Не побоявшись прервать месье Жюста в разгар объяснений, Татав отважно поднял руку и с умирающим видом отпросился в туалет. Вернулся он через пять минут и шёпотом сообщил остальным, что слепой удаляется в сторону Главной улицы. В самом деле, аккордеон смолк.
Через некоторое время он снова заиграл, но уже где-то далеко, так что скрип мела по доске почти заглушал его вздохи.
Фернан сохранял спокойствие. Со стороны казалось, что он с головой окунулся в священные тайны гипотенузы. На самом деле он старательно перерисовывал в более крупном масштабе маленькую карту-схему Лювиньи, которую выдавали в подарок покупателям в магазинах Объединённых кооперативов. У него возникла идея, причём идея превосходная. Маленькая карта была очень подробной, и Фернан, до боли в глазах всматриваясь в тончайшие линии, срисовывал всё до последнего тупика, до самых дальних островков жилья, разбросанных уже за пределами Малого Лювиньи. Завершив свой кропотливый труд, он бережно сложил план и спрятал его в нагрудный карман. Этому листку предстояло стать для него не менее драгоценным, чем карта какого-нибудь острова сокровищ.
Когда прозвенел звонок с последнего урока, бешено рванувшая на волю Десятка еле протиснулась в слишком узкую для такой оравы дверь. Долго искать слепого не пришлось. По дороге к командному пункту Марион вдруг остановилась.
— Он вон там, наверняка где-то у автостанции, — сказала она, указывая ребятам туда, куда спускалась улица. — Слышите?
Толкаясь, они поспешили вниз. Там, где Парижская улица пересекалась с Национальной-5, располагалась большая автомобильная стоянка, она же — конечная остановка парижских автобусов. Сменяя друг друга, они с утра до вечера почти без перерыва подъезжали и отъезжали, так что движение здесь было очень оживлённое. Слепой устроился под платаном в конце одной из пешеходных дорожек, разделявших места стоянки автобусов. Нанар послушно сидел рядом с хозяином. В плошке денег было не то чтобы через край, но уж во всяком случае больше, чем на углу улицы Сесиль. Вокруг музыканта, заслушавшись, стояло несколько зевак.
Затесаться в эту немногочисленную публику значило бы привлечь к себе совершенно лишнее внимание. Габи оставил на посту Марион и Фернана, дав им надлежащие инструкции, а сам с остальными ушёл на командный пункт. Оттуда Зидор и Жуан были откомандированы на тот угол Винтовой, где накануне был пост № 2, с которого хорошо просматривался дом 58 на улице Вольных Стрелков. Теперь Габи оставалось только ждать. Каждые десять минут он посылал связного к какому-нибудь из постов, чтобы команда не сидела без дела.
Фернан и Марион облюбовали скамейку на той же дорожке, где расположился слепой — сидели они к нему боком, зато наблюдению не мешали автобусы и автомобили. У обоих при себе были ранцы; они открыли первый попавшийся учебник и, не слишком внимательно читая его, краем глаза поглядывали в конец дорожки. Сыграв очередную вещь, слепой всякий раз делал более или менее продолжительную паузу; он оглаживал косматую башку Нанара и настороженно поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, словно пытался уловить сквозь шумовой фон автостанции какой-то определённый звук.
Не реже чем раз в три минуты с Парижской улицы галопом вылетал связной Бонбон и, обежав вокруг наблюдателей, вновь исчезал, показав им нос.
Около пяти часов вечера Фернан заметил на углу автостоянки скособоченную фигуру Арахиса. Старик с подвешенной на локте корзиной медленно обходил площадь, дребезжащим голосом предлагая свой товар. Он никуда не спешил и, казалось, вовсе не интересовался слепым. Конечным пунктом его маршрута оказалась скамейка, на которой сидели друзья. Старик тяжело опустился на сиденье рядом с ними, громко возмущаясь слишком вялым спросом на его орешки.
— А ведь я их получаю прямо из Сенегала! — сказал он, внезапно оборачиваясь к соседям по скамейке. — Да-да-да! Вот возьмите по штучке, попробуйте…
Фернан с Марион сгрызли по орешку, из вежливости причмокивая с видом восхищённых гурманов. Фернану стоило огромных усилий не отпустить как бы невзначай какое-нибудь замечание относительно личности и игры аккордеониста, чтобы посмотреть на реакцию старика. Но следовало соблюдать осторожность и не говорить ничего, что могло бы насторожить этого невзрачного, однако причастного к тайне субъекта.
В эту самую минуту появился Бонбон — и остолбенел, разинув рот, при виде двух наблюдателей, оживлённо беседующих с проводником слепого. Он развернулся и пулей помчался к скверу.
— Важная новость, — доложил он Габи. — На автостанцию явился Арахис; он сидит на скамейке с Фернаном и Марион…
— Что они делают?
— Болтают все трое и орехи трескают! — сообщил Бонбон с благородным негодованием. — Детский сад какой-то…
— Так чего ж ты ушёл-то оттуда, маленький кретин? — обрушился на него разъярённый Габи. — Ушёл ровно в тот момент, когда что-то могло произойти! Ладно, сиди тут, всем спокойней будет. Вместо тебя пошлю Берту.
Тем временем на дорожке возник ещё один персонаж, хорошо знакомый ребятам. Он остановился в двух шагах от слепого. Это был газетчик Амед е й, длинный, постоянно корчащий рожи парень. Амедей дожидался свежих вечерних газет, рассеянно наблюдая за коловращением автобусов и автомобилей. Фернан поначалу не обратил на него внимания — настолько примелькалась эта фигура. А потом заметил: время от времени Амедей шевелит губами, быстро что-то произнося, и при этом делает вид, что интересуется исключительно движением транспорта. Слепой в ответ всякий раз чуть заметно кивал, не переставая растягивать и сжимать мехи аккордеона.
Вдруг по Национальной-5 лихо подкатил почтовый грузовичок и остановился впритирку к пешеходной дорожке. Тут же, как по сигналу, всё вокруг Фернана и Марион пришло в движение. Арахис, кряхтя, поднялся со скамейки и заковылял по направлению к слепому. Амедей подскочил к дверце, шофёр грузовичка сбросил ему на руки солидную стопку газет и зашептал что-то на ухо. После чего Амедей оглянулся и, увидев Арахиса, который чего-то ждал, остановившись в сторонке, знаком велел ему подойти.
Все трое коротко переговорили, потом грузовичок сорвался с места и укатил. Амедей засунул половину стопки в глубокую сумку, висевшую у него на боку, остальное передал продавщице в газетном киоске и направился в сторону вокзала, громогласно оповещая Парижскую улицу о вечерних газетах. Слепой, должно быть, понимал смысл того, что происходило вокруг него: он уверенно снял с плеча лямку аккордеона ещё прежде, чем Арахис подошёл и тронул его за руку. Не отпуская поводка Нанара, инвалид встал, чтобы в точности повторить вчерашний вечерний маршрут.
Сменившая Бонбона Берта появилась вовремя: слепой и его поводырь осторожно переходили шоссе. Фернан и Марион, встав со скамейки, неспешно собирали ранцы. Фернан издалека подал Берте знак. Она поняла и тут же побежала к Габи с донесением.
Донесений, на радость предводителю, поступило сразу два: одновременно с Бертой прибежал Зидор и принёс сенсационную информацию с улицы Вольных Стрелков.
— Из дома 58 вышли два дядьки и направились к вокзалу, — доложил он. — Бледные такие, тощие, как помоечные коты, костюмчики никудышные, жёваные. Похоже, они не очень хорошо ориентируются в здешних местах. Пошли по Винтовой. Жуан оставил пост и следует за ними. Если окажется, что это пустой номер, через полчаса вернётся сюда.
Вскоре по проспекту Нового квартала прогулочным шагом подошла Марион.
— Слепой играет во дворах и проулках квартала Ферр а н, — сказала она. — Видимо, собирается пробыть там долго. Арахис довёл его до первых домов и отправился на своё обычное место — Рыночную площадь. Я оставила его на скамейке около кафе «Паризьен». По-моему, во всей этой истории его дело маленькое — отводить и приводить слепого.
— Вполне возможно, — сказал Зидор. — А недели через две слепой запомнит дорогу и сможет ходить сам… Может, я пойду сменю Фернана?