, которого вы подозреваете разом и в подготовке некоего преступления, и в шашнях с полицией. И тем более — слышишь, девочка? — тем более это не месье Боллаэр, про которого ты сейчас рассказывала и который, скорее всего, и есть тот, кого мы ищем. Нет, людоед в этой сказке, единственный, настоящий — вот он!
Тут месье Тео резко повернулся и указал на дверь амбара. Марион, затаив дыхание, посмотрела туда: в дверях показалась высокая чёрная фигура. Слепой! Он медленно вышел из дортуара, поправляя свои синие очки. Он двинулся к скамейке, постукивая по земле белой тростью. Нанар, которого он держал на поводке, аккуратно направлял хозяина. Все замолчали. Месье Тео знаком приказал Марион сохранять неподвижность.
Слепой сразу почувствовал присутствие своих товарищей и даже скрытую неприязненность в их молчании.
— Пойду к вокзалу, — глухо проронил он. — Поиграю до обеда в квартале Ферран…
Месье Тео не стал его удерживать.
— Валяй, — благодушно сказал он, — попробуй.
Слепой прошёл к калитке, едва не задев сидящих на лавке. Нанар, натянув поводок, успел на ходу лизнуть протянутую к нему руку Марион. Мужчины молча проводили слепого неодобрительными взглядами. Вот его траурно-чёрный силуэт ярко обрисовался в раме открытой калитки, на солнечном фоне улицы. Потом калитка за ним захлопнулась.
Марион обернулась к месье Тео.
— Людоед? — недоверчиво переспросила она.
— Когда-нибудь я объясню тебе всё, чего ты пока не понимаешь, — ответил тот. — Только обещай, что ничего не скажешь своим дружкам. Кто-нибудь из этих сорванцов может от излишнего рвения всё испортить… Ну, во-первых, ты хоть представляешь, куда попала?
— Кажется, догадываюсь, — сказала Марион, смело глядя в лицо присутствующим.
Те разразились грубым смехом, но без всякой злобы. Марион покраснела.
— Ты сейчас находишься в своего рода приюте, каких не так уж много на свете, — добродушно объяснил месье Тео. — Я предоставляю кров людям, вышедшим из тюрьмы без гроша в кармане. Они у меня живут, я их кормлю, нахожу им какую-никакую работу, чтоб могли честно и достойно вернуться к нормальной жизни. Да-да, вот эти молодчики, которых ты тут видишь, в том числе и большой Сакко, ели хлеб Республики не один год, искупая грехи молодости.
Марион широко раскрытыми глазами по-новому всматривалась в лица подопечных месье Тео.
Её разбирало любопытство — за что же они попали в тюрьму? Большой Сакко стоял прямо перед ней и хмуро глядел исподлобья. Он догадался, какой вопрос вертится на языке у гостьи, и внезапно покраснел до ушей, изрядно развеселив этим своих товарищей. Те были не столь чувствительны и выдержали вопрошающий взгляд Марион, глазом не моргнув.
Месье Тео рассмеялся.
— Ничего, не смущайся, — сказал он девочке. — Можешь исповедовать их всех подряд, если тебя интересует, чем они провинились. Не обольщайся только: ничего увлекательного в их историях нет. Есть тысяча способов совершать дурные поступки и тысяча способов на этом попадаться, но в сущности всё сводится к обыкновенной глупости, потому что разумный человек не станет рисковать свободой ради кошелька.
Марион призадумалась. Все эти люди смотрели на неё так дружелюбно — ей не хотелось нарушать возникшую доверительную атмосферу, заставляя их вспоминать то, чего они стыдились. Она, улыбнувшись, потупилась.
