Начал с меня, комсорга группы, где учились канурики.

У меня в голове робко, как росток, проклюнулась странная мысль: пойти канурикам навстречу, то есть помочь им получить желаемое без воровства. У кануриков цель — деньги. А на что точно?

Я стал расспрашивать Митю о кануриках, и вдруг, как рыбки из взбаламученного пруда, выплыли джинсы Галеева, изобретательство Плюща и джазовая пластинка Догадкина.

— Мы их опередим, — сказал я Перышкину.

— Возьмем под караул? — встрепенулся Митя.

— Да, — сказал я, — а в караул поставим самих кануриков!

Перышкин вытаращил глаза. И на молчаливый вопрос получил молчаливый ответ. «Да», — кивнул я.

Это была не моя идея. Ее, как привой, я взял у Галины Андреевны. Как-то, еще на первом курсе, на нашу группу налетел «комсомольский прожектор». И ахнул, узрев столы, за которыми мы сидели. Почти все они, по древней школьной привычке, были испещрены инициалами, формулами, рожицами. Досталось всем: и мастеру производственного обучения Галине Андреевне, и старосте Оле, и мне как комсоргу.

«Прожектор» ушел, замесив тесто, а нам троим досталось его разделывать. Помню, Оля, пылая гневом, как роза цветом, оправдывалась:

— При чем тут мы, если у них не развито чувство собственности?

Я тогда как-то не вник в смысл сказанного, а Галина Андреевна так и вцепилась в Олю:

— Пожалуйста… Как ты сказала?

Решив, что обмолвилась, Оля утопила глаза в пол и промолчала.

— Нет, нет, — спохватилась Галина Андреевна. — Ты хорошо сказала: «Не развито чувство собственности…» Теоретически, мы все ощущаем себя хозяевами: наша аудитория, наше училище, наша страна, а вот практически… — Она задумалась и вдруг хитро посмотрела на нас: — А что, если мы попробуем это чувство привить?

Нас как магнитом притянуло к Галине Андреевне, и мы в один голос спросили:

— Как… привить?

— Очень просто, — сказала Галина Андреевна. — Назначить всех столоначальниками…

Мы недоуменно переглянулись. Какими-такими столоначальниками? В старину, читали, столоначальниками были чиновники.

— Не доходит? — спросила Галина Андреевна.

— Нет, — признались мы.

Она подошла к доске и нарисовала рамку. Вверху пометила: «Паспорт стола № 2844», а внизу — справа и слева:

Нам понравилось, и мы с Олей, списав текст, пошли в канцелярию печатать на машинке.

Утром нашу группу ждал сюрприз. Вместо преподавателя химии учительский столик занял президиум. Оля — председатель, а я и Галина Андреевна — члены.

— Собрание группы считаю открытым, — сказала Оля. — На повестке дня — выдача паспортов на владение столами…

— Чего? Чего?.. — до ребят не сразу дошел смысл сказанного. — Каких столов?

— Тех, за которыми вы сидите, — сказала Оля.

Это вызвало смех: владеть тем, что им не принадлежит. Да и на что им такое владение? Никуда они и так не денутся, эти столы.

Смех еще не остыл у них на губах, когда Галина Андреевна, встав, спросила, знают ли они, сколько стоит стол.

— Завхоз знает! — подначил кто-то, но его шутка, не вызвав смеха, утонула в молчании. Вопрос Галины Андреевны никому не показался смешным. Но сама она не упустила шутника.

— Завхоз, конечно, знает, — сказала она, — ему по должности положено. А вам по долгу знать надо…

— По долгу чего? — прикинулся простачком шутник.

— По долгу хозяев, — сказала Галина Андреевна. — Или вы только меня и директора считаете хозяевами училища?

— Нет, почему же… — засмеялся шутник, — весь народ… У нас народ — хозяин.

Кто это? А, Семенов! Он как репей. Прицепится — не отцепится, пока его не собьют. А собьют, он не в обиде: «Ваша взяла». И смотришь, опять к кому-нибудь прицепится… Ему никто не рад. Но на этот раз я, кажется, ошибаюсь. Галина Андреевна, по-моему, с удовольствием пикируется с Семеновым. Значит, не бесцельно.

— Что верно, то верно, Семенов, — говорит она, — народ — хозяин. Как пчелиная семья всему улью хозяйка. А в семье этой пчел — видимо-невидимо. И у каждой пчелы для работы — ячейка. Она в нее мед таскает. Вся семья за весь улей в ответе, а она за свою ячейку. Оставит пустой — беда. Из улья как тунеядку турнут. Думаешь, нет?

Семенов, длинный, как вьюн, встает и усмехается:

— А я пчелой не был, не знаю…

«Пчелка!..» — давится от смеха группа, вылупив глаза на нескладную фигуру Семенова. А ему смех, как гусю вода. Он всегда рад вниманию.

— А может, и нет, — задумчиво опровергает себя наша учительница. — Может, и не турнут. Потому что — некого! Пчелы не люди. У них сознания нет. А если в зародыше и есть — не доросло до того, чтобы пчеле жить за чужой счет. Но я не о том. Я о нашем с вами «улье», о нашей аудитории. Мы все здесь хозяева. И все за все в ответе. Но это, увы, одна символическая ответственность. Все за все отвечать не могут. А вот за столы — каждый за свой — могут! Что нам предлагает Оля? Взять столы в собственность. На время ученья. И беречь их, как свое личное имущество…

И вот уже третий год — на наших столах ни пятнышка, ни царапинки.

Но я отвлекся. События развивались так. На другой день утром на училищном «Экране новостей» появился «Приказ штаба военно-спортивной игры «Орленок». А так как все мы, все училище, были участниками игры, то и облепили приказ, как мухи.

Я был членом штаба игры и без чтения знал, что было в приказе. Во-первых, объявление училища на военном положении; во-вторых, учреждение охраняемых объектов; в-третьих, списочный состав караулов под номерами «первый», «второй», «третий» и так далее.

Когда читателей поубавилось, к экрану подошли канурики. Припали к приказу, вникли в смысл и отшатнулись как ошпаренные. Вычитали, догадался я, что назначаются стеречь актовый зал училища. Два дня, меняясь в караулах, отрабатывали мы после занятий «охрану гражданских объектов в условиях, теоретически приближенных к боевым», а на третий день, в субботу, сами стали объектами неожиданного и нелегкого испытания.

За минуту до окончания последнего урока во всех кабинетах и помещениях училища, щелкнув, как соловей, неожиданно включилось радио. И тут же, сразу во всех «скворечниках», висящих поверх классных досок, послышался — не сказать тревожный, но и далеко не будничный — голос училищного диктора.

— Внимание, внимание, — сказал он, — говорит радиоузел училища. После звонка всем оставаться на своих местах. Будет передано важное сообщение. — И выключилось.

Надо ли говорить, что едва мы услышали это, как все косинусы и синусы, кислоты и щелочи, пирамиды и трапеции, пассаты и муссоны, электроны и атомы, суффиксы и префиксы, а вместе с ними способы приготовления опарного и безопарного теста, ассортименты хлеба и булочных изделий, схемы работы установки при бестарном хранении муки и правила эксплуатации оборудования мучного склада моментально вылетели у нас из головы. Мы как на иголках ждали сообщения. И оно последовало тотчас, как прогремела «колотушка» — электрический училищный звонок.

— Всем юнармейцам, — приказало радио, — построиться во дворе училища. Форма одежды — зимняя.

И вот наш батальон, по четверо в ряд, стоит на училищном дворе. На крыльцо вышло начальство: директор Анна Павловна, комсомольский секретарь Зина и незнакомец в шапке-ушанке. Для всех незнакомец, но не для меня. Я уже знал, что это наш новый секретарь райкома комсомола Плотников.

— Смирно! — скомандовали нам, но секретарь махнул рукой, и командир переключил команду «смирно» на «вольно».

Он сошел с крыльца, приблизился к нам.

— Орлята! — Голос секретаря вспорхнул и упал. — Я к вам с бедой…

Прежде чем продолжать, он окинул нас оценивающим взглядом и сказал что-то командиру батальона, моему бравому тезке Леше Твердохлебову.

Леша кивнул, соглашаясь, и велел всем девочкам выйти из строя. Девочки вышли и стали впереди мальчиков. Но и тут не задержались. Команда повела их дальше, остановила возле крыльца и, повернув, поставила лицом к лицу с мальчиками. Увы, без девочек наш батальон выглядел не так внушительно. Он поредел сразу на две трети.