Что тебе ответить, Рома? Все мы немного Эрасты. Все мы живем, мучаемся, страдаем, любим и приносим боль любимым. Жизнь сложна. Кто прав? Эраст или Леонид? Сами мы судить не можем, мы будем Богом судимы.

Но если мы пропустим через себя искреннюю любовь Эраста, для которого Лиза – счастье и источник наслаждений, увидим Лизу, которая всей своей жизнью и ранней кончиной утверждает – нет разных правд, зависящих от обстоятельств, есть одна нравственная норма – норма чистоты и веры, проживем долгую жизнь Леонида, исполненного праведного гнева против обмана и подлости, но так и не познавшего ни настоящей жизни, ни любви, а потому ставшего пустым и холодным, если мы задумаемся «Кто же прав?» и заставим задуматься над этим зрителей, мы выполним свою задачу…

Финальная песня Лизы – сложнейший, ответственнейший кусок. Это ни в коем случае не должно быть красивым пением. Помните, я говорил о теме плакальщиц. Это язык народного плача – у Матери, у Лизы после отъезда Эраста «на войну»:

В финальной песне Лизы – та же тема, но это уже не плач – это бабий вой. Это – как беременной дали сапогом в живот. Никакого исполнительства! Нельзя петь. Хрип, шепот, крик, вопль – диссонанс. Тут не страшно уйти от правильного звучания, брать нарочно не те ноты. Съезжать на полтона то вверх, то вниз. Надо поставить себя на предел всех своих психофизических возможностей. И звук падающего бревна – как завершение воя.

В этом номере – вся сила Лизиного характера. Все вижу насквозь, все принимаю – и иду на смерть! Никого не виню. Всех и все прощаю. Это не бедная, обманутая девушка бросается в воду. Из жизни, сведя с ней счеты, уходит мощная творческая личность. Помните у Маяковского:

Отзвучала первая сентиментальная песенка и оперные дуэты. Мы упивались невинной любовью пастушки, ворожбой первой страстной любви. Мы пережили разлуку любимых и стенания оставленной девушки. Все было мило и подчас вызывало улыбку. «Фарс» кончился. Теперь – одна неприкрытая и неприглядная боль, боль, боль… Страдания и смерть не могут быть красивыми. Это животный крик, раздирающий душу. А потому, Таня, ты кишки должна себе вспороть и выворотить наружу нутряное, чтобы добиться мощного, по-настоящему трагического звучания.

А и сколько в вас, люди, сокрыто зла, Али порча какая на вас нашла? Сам всплакнет, убив, сам вздохнет, украв, А заводит речь и выходит прав…

10 июля 1983 года, накануне сдачи спектакля Дому художественного творчества. Последние прогоны двух составов «Бедной Лизы». Поздней ночью – подведение итогов.

Розовский. Работа проделана. Вы столкнулись с очень сложным жанром, требующим пластичности, музыкальности, интеллекта и хорошего, доброго сердца. Оба состава проявили самостоятельное творчество, и при этом удалось привести вас к одному, определенному решению. Задача наша – сделать в этом сезоне второй спектакль – выполнена. Поздравляю вас с окончанием важного этапа, я бы сказал, непосильной, но оказавшейся вам по силам работы! Поздравляю вас! Будет этот спектакль вами любимый и вами хранимый, будете вы получать огромное наслаждение и муки от этой работы, и воздается вам по заслугам!

Было много в процессе работы амбиций, но всем нам результат оказался дороже. Исходя только из этого – из художественной целесообразности, – нам надо решить, какой состав наиболее готов к завтрашнему показу…

Запись репетиций И. Паперной.

11 июля 1983 года состоялась сдача, она же – премьера спектакля «Бедная Лиза». Этот спектакль в репертуаре театра и сегодня, он уже прошел около трехсот раз. Поменялись некоторые исполнители. В августа 1989 года он был с успехом показан в рамках Эдинбургского фестиваля на сцене Треверз-театра. Получил там премию Фринджа. Среди восьмисот театров, награду получили 8 спектаклей из разных стран. Мы были в этой восьмерке. Играли по-русски и по-английски. А в 1997 году «Бедную Лизу» сыграли на фестивале в Авиньоне – 26 коммерческих спектаклей. По-русски и по-французски. И снова успех. «Бедная Лиза» стала несомненным «хитом» нашего репертуара.

Процесс работы над «Бедной Лизой», зафиксированный в записи репетиций всего лишь одного опуса, может быть, даст читателю представление о сложности и трудоемкости студийного творчества, в котором переплетены этика и эстетика, практика сценического строительства и литературоведение, учеба и результат…

Здесь властвует «вихорь жизни молодой», не мешающий, однако, следованию завета из «Фауста»:

Это, так сказать, одна работа – судите сами… А ведь таких спектаклей было создано в условиях любительства – восемь.

Перечислю их:

«Доктор Чехов», «Бедная Лиза», «Всегда ты будешь», «Красный уголок», «Комната смеха», «905-й год», «Учитесь водить автомобиль заочно» и «История лошади».

К началу пятого сезона мы подошли усталые от напряжения, но воодушевленные тем, что у дверей, ведущих в наш крохотный зальчик в Доме медработников, всегда скапливались зрители, не попавшие сегодня на спектакль.

Однако «черная работа» давалась крайне нелегко, театр делали из ничего люди. Это тесто надо было каждодневно месить. Продвижение на миллиметр пути требовало усилий непостижимых.

В доказательство приведу свое выступление на открытии пятого сезона, ставшего рубежным перед нашим переходом в профессионалы. (Магнитофонная запись дается в сокращении.)

– Друзья! Мы начинаем пятый по счету сезон с надеждой, что в будущем наше дело окажется на новых организационных рельсах, – вся страна наша начинает жить по-студийному: старая, прогнившая догматическая система затрещала, уступая место новому. Общество делает ставку на самодеятельность личности, но требует при этом от каждого профессионализма. С некомпетентностью и дилетантством надо кончать – в сфере театра эта задача решается каждым коллективом по-своему. Мне кажется, мы готовы начать новую творческую жизнь как никто. Накоплен богатый, чрезвычайно убедительный репертуар. Критика нас поддерживает, публика любит. Внешне мы выглядим недурно, но это не значит, что все в порядке.

Искусство делают люди, совсем недавно бывшие далекими от искусства. Придя с улицы, они волей-неволей приносят в «храм» уличные представления о жизни. Иногда это хорошо, чаще плохо, потому что сегодня более, чем всегда, нужна культура нашего общения, коллективная стабильность. Гниль сегодняшняя обязательно проявится если не сегодня, то завтра. В этом смысле наша перестройка будет похожа на перестройку в масштабах страны – та же несовместимость новых дел со старыми конструкциями. Как сохраниться, как уберечь себя от мечтаний и разрушений, как уберечь дело от дисгармонии?

Наши пути разойдутся с каждым, кто, воспользовавшись нашими слабостями и противоречиями роста, будет хитрить, настраивать дирекцию и администрацию «против», писать ей недостойные истинно интеллигентного человека заявления, похожие на доносы.

Сегодня мы уже начали подготовительную работу к новому сезону – исключили отошедших в сторону от нас. Некоторые спрашивают: а не поторопились ли мы? Может, еще потерпеть для пользы дела?.. Нет, мне кажется, здесь необходима хирургия, ибо «театр – дело кровавое»… лучше сегодня избавиться от болезни, чем долго еще жить с ее последствиями… Потери студии неизбежны, мы это тоже должны понимать. Но привыкнуть к этому я не могу… Для меня это всегда самый тяжелый момент нашего сотворчества, построенного на содружестве. Примеры с Кочетковым, Знаменщиковой, Михайловой говорят нам о том же, о чем я уже сказал. О эгоцентрическом нутре, несовместимом со студийными интересами… Разве можно сказать, что эти люди мало играли? Да, понятно, они хотят играть еще больше, но разве количество – это мера таланта?