— Но вы не можете знать точно, что именно ваша встреча толкнула его на попытку суицида, — мягко сказала Чарити.

— Там было достаточно сведений, чтобы толкнуть его на это, — возразил Илиас. — Я скрупулезно изучал его дела и должен был предвидеть все последствия своего последнего шага. Может, я и видел их, но отказывался признаться себе в этом.

— Не будьте так безжалостны к себе, Илиас, — попыталась успокоить его Чарити, прикоснувшись рукой к его плечу, но Илиас отпрянул от нее.

— Черт возьми, — повысил он голос, — я прекрасно понимал, что сознание собственной уязвимости только добавит яду к тому зелью, что варилось в душе Кейворта. Но уверил себя, что это будет лишь одна ничего не значащая капля в этой адской смеси.

— Вы не могли знать, что это подтолкнет его к роковому шагу, — продолжала настаивать Чарити. — Вы и сейчас не знаете этого наверняка.

— Достаточно совсем немного грязи, чтобы уничтожить совершенство чистейшего пруда, — усталым, поникшим голосом ответил ей Илиас.

Чарити не находила нужных слов. Все аргументы, приходившие ей на ум, казались жалкими. Может быть, кто-то другой, с меньшей привычкой к самоанализу и самодисциплине, был бы успокоен ее настойчивыми уверениями в непричастности Илиаса к попытке самоубийства Кейворта. Человеку попроще, вероятно, даже доставил бы удовлетворение такой оборот дела. В конце концов если бы Кейворту удалась попытка суицида, это было бы не более чем справедливое возмездие. Но в том-то и беда, что Илиас не вписывался в обычные рамки. Он был особенный.

Не сумев ничего придумать, Чарити нерешительно коснулась его руки. Каждый мускул, каждое сухожилие, каждая жилка под его кожей были тугими и напряженными, словно сжатые пружины. Илиас даже не пошевелился. Казалось, он не заметил ее пальцы на своей руке.

— Здесь становится прохладно, — зябко передернув плечами, сказала наконец Чарити. — Пойдемте отсюда. Я приготовлю вам чай.

— Я не хочу никакого чая. Ступайте домой, Чарити.

В глухом голосе Илиаса было столько холодной отдаленности, что Чарити невольно отдернула свою руку. Ей с трудом удалось подавить в себе желание вскочить на ноги и убежать из сада. Но Чарити взяла себя в руки.

— Я не собираюсь оставлять вас здесь в одиночестве, — решительно заявила она. — Уже поздно. С моря идет туман, и холодает.

— Я сам позабочусь о себе и не нуждаюсь в вашей помощи, — словно не видя ее решительности, глухо произнес Илиас, — Оставьте меня одного, Чарити. Вам не следовало приходить сюда сегодня вечером.

— Мы соседи, слышите? — взволнованно сказала молодая женщина. — Друзья! Я не могу оставить вас одного в таком состоянии.

— Вы за меня не отвечаете, — буркнул Илиас, и эта фраза вконец переполнила чашу терпения его собеседницы.

— Послушайте, вы, Мистер Жертва Самоконтроля! — возмущенно воскликнула Чарити. — У вас свои моральные принципы, а у меня свои. И мои принципы не позволяют мне оставить вас одного. — Она вскочила на ноги и потянула Илиаса за руку. — Пожалуйста, Илиас, пойдемте отсюда. — В ее голосе снова появились нотки мольбы.

Илиас поднял наконец глаза и взглянул на нее. Его зрачки были темны, как поверхность пруда, и совершенно ничего не выражали. На мгновение Чарити решила, что он снова откажется. Но он вдруг плавным и быстрым движением поднялся на ноги.

Чарити ухватилась за эту небольшую победу и потянула Илиаса к коттеджу. Он не сопротивлялся, но внутреннее напряжение в нем ничуть не уменьшилось. Открыв дверь, Чарити мягко подтолкнула его внутрь. Илиас сделал шаг и остановился. Казалось, он двигался, только пока Чарити вела его, как большая, но безжизненная кукла.

Молодая женщина сбросила туфли и стала на ощупь шарить по стенке.

— Где у тебя выключатель? — спросила она, незаметно для себя снова перейдя на «ты», словно почувствовав свою власть над Илиасом.

Он бесшумно протянул руку и щелкнул выключателем. В углу загорелась лампа, и Отис недовольно забормотал под накидкой, покрывавшей его клетку.

Впервые за весь вечер Чарити смогла ясно разглядеть лицо Илиаса. В первый момент его выражение заставило Чарити пожалеть о своей просьбе включить свет. Некоторые вещи все же лучше оставлять в тени. Но с другой стороны, подумала Чарити, скрытые в темноте, они только кажутся страшнее.

— Пойду поставлю чайник, — тряхнув головой, прервала она гнетущее молчание.

— Думаю, вам лучше уйти, Чарити, — не двигаясь с места, произнес Илиас. — Сегодня я неподходящая компания для вас.

В его голосе явно прозвучало предупреждение, от которого по спине Чарити забегали мурашки. Но она отмахнулась от ощущения надвигающейся опасности и заявила голосом, не допускавшим возражений:

— Я же сказала, что приготовлю тебе чай. Не дав Илиасу раскрыть рта, Чарити проскользнула мимо него и через пустую комнату прошла в маленькую кухонку. Чайник стоял на плите на дальней горелке. Порывшись в шкафу, она обнаружила в жестяной банке и заварку.

Эти немудреные, обыденные действия успокоили Чарити, и она, уже вполне буднично и беспечно, крикнула Илиасу из кухни, наливая воду в чайник:

— Сомневаюсь, удовлетворит ли мой чай твой изысканный вкус, но по крайней мере он будет горячим.

— Чарити!

При звуке его голоса от ее беспечности не осталось и следа. Остановившись на ходу с чайником в руке, Чарити медленно повернула голову и взглянула через плечо на Илиаса.

— Да? — спросила она еле слышно.

Илиас молчал. Он стоял в дверях кухни и смотрел на нее, и этот пристальный, горящий взгляд сковал Чарити своей незащищенностью и откровенностью. Ей показалось, что она проникла в его душу через стену гордости и самодисциплины, которую Илиас так старательно воздвиг. Там, в темноте за этой стеной, притаилось, подобно огромному чудовищному зверю, древнее как мир одиночество.

— Илиас, — мягко сказала она наконец, медленно опуская чайник на плиту и не отрывая глаз от этого ставшего ей дорогим мужчины, — я знаю, ты вправе считать себя сильным человеком, и это, вероятно, так. Но иногда лучше не пытаться бороться с собой в одиночку. Твои формулы о «Пути воды» могут прекрасно работать как философские построения, но человеку иногда бывает нужно больше.

— Тэл Кик Чара — это все, что у меня есть, — просто, но убежденно сказал Илиас.

— Это не так! — с жаром возразила Чарити. Стряхнув оцепенение, она подошла к Илиасу и с отчаянной решимостью обняла его.

Илиас по-прежнему был жестким и неуступчивым. Ни единый мускул не дрогнул на его лице, ни одно движение не было сделано навстречу Чарити. Понимая, что она ввязывается в борьбу с неизвестными ей силами, Чарити еще крепче обхватила Илиаса, прижавшись лицом к его плечу. С чувством отчаяния она пыталась все свое тепло, все свои чувства, в которых сама еще толком не разобралась, отдать ему, чтобы растопить ледяной айсберг в его душе.

Волна крупной дрожи прошла по телу Илиаса, вызвав хриплый, низкий стон. Он обхватил руками голову

Чарити и, глядя ей в глаза сумасшедшим взглядом, прошептал:

— Вам пора идти домой. — Но губы его уже с силой впились в ее рот. В его душе ревел и бесновался зверь одиночества.

На какое-то время Чарити испугалась этого натиска мужского голода, угрожавшего поглотить ее. Воспоминание о своем паническом страхе вернулось к ней на мгновение, но затем все поплыло вокруг Чарити, и она перестала ощущать реальность.

Когда туман перед глазами немного рассеялся, она поняла, что Илиас несет ее на руках к темному проему входа в спальню. Чарити почувствовала, как он осторожно опускает ее на какое-то ложе. «Должно быть, это кушетка», — решила она. Ничто больше не могло быть таким жестким и неудобным. Смутное удивление мелькнуло у нее в голове. Илиас спал на кушетке! Пожалуй, его аскетизм зашел слишком далеко.

Но у Чарити уже не было времени пожаловаться на неудобства. Илиас опустился на нее сверху, и удивление чрезмерной жесткостью его постели мгновенно вылетело из ее головы. Сам Илиас был значительно жестче, чем его кушетка.