— Аэродром… — прошептала мама побелевшими губами, умоляя судьбу, чтобы она не дала погибнуть ее единственному сыну, который еще так мало успел порадоваться жизни.

Тянулись долгие секунды — самые страшные для тех, кто летел в самолете, секунды, которых им никогда еще не доводилось переживать. Катастрофа казалась неминуемой, но опытный пилот не растерялся, не выпустил из рук штурвала, он до последнего старался, пусть и на одной турбине, замедлить падение и плавно опуститься. И это ему удалось! С ревом и грохотом выровнялась огромная серебристая птица, приподняла нос и не упала — приземлилась на большой поляне. Самолет тяжело стукнулся о землю, трясясь, побежал по ней, но не разбился, жизнь пассажиров была спасена.

Вскоре открыли аварийные двери, и пассажиры, едва держась на ногах, выбрались на зеленую травку. В стороне паслось стадо коров.

Ауримас выскочил одним из первых.

— Разве это не аэродром? — воскликнул он разочарованно.

Но луг был таким широким и зеленым, что вскоре мальчик повеселел и уже бегал, гоняясь за синей стрекозой. Вдруг он удивленно остановился: перед ним на траве лежал утенок с поломанными крыльями.

Мальчик склонился над мертвой птицей, и его сердце сжалось от сострадания.

«Наверно, это сделал ястреб, — подумал он. — Хищный, злой ястреб!» Потом, забыв о несчастном утенке, Ауримас снова бегал около самолета. А по небу уже летела другая утиная стая, и путь ей указывала большая и одинокая вечерняя звезда…

Едва переводя дух, кукушка Душка без сил свалилась на высокую черную ель и четырежды коротко прокуковала. Этот сигнал означал, что случилось нечто чрезвычайное и все кукушки немедленно созываются на совет.

Когда все собрались и расселись на ветках, кукушка Душка затараторила:

— Хотите верьте, хотите нет, но то, о чем я сейчас вам расскажу, чистейшая правда! Только что пролетала я мимо старого дома, знаете, того, на опушке леса. Его ставни, как вам известно, всегда закрыты. А тут, смотрю — ставни распахнуты, окна настежь, и за одним из окон… ой, не могу!

— Да не мучай, говори! — не в силах сдержать любопытство потребовали ее подружки-кукушки.

— За одним из открытых окон слышу — ки-ку! Потом еще: ки-ку! Представляете? Не ку-ку, а ки-ку!

— Ки-ку, — хором повторили озадаченные кукушки.

— До чего ж я удивилась, до чего заинтересовалась! Подлетаю к самому окну и жду, может, думаю, снова прокукуют, то есть прокикуют. Жду, жду ни звука. Набралась я храбрости, уселась на подоконник. Заглядываю внутрь: большая комната, и нигде никакой кикующей кукушки, только кто-то все время тихонько и непрерывно тикает, будто далекий дятел клювом долбит: тик-тик, тик-тик, тик-тик… Улавливаете: не тук-тук, как дятел, а тик-тик, тик-тик…

— Тик-тик, тик-тик, — снова повторили хором кукушки.

— Сижу на подоконнике ни жива ни мертва от страха и ломаю себе голову: что бы это могло означать? И вдруг вижу: висит на стене деревянный ящик — скворечник не скворечник, но похож. Только кто же скворечники в комнате вешает?…|И это еще не все! Из этого деревянного ящика свисает… ой, не могу!

— Да говори же ты, говори скорее, не тяни! — Кукушки просто умирают от нетерпения.

— Вот я и говорю: свисает, вижу, из ящика нога не нога, а так — кружок на проволочке и раскачивается туда-сюда, туда-сюда, как сломанная ветка на ветру. Но никакого ветра и в помине-то нет! Соображаете? Ну, разве не страшно?

— Бррр, просто ужас! — вздрогнули от страха подружки-кукушки.

— Вот и я испугалась, но все равно храбро продолжаю сидеть на подоконнике и наблюдать, хотя эта странная качающаяся нога может в любой момент размахнуться и так меня стукнуть, что косточек не соберу. И тиканье не прекращается: тик-тик… Только вдруг… ой, не могу!

— Да рассказывай, рассказывай дальше, не ойкай, — умоляют кукушки.

— Только вдруг в этом деревянном ящике отворяется дверца, раньше я ее не видела, и — хотите верьте, хотите нет! — высовывается оттуда маленькая кукушечка, наша сестренка. Высунулась да как закричит пронзительным голосом: «Ки-ку!» Слышите: не ку-ку, а ки-ку!

— Ки-ку… — снова повторяют хором потрясенные кукушки.

— А ты не сочиняешь? — усомнилась одна из них.

— Пускай меня тогда на этом свете ястреб заклюет, рысь разорвет, уссурийская собака проглотит! — страшной клятвой клялась кукушка Душка.

— А дальше, дальше-то что было? — заторопили ее остальные.

— Так вот, прокричала она опять свое «ки-ку!» и нырнула назад, будто кто ее за хвост дернул. И дверца захлопнулась. У меня от ужаса все перья — дыбом, шевельнуться не могу. А дверца бац — снова распахнулась! И снова высовывается несчастная кукушечка. И снова — ки-ку! И опять кто-то назад ее тащит. Дверца хлоп! Я от страха глазами тоже — хлоп! Гляжу, дверца в третий раз нараспашку! И опять — ки-ку!… Кто-то дернул ее… Хлоп!… И тишина. Только внутри ящика: тик-тик, тик-тик… Словно клювом кто-то постукивает, словно коготком поскребывает. Вы вслушайтесь еще разок: не тук-тук-тук, как дятел, а тик-тик-тик…

— Чудо, да и только, — загомонили кукушки, ничего не понимая.

— А я знаю! — воскликнула самая смышленая из них, кукушка Умнюшка; ей однажды удалось подкинуть яичко в гнездо самого филина. — Я все знаю!

— Ну откуда ты можешь знать? — рассердилась кукушка Душка. — Ведь ты же ничего не видела.

— И все равно знаю, — упрямо твердила Умнюшка. — Некий злодей за точил эту кикующую кукушку в скворечник или, как ты говоришь, в деревянный ящик. Хочет она через дверцу выскочить, но этот одноногий негодяй хватает ее, тащит назад, не выпускает из плена. Вот бедняжка и долбит непрерывно клювиком в стенку, кикует, зовет, просит, чтобы вызволили ее из беды, а никто не является на помощь.

— Да-да, ты права, — затараторили кукушки. — Бедная наша сестричка, как ужасна твоя судьба, как страдаешь ты в когтях злодея!

— Ей необходимо помочь! — закричали все в один голос.

Только одна из них, кукушка Сплюшка, любительница поспать, буркнула:

— Но ведь уже темнеет, нам пора отдыхать.

— О каком отдыхе может идти речь, если наша сестрица страдает в неволе! — возмутились остальные. — Летим туда. Летим скорее!

И под руководством кукушки Душки кукушиная стая замахала крыльями и полетела к старому дому на лесной опушке.

Действительно, окна, как и говорила Душка, были открыты, ставни распахнуты. Кукушки сначала тихонько опустились на крышу, а потом, осмелев, перелетели на широкий подоконник. Заглянули внутрь и прислушались. Комната тонула в полумраке, но висевший на стене ящик с длинной мотающейся ногой был виден хорошо. Оттуда непрерывно раздавалось: тик-тик, тик-тик, тик-тик… Затаив дыхание, ждали кукушки, что последует дальше. И вдруг дверца с треском распахнулась, и из нее высунулась маленькая кукушечка.

— Ки-ку! — прокричала она душераздирающим голосом, но тут же невидимый злодей втащил ее назад в ящик, захлопнул дверцу и по-прежнему продолжал раскачивать ногой.

— Ку-ку, — осторожно позвала кукушка Душка, однако из ящика никто не откликнулся, не выскочил, только все стучал и стучал клювиком или скребся коготком: тик-тик, тик-тик…

Кукушки снялись с подоконника и полетели на опушку для срочного совещания.

— Как она мучается, — шептала, всхлипывая, одна из них, кукушка Простушка.

И у других кукушек глаза были на мокром месте: о таких страшных, окутанных тайной страданиях ни одной из них раньше и слышать не доводилось.

— Бедняжке необходимо помочь, — твердо сказала кукушка Душка. — Надо поскорее освободить ее из когтей страшного злодея. А то, расправившись с ней, он может схватить кого-нибудь из нас и тоже заточить в свой ящик.

— Так-то оно так, — возразила ленивая кукушка Сплюшка, — но давайте сначала вернемся домой и вдоволь поспим. Утро вечера мудренее.

— Как можно спать, если наша сестрица взывает о помощи! — возмутились остальные.

— Ее необходимо спасти, и немедленно!